История странной любви

– Давай подождем, – говорил он. – В таких делах нельзя торопиться.

– Не поторопишься, тебя обгонят другие. Чем дальше, тем больше денег понадобится. Да и конкуренция вырастет! Это сейчас не так много хороших ресторанов. А лет через двадцать их будет – хоть пруд пруди.

– Хороший ресторан без хорошего повара – ничто. Мои умения только выиграют от времени.

– Боренька, себя, конечно, надо любить, но не стоит увлекаться нарциссизмом. Если здесь не будет хватать отменных шефов, их выпишут из-за границы.

– Смеешься? – Он тогда действительно покатился со смеху. Делать кому-то нечего – приглашать на работу иностранного повара!..

И что же? Снова она попала в десятку. Теперь в каждом втором известном московском заведении шеф – иностранец. Это и модно, и престижно, и оправданно. Варит же в «Ла Винье» пасту итальянец, в конце концов. Японец лепит самые правильные суши, узбек делает самый вкусный плов, а испанец протирает самый насыщенный гаспаччо, и конкурировать с ними сложно. Она была права – и этой своей правотой могла довести до исступления кого угодно.

Вот и Бориса довела. Интересно, жизнь научила ее терпению и сдержанности? Или ее девиз по-прежнему: «Что хочу, то и ворочу». И какого черта, утешая вторую жену, Борис сейчас думает о первой? Может быть, потому, что Маша смотрит на него круглыми глазами, в которых буквально плещется страх, и спрашивает дрожащим голосом:

– Директором? Да какой из меня директор? Ты просто издеваешься, нашел время!

Она вывернулась из его объятий и громко хлопнула дверью ванной. Оттуда послышались шум воды и гул новой порции рыданий.

Вот так вот. Неугодны его предложения.

А первая бы от них не отказалась. Да она бы сама и предложила, сама бы себя директором и назначила. А заодно и бухгалтером, и распорядителем зала. Подумаешь, образование непрофильное! Кого это когда останавливало в достижении цели? И с тарелками, кстати, если понадобилось бы, она побегать не побрезговала бы, да и посуду помыла бы. Корона с головы не упала б. Она и поваром могла бы стать, и барменом, и сомелье. Когда на работу к Борису приходила, все время около ребят вертелась и допытывалась: «А этот коктейль как готовить? А какие пропорции? А чем бургундское отличается от бордо? А что, риоха действительно самое вкусное из испанских? А почему чилийские такие терпкие?» И так далее, и так далее до тех пор, пока Бориса не умоляли открытым текстом:

– Забери свой трактор!

И он забирал. И они шли домой – молодые, счастливые, влюбленные. А дома продолжался спектакль:

– А сколько времени ты лук обжариваешь? А зачем вымачивать имбирь? А гвоздику добавлять до моркови или после?..

И он отвечал. Когда коротко, когда обстоятельно, но всегда очень гордо, чувствуя себя при этом человеком, талант и ум которого по-настоящему восхищают женщину. И при всем при этом он посчитал, что ее недостатки перекрывают достоинства. И что получил взамен? Манюню, которой нет никакого дела до его ресторана, до его проблем, до его души, до его таланта.

– Маш, хватит плакать. Завтра просто поедешь со мной. Возможно, тебя что-то заинтересует. Вдруг ты захочешь сменить сферу деятельности. Пусть даже на время, чтобы отвлечься. Я сделаю так, как ты решишь, ладно?

– Ладно. – Жена кивнула и отстранилась, понуро побрела в спальню.

Борис выкурил в окно еще одну сигарету, долго смотрел в пасмурное осеннее небо, в котором нельзя было увидеть ровным счетом ничего. Но он смотрел, и смотрел внимательным взглядом, с пытливым выражением лица человека, который силится разгадать неразрешимый ребус.

Затем он вымыл посуду, долго маленькими глотками пил воду, бессознательно оттягивая момент, когда все-таки придется переступить порог спальни, и снова что-то говорить, и как-то успокаивать, и трогать, и прикасаться, и врать, врать, врать – прежде всего самому себе.

Боялся он зря. Жена безмятежно спала. Дыхание ее было ровным и тихим, таким спокойным, что было сложно представить, будто недавно эта девушка надрывалась в истерике.

Молодость – недолгое время, которое позволяет душевным мукам, бессонным ночам и тяжелым нагрузкам никак не отражаться на внешности…

Борис осторожно прилег рядом, стараясь не касаться жены, чтобы не потревожить ее спасительного сна. Сам он промучился еще пару часов, пока наконец дрема не одержала победу над всеми его волнениями.

Утром, едва проснувшись, он спросил жену:

– Поедем в ресторан?

Манюня скривилась, отвернулась и проворчала:

– Езжай один. Мне что-то не хочется. – Она укрылась одеялом с головой и так и не встала с постели, пока Борис не ушел из дома.

Он ехал на работу и уговаривал себя: «Человеку плохо. У него депрессия. Он хочет побыть один. Конечно, нужно вытягивать, но, наверное, нужно время. Надо подождать, Боря, просто подождать. Она переболеет, переживет. Конечно, ты хочешь помочь, но возможно ли это сделать против ее воли? Она же спортсменка. Спортсмены – они не любят демонстрировать свои слабости. Может, ей нужен психолог? Надо спросить у Ирки. К ней пол-Москвы в салон ходит. Наверняка и психолог найдется. Хотя нет. Без Манюниного согласия такие вопросы задавать нельзя. Узнает – рассвирепеет. Может, она вообще не желает пока распространяться о своей беде». Эх, если бы Борису в наследство от первой жены достался не только секретный ингредиент пирожных, но и остальные секреты, он бы смог помочь Манюне лучше любого психолога, но всех тайн ему, увы, не доверили.

– Кухня – твое дело, – говорила первая жена. – А все остальное – нет.

– Ты что, Копперфилд? – Борис не терял надежды расколоть этот крепкий орешек. – Даже он, между прочим, раскрывает секреты многих своих фокусов. И никто его, заметь, от этого не считает менее талантливым.

– То фокусы, понимаешь? Либо волшебство, либо ловкость рук, а тут – совсем другое. С травами не каждый договориться сумеет.

– Что за ерунда?! – возмущался Борис. – Строит из себя важную пигалицу, а всего-то студентка пединститута. Тоже мне, великий целитель!

– Это не ерунда! – серьезно отвечала она. – Поговоришь с травой не так, и она вместо радости тебе горе накличет.

– Слушай, ну ты же современный человек, а несешь ахинею. Я же не заговариваю приправы, когда их в тесто добавляю.

– А за тебя это руки делают. И еще – мысли. Ты же хочешь, чтобы еда получалась вкусной, а попросишь другого – другое и получишь.

– Чушь!

– Не веришь – проверь.

И он проверил.

Тем же вечером, смешав все ингредиенты для домашнего пирога в ресторане обычным образом, он, добавляя тот самый, секретный, сказал: «Ну и гадость, должно быть, получится».

Она самая и получилась.

Пирог был скормлен собакам, а Борис лишен премии. Но взамен денег он приобрел кое-что поважнее – доверие к жене. Теперь он не смеялся, когда она принималась пичкать его, простуженного, какими-то отварами странного цвета и запаха. Не сопротивлялся, если она предлагала приложить к потянутой мышце пояс с завернутыми внутрь кореньями. И даже всерьез задумывался: не превратить ли ее знания и умения в прибыльный бизнес?

Однажды даже рискнул предложить ей это, но она, всегда решительная и открытая всему новому, и даже рискованному, восприняла его инициативу в штыки: