История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Недовольство существующим и даже резкое отрицание последнего определяют исключительно минорный, мрачный характер лирики Марешаля, отличающий ее от общего колорита лирики Парни. Марешаль признает в своих фрагментах власть зла над миром, отвергает в них видимую и обманчивую гармонию существующего, глумится над «прекрасной Вселенной», которая на самом деле представляет собой «тюрьму». Он рассказывает о нищих полях, о нелепом земном шаре, о заплаканной земле, которая напоена кровью несчастных людей и животных, об обломках хрупких стен и мертвецах, которыми земля загромождена. Но в чем же усматривает Марешаль причину зла? Следуя в этом отношении за Ж.-Ж. Руссо, Марешаль видит причину в неравенстве людей, причем неравенство представляется ему большей частью как имущественное, социальное.
Показывая ужасный мир, окружающий его лирического героя, Марешаль сопровождает демонстрацию этого мира критикой религии и бога. Он отказывается от дуалистического понимания
Своеобразие лирических фрагментов Марешаля состоит в том, что в них рядом с образом лирического героя, с субъективным видением мира часто возникает образ положительного персонажа. При этом человек в лирике Марешаля не является только оппонентом или предметом обличения (как в медитации, послании или сатире), не является и героической личностью, полубогом, вознесенным над остальными людьми (как в оде). Это обыкновенное существо, не поднимающееся над реальной действительностью, и вместе с тем это мудрец, представляющий самим фактом своего существования и своей деятельностью выход из противоречий ужасного мира, торжество над злом. Положительный герой фрагментов противопоставлен богу. По мысли Марешаля, мудрец значительнее, чем бог. Брут сделал для людей больше, чем все римские боги. Тот, кто выступил на стороне Каласа, заявляет Марешаль, имея в виду Вольтера, но прямо не называя его, более велик, чем бог, ибо последний допустил притеснение невинных, а Вольтер взял их под свою защиту.
Для характеристики мудреца имеет очень большое значение отношение последнего к другим людям, отношение, в котором наиболее отчетливо проявляются этические принципы, свойственные герою Марешаля, которые, так же как его плебейский характер, восходят к Руссо. Доброе, дружеское, благосклонное отношение к другим людям является не менее существенным признаком мудреца, чем его проницательность, интеллектуальность, отрицание бога. Сборник стихов Марешаля недаром озаглавлен «Ad majorem gloriam Virtutis». Поэт видит свою задачу не только в обличении бога и зла, властвующего над миром, но и в воспевании добродетели, которая является для него подлинным богом. Именно ради нее отвергает он божество, принятое религией. Он основывает на добродетели, т. е. на дружественном отношении к другим людям, заботу человека о родителях, жене, детях. Добродетель питает склонность человека к гостеприимству, уважение его к бедности, сочувствие несчастным. Безбожник, по мысли Марешаля, во всем подобен другу добродетели. Это целомудренный любовник, нежный отец и супруг, верный и преданный друг.
Перу Марешаля принадлежит также дидактическая поэма «Французский Лукреций» (1781—1797), излагающая его социально-философские и атеистические взгляды. Талант Марешаля широко проявил себя в годы революции, когда он стал одним из ведущих публицистов, драматургов и поэтов-песенников эпохи.
Если Марешаль нередко прибегал к абстрактным обобщениям, восходившим к классицизму, то у Андре Шенье (1762—1794) мы сталкиваемся с довольно большим описательным материалом: в нем нередко присутствует огромный объективный мир, окружающий поэта. Очень характерен для элегий Шенье не суммарный образ природы, а необыкновенное разнообразие ее проявлений, ее значительная детализация.
Нельзя, однако, не видеть, что миру природы в элегиях А. Шенье все-таки отведено второе по значению место. На первом месте стоит образ лирического героя. Внимание последнего не подчинено объекту, не лимитировано эмпирическим полем зрения, оно рассеивается на огромную совокупность предметов, разбросанных в пространстве, но связанных одним сознанием. Подобно Малербу и Вольтеру, поэт объединяет в одном кругозоре пространственно отделенные друг от друга явления — и долины Нима, и берега Луары и Гаронны, оживленные веселой погодой, и лужайки Арно. В отличие от Парни поэт как бы освобождается от власти ощущений и предметов, их порождающих. Над ним не тяготеет объективное пространство. Он как бы подчиняет себе объективное время, произвольно передвигаясь через огромные расстояния лет.
В то же время лирический герой элегий А. Шенье не замкнут в себе, не представляет себя центром изображенной им действительности, не ограничен кругом близких друзей, не скован, как герой Парни, страстью к возлюбленной. В глубине элегий как бы располагается огромный общественный мир, и на него в конечном счете обращено внимание поэта. Для общественного мира, составляющего глубинный фон элегий, очень существенна его расколотость на две сферы. Первая из них имеет отношение к культуре феодализма и абсолютной монархии, королям и вельможам, битвам и завоеваниям. Вторая сфера связана с жизнью большинства человечества, с мирным трудовым существованием. В руках
у музы, которая вдохновляет поэтов абсолютизма, меч, она увенчана короной, имеет дело с судьбами царства, обращена к толпам народа. Ей свойственны воинственные песни, рассказывающие о людях, с «окровавленными руками», о людях, закованных в железные доспехи, о героях, увенчанных лаврами.Иначе выглядит поэзия, вырастающая из мирной, невоинственной жизни, к которой склоняется сам А. Шенье. Для нее особенно симптоматична сосредоточенность на темах любви, наслаждения, «небрежных» мечтаний; ее отличает по преимуществу «земной» характер, чуждость потустороннему миру, сближающая с поэзией Парни. Но близость к Парни на этом и заканчивается. Поэзия мира и частной жизни, за которую ратует А. Шенье, следующий в этом за Ж.-Ж. Руссо, оказавшим на него большое влияние, резко враждебна всему, связанному со столицей, с королевским двором, с шумными улицами и «быстрыми колесницами». Она недаром именуется поэтом «сельской», чужда цивилизации, близка к природе и пронизана темой труда. Муза «сельской поэзии» соединяет свою песню с песней пахаря, поет про новый урожай, следует за жнецами, вяжет снопы, уходит в холмы к сборщикам винограда, собирает вместе с ними его гроздья. В образах библейских персонажей, о которых не раз заходит речь в элегиях А. Шенье, поэт более всего ценит их близость к первобытным временам, к обычаям трудящегося и бедного люда — хлебопашцам, виноградарям, пастухам. Ему хотелось бы жить на земле, которая будет принадлежать ему, а не землевладельцу-феодалу.
Очень любопытно, что А. Шенье постоянно подчеркивает: сельская, трудовая жизнь, являющаяся его идеалом, существует в современности, это не плод его фантазии. Лирический герой А. Шенье вместе с тем все-таки только мечтает о лучшем, более достойном человека состоянии. Это связано с тем, что идеальное состояние находится за пределами жизненного круга лирического героя, сам же он оказывается как бы в плену у столичного, придворного, феодального мира. Отсюда — минорные, меланхолические мотивы в поэзии А. Шенье. Но они не являются безраздельно доминирующими. Оптимистический тон лирики поэта сказывается прежде всего в той роли, которую он отводит себе как поэту-творцу, «пророку ясных дней». Жанр элегии, полагает А. Шенье, не должен чуждаться смеха, хотя и смешанного со слезами. Любопытно, что у поэта не обнаружишь описаний осенней природы. И хотя в элегиях можно встретить упоминания мрачной зимы, воющего ветра, дней, омраченных слезами, враждебной судьбы, которая преследует и огорчает поэта, жизнь в его представлении не сводится к горестям. Поэт постоянно отмечает в развитии жизни восходящее движение, момент смены мрака светом, рабства — свободой, зимы — весной. Поэт рассказывает, как река, стиснутая в своем движении утесами, вырывается в конце концов из-под их власти на простор цветущих лугов. Поэзия связана с весенним пробуждением природы. Муза поэта возрождается весной вместе с возвращением птиц, с веселым рокотом лесов, с освобождением реки от сковавших ее льдов.
Для лирики А. Шенье очень важен переход от интеллектуалистического, абстрагирующего метода изображения душевной жизни, который господствовал в лирике классицизма, к аспекту психологическому. Не примыкая полностью к поэзии образов, основанных на восприятии, А. Шенье не довольствуется и поэзией образов, вырастающих из размышления. У его героя появляется биография, прошлое и будущее, сфера воспоминания и сфера мечтаний, которые делают внутренний мир героя отличным от внутреннего мира других людей. Не исключая из поэзии интеллектуальный план, по-новому раскрывающий закономерности объективного мира, поэт дополняет этот план изображением душевной жизни, переживаний, чувствований, воспоминаний, гипотез. Изображение действительности, преломленной сквозь призму воспоминаний, играло существенную роль в элегиях Парни. Но воспоминание возникало при этом у его героя лишь как следствие измены возлюбленной. Если бы возлюбленная оставалась верной герою, он никогда бы не вспоминал о прошедших днях, когда она еще любила его, довольствовался бы радостями настоящего. Для А. Шенье воспоминания становятся как бы универсальной и самостоятельной категорией. Преобладающую роль играет в элегиях не размышление о существующей реальности и не описание видимого, непосредственно данного, а переживания героя, обращенные в прошлое.
Столь же большое значение имеют в элегиях мечты лирического героя о будущем, т. е. о мире, еще не существующем в реальности. И здесь решающим оказывается опять-таки не восприятие действительности, а воображение, устремленное в грядущее. Герой мечтает о том, как он будет в старости принимать у себя друзей, угощать их на траве, в тени платана. Он представляет себе, как в годы, когда он утратит способность влюбляться, будет заниматься наукой, разгадывать тайны природы, обнаруживать закономерности в движении солнца и планет. Герой воображает и ближайшее будущее, сообщает о предполагаемом путешествии на Восток, и перед его духовным взором проходят места, которые он собирался посетить, — Марсель, Венеция, Рим, Афины, Смирна, Константинополь.