Итальянец
Шрифт:
— Похоже, эта история никогда не кончится!
— Так вот, синьор, Марко сделал всего несколько шагов и понял, что это светится не фонарь, а окошко. Марко подошел к дому и потихоньку стукнул в дверь, но никто не отозвался.
— Что это был за дом? — резко спросил Скедони.
— Дождь барабанил вовсю, синьор, а бедняга Марко — могу поручиться — все ждал и ждал и только потом постучал опять, потому как терпения у старика хватало на двоих. Вот уж кто мог выслушать до конца любую историю, даже самую длиннющую!
— Мне бы его терпение! — процедил Скедони.
— Когда он
— Старый дурень! С какой стати его так разобрало любопытство? — воскликнул монах.
— Любопытство? Что вы, синьор, он искал пристанища, и больше ничего! Он долго пробирался в потемках, но так ни души и не встретил и наконец набрел на комнату, где в очаге дотлевал огонек. Марко устроился там, чтобы обсушиться и дождаться хозяина.
— Что же, дом был пуст?
— Услышите, синьор. Не пробыл он там и двух минут — за это он ручался, — как тут же в комнате раздался какой-то непонятный шум; но огонь едва мерцал, и, был там кто или нет, Марко не разглядел.
— Что это был за шум?
— Не сбивайте меня, синьор. Не больно этот шум понравился старому Марко, но что было делать! Марко пошевелил угли, думал — они вспыхнут, но нет, в комнате было все так же темно. И вдруг Марко услышал шаги, потом завидел огонек, а вслед за тем явился и человек, и Марко встал, чтобы попросить у него приюта.
— Кто был этот человек?
— …попросить приюта. Марко рассказывал, что хозяин дома при виде его стал белее полотна; оно и понятно, я бы и сам перепугался, если бы в такой поздний час застал в доме незнакомого. Хозяин не очень хотел оставлять гостя на ночь, но спросил, что он здесь делает, и все такое. Буря разгулялась вовсю, и старый Марко решил, что лучше не обращать внимания на пустяки; он показал хозяину корзинку, полную отменной рыбы, и сказал, что поделится с ним, так что хозяин явно смягчился.
— Невероятно! Вот болван!
— Не такой уж болван, синьор; по словам Марко, на вид он был голодный-преголодный.
— Это что? Свидетельство его ума? — раздраженно сказал исповедник.
— Так я никогда не закончу, синьор. Ясное дело — го-лодный-преголодный, потому что он тут же подбросил в очаг дров, чтобы поскорее приготовить рыбу. А тем временем сердце старого Марко — он сам так говорил — подсказало ему беду: не этот ли человек встретился ему на берегу? Марко разглядывал хозяина так пристально, что тот сердито спросил, с чего это он так на него уставился, но Марко поостерегся сказать правду. Пока хозяин готовил рыбу, Марко сумел все же разглядеть его получше, а каждый раз, когда хозяин оглядывался — а так случалось частенько, — старику казалось, что он и есть тот самый человек с берега.
— А хотя бы и так, что с того? — вставил Скедони.
— Когда же старик углядел в углу мешок, то сомнений у него не осталось никаких. Сердце у него ушло в пятки; он желал только одного: убраться оттуда подобру-поздорову, и решил про себя улизнуть при первой же возможности, не дав хозяину угадать свои мысли. И Марко понял теперь, почему хозяин так часто оглядывался: не для того, чтобы проверить, не прокрался ли
в дом вместе с Марко кто-нибудь еще, нет — хозяину нужно было знать, что его добро в безопасности.— Похоже на то, — заметил Скедони.
— Да, попал-таки старый Марко из огня да в полымя. Пока жарилась рыба, старик места себе не находил, но что ему было делать?
— Просто встать да идти себе куда глаза глядят. Я вскоре и сам так сделаю, если твоя история не кончится.
— Да нет же, синьор, послушайте, в чем дело: так бы он и поступил, если бы думал, что тот даст ему уйти, но…
— Так вот, этот человек был Спалатро, а жилище его — тот самый дом на берегу, о котором ты говорил раньше.
— Ловко же вы угадали, синьор, хотя, сказать по правде, я уже с полчаса жду, что вы догадаетесь.
Многозначительный взгляд, который бросил на него крестьянин, не понравился Скедони, но он все же велел ему продолжать.
— Первое время, синьор, Спалатро все помалкивал, но постепенно приходил в себя и, пока жарилась рыба, стал весьма разговорчив.
Тут Скедони взволнованно встал и принялся шагать по комнате.
— Бедняга Марко подумал, что он, быть может, не так уж и опасен, а тем временем в окна барабанил дождь, и старику совсем расхотелось вставать с места. И вот Спалатро вышел из комнаты за тарелкой для рыбы…
— Вышел из комнаты? — Скедони встал как вкопанный.
— Да, синьор, но, не будь дурак, свет унес с собой. Однако же старик, которого разбирало любопытство…
— Чего-чего, а любопытства ему, вижу, не занимать! — бросил Скедони, вновь принимаясь расхаживать по комнате.
— Нет, синьор, об этом я еще ничего не сказал, до сих пор он это любопытство не обнаружил, — так вот, Марко так и подмывало доведаться, что же там в мешке и стоит ли здесь оставаться; меж тем случай выдался удобный, очаг горел ярко, вот старик и подумал, что теперь самое время посмотреть. Марко подошел к мешку и попытался его поднять, но не смог: он был чересчур тяжелый, хотя и не набит под завязку.
Скедони вновь остановился, на сей раз прямо против крестьянина.
— Но чуть-чуть Марко все же его приподнял, а потом поневоле выронил из рук, и так тяжело он свалился на пол, что стало ясно — тут не простая добыча. Тут Марко померещилось, что возвращается Спалатро, — испугался, стало быть, когда стукнул мешок, — и старик юркнул на свое место. Но нет, оказалось, все спокойно, и Марко снова подобрался к мешку… Но, мне сдается, вы не слушаете, синьор, а, как это с вами бывает, задумались о чем-то своем, и я…
— Продолжай, — приказал Скедони, — я тебя слушаю.
— …снова подобрался к мешку. — Проводник возобновил рассказ именно с тех слов, на которых он остановился. — Он ослабил веревки и немного приоткрыл мешок, но представьте себе, синьор, что он пережил, когда рука его коснулась хладного тела и при свете очага он разглядел лицо мертвеца. О, синьор!
Крестьянин, увлекшись рассказом, последовал за Ске-дони в другой конец комнаты и даже схватил монаха за платье, чтобы привлечь его внимание к развязке. Монах, однако, не остановился, а проводник держался шаг в шаг, по-прежнему не отпуская край его одеяния.