Итальянец

В этом городе, размерами превосходившем предыдущий, Скедони с легкостью раздобыл светское платье, чтобы проделать остаток пути переодетым; Эллена также смогла сменить монашеское покрывало на обычную одежду. В прежнем одеянии нужды более не было, но Эллена не забывала, что получила его из рук Оливии, дорогой ее сердцу затворницы, и намеревалась хранить бережно, как святую реликвию.

Неаполь был еще далеко — от него странников отделяло несколько дней пути, если продвигаться с обычной скоростью, — но самый опасный участок дороги был уже пройден. Наутро, перед отъездом, Скедони решился было отпустить проводника, но хозяин гостиницы заверил его, что нужда в провожатом еще не отпала, поскольку впереди лежит местность хотя и открытая, но безлюдная и заброшенная. Нельзя сказать, чтобы Скедони всерьез опасался предательства со стороны своего спутника, а поскольку приключения вчерашнего вечера завершились благополучно, то доверие было восстановлено настолько, что Скедони охотно нанял селянина еще на день. Эллена не склонна была одобрить его решение: когда селянин по указанию монаха заряжал ружье, девушка заметила, что делал он это с явной неохотой, и потому была почти убеждена, что их проводник находится в сговоре с кем-то, кто намерен на них напасть; это подозрение было тем сильнее, что ее мучила мысль о преследовании Спалатро. Она осмелилась поделиться своей тревогой со Скедони, но тот не придал значения ее словам и в ответ напомнил, что, с тех пор как ущелье осталось позади, сомневаться в добрых намерениях проводника нет причины: если бы нападение действительно готовилось, то такого удобного места, как ущелье, грабители бы не упустили. На столь разумный довод Эллена не нашла возражений и не смела стоять на своем. Одушевляемая надеждой, она пустилась в путь.

TOM III

Глава 1

Взгляни: над кручей хмурится руина — Гигантский призрак власти отлетевшей!

По темным, скорбным и безмолвным залам Ступают злодеянья дней былых!

Скедони проявил в тот день большую общительность, нежели накануне. Пока они с Элленой ехали поодаль от проводника, исповедник беседовал с нею на разные темы, ее касавшиеся, ни разу, однако, не упомянув Вивальди. Он снизошел даже до того, что рассказал о своем намерении поместить ее в какой-нибудь монастырь в окрестностях Неаполя, пока не придет пора открыто признать ее своей дочерью. Исповедник, впрочем, опасался, что отыскать подходящее убежище будет нелегко; смущала его и необходимость самолично представить Эллену незнакомцам, любопытство которых подстегивалось их корыстным интересом.

Эти обстоятельства побудили Скедони внимательнее прислушаться к словам Эллены, что ей грустно оставаться по-прежнему вдали от своего дома, в обществе незнакомых людей. Скедони с благосклонностью принял также рассказ Эллены о монастыре Санта-Мария делла Пьета и просьбу поместить ее именно туда. Но, так или иначе, вслух он своего согласия не высказал, и девушке пришлось утешаться тем, что ее покровитель, по крайней мере, не собирается настаивать на своих планах во что бы то ни стало.

Эллена была слишком поглощена мыслями о будущем, чтобы беспокоиться о настоящем, не то возобновились бы ее вчерашние тревоги, ибо путь странников пролегал теперь через одинокие голые пространства и безотрадные долины. Скедони был искренне благодарен хозяину гостиницы за совет держать проводника при себе: дорога то и дело терялась среди вереска, густо покрывавшего пустошь, а глаз напрасно разыскивал на горизонте хоть какое-нибудь человеческое жилье, не говоря уже о деревне. За все утро навстречу странникам не попалось ни единой живой души; Скедони не удалось обнаружить хотя бы хижины, где можно было бы отдохнуть, и им пришлось продолжить путь под палящим полуденным солнцем.

День уже клонился к вечеру, когда проводник обратил внимание путешественников на серые стены какого-то здания, венчавшего возвышенность, к которой они приближались. Разглядеть, что это за сооружение, не было никакой возможности, так как деревья обступали его вплотную; оставалось лишь робко надеяться, что это монастырь, где путников ожидает радушный прием.

Дорога шла в гору; ее высокие заросшие обочины вскоре полностью скрыли из виду загадочные стены, но, миновав поворот, странники заметили, что в конце подъема идет человек, по-видимому, к какому-то жилью, и пришли к выводу, что там, где он скрылся за деревьями, и следует искать замеченное здание.

Через несколько минут путешественники добрались до места, где смогли разглядеть неподалеку, среди покрывавших холм деревьев, обширные развалины. Можно было предположить, что когда-то туг была вилла; судя по ее заброшенному виду, Скедони решил бы, что она необитаема, если бы не заметил, как туда входил человек. Усталый и проголодавшийся, он вознамерился узнать, могут ли здешние жители накормить их; странники спешились у ворот, за которыми виднелся каменный арочный проезд, длинный и широкий; он служил, вероятно, во времена оны парадным входом. Дорогу им преграждали валявшиеся на земле обломки колонн и буйная растительность, укоренившаяся среди них. Это препятствие путники, однако, преодолели с легкостью; заминка произошла далее: проезд тянулся и тянулся, а свет туда проникал только со стороны ворот, если не считать очень узких проемов в стенах, так что скоро путники очутились в темноте. Тут Скедони решился подать голос, чтобы привлечь к себе внимание замеченного ранее незнакомца. Попытка эта оказалась тщетной, но, когда они прошли дальше, в боковой стене обнаружился проход, и там, в глубине, брезжил свет, который помог им добраться до противоположного конца проезда, выходившего прямо во двор виллы. Здесь Скедони в разочаровании остановился, ибо на всем, что их окружало, виднелась печать заброшенности и запустения; теряя последнюю надежду увидеть того, кого они заметили на дороге, он оглядел легкую колоннаду, окружавшую двор с трех сторон, и деревья, которые колыхались с четвертой. Повсюду было пусто, но Эллене казалось, что еще немного — и меж колонн проскользнет тень Спалатро, а когда в обвивавшей мраморные стволы листве прошелестел ветер, она вздрогнула, приняв эти звуки за шаги. Однако в следующее же мгновение Эллена устыдилась собственной боязливости и чрезмерной подозрительности и попыталась совладать со слабостью, вызванной длительным напряжением сил.

Скедони тем временем стоял посреди двора, подобный злому духу этих мест, и обводил остатки былого великолепия внимательным взглядом, надеясь определить, не затаился ли кто-нибудь внутри здания. За колоннадой виднелось несколько дверей, которые вели, очевидно, во внутренние помещения, и Скедони, после краткого раздумья решив продолжать поиски, вошел наугад в одну из них. За отделанным мрамором передним залом обнаружилась анфилада комнат, покинутых, судя по их состоянию, еще в незапамятные времена. От потолочного перекрытия не сохранилось ничего, частично рухнули даже стены — снаружи, под деревьями, громоздились их обломки.

Убедившись, что продвигаться далее и трудно, и бессмысленно, Скедони возвратился во двор, где можно было, по крайней мере, воспользоваться для отдыха гостеприимной сенью карликовых пальм. Усталые путешественники расположились на остатках мраморного фонтана, откуда открывался вид на залитую мягким вечерним светом даль, и подкрепились остатками снеди из котомки проводника.

— Судя по всему, этот дом пострадал не от времени, а от землетрясения, — проговорил Скедони. — Стены обрушились, не успев обветшать; крепкие части здания кое-где лежат в руинах, а сравнительно хрупкие уцелели — это показывает, что грунт подвергся толчкам не всюду. Не знаешь ли ты, любезный приятель, историю этих мест?

— Да, синьор, — отозвался проводник.

— Раз так, то рассказывай.

— В жизни не забуду того землетрясения, синьор, весь Гаргано тогда дрогнул. Мне было лет шестнадцать; помню, сильный толчок случился эдак за час до полуночи. Последние несколько дней жара стояла удушающая, воздух словно застыл и земля то и дело чуть вздрагивала — это многие заметили. Я весь день провел в лесу, рубил с отцом дрова, мы уже порядком уморились, и тут…

— Ты не о доме, а о себе ведешь речь, — прервал проводника Скедони. — Кому принадлежало это место?

— Во время землетрясения здесь кто-нибудь пострадал? — вставила Эллена.

— Здесь жил барон Камбруска.

— Ха! Барон! — повторил Скедони и, по своему обыкновению, впал в задумчивость.

— Окрестный люд этого синьора не жаловал, и поговаривали, что это был суд Божий за…

— Разве то был не Божий суд над страной? — прервал Скедони, вскинув голову, и затем снова погрузился в молчание.

— …Не знаю, не знаю, синьор, но, если рассказать обо всем, что он совершил, у вас волосы встанут дыбом. Однажды в этом самом доме…

— Вечно эти глупцы дивятся поступкам тех, кто выше их разумения, — раздраженно молвил Скедони. — А где барон сейчас?

— Не скажу, синьор, но, скорее всего, там, где ему и надлежит; с ночи землетрясения о нем не было ни слуху ни духу, — видно, погиб под развалинами; все так считают.

— А кроме него, никто не пострадал? — повторила Эллена.

— Сию минуту расскажу, синьора, — ответил крестьянин. — Наслышан я немало, ведь тогда здесь служил один наш родич, так что отец мне обо всем этом частенько рассказывал, да и про обычаи покойного хозяина тоже. Тряхнуло ближе к полуночи — вся семья уже успела поужинать и, ни о чем худом не думая, лечь спать. Так вот, комната барона была в башне, в старой части дома; народ, бывало, удивлялся, с чего бы он ее выбрал, когда на новой половине так много прекрасных комнат! Ну да так уж ему вздумалось.

— Поторапливайся с едой, — проговорил Скедони, встрепенувшись. — Солнце садится, а путь неблизкий.

— С вашего разрешения, синьор, я сейчас доем, а заодно и дорасскажу.

Скедони не обратил внимания на слова проводника, и тот, не встретив возражений, продолжил рассказ:

— Случилось так, что спальня барона была в старой башне. Соблаговолите взглянуть вон туда, синьора, и вы увидите, что от нее осталось.

Эллена бросила взгляд в указанном направлении и по ту сторону арки, через которую путешественники проникли во двор, обнаружила остатки разрушенной башни.