Итальянский след

– Набережная?! Нами будет любоваться весь этот славный городишко! – И Халандовский, отпустив наконец Сысцова, снова наполнил свой стакан, выпил его до дна, поставил на стол и торжествующе оглянулся на робко столпившихся вокруг зрителей: каков, мол, я!

А дальше произошло то, чего он никак не ожидал, – раздались жиденькие, слабенькие, но довольно дружные аплодисменты. Тогда Халандовский снова наполнил свой стакан и, встав, поднес его первому же старикашке, который неосторожно подошел к столику ближе других. От неожиданности старичок взял стакан и, беспомощно оглянувшись по сторонам, поднес его к губам.

– Пей до дна, пей до дна, пей до дна! – зачастил Халандовский, жестами показывая, чего именно он хочет. Итальянец понял, и что-то шалое, что-то живое, давно забытое сверкнуло в его угасающем взоре, он кивнул, давая понять Халандовскому, что понял, понял. И выпил, выпил кьянти до дна. Халандовский, подхватив со стола салфетку, промокнул ему губы и похлопал по сухонькой стариковской спине своей мощной, широкой ладонью.

Пафнутьев уже давно заметил Андрея – тот прошел несколько раз мимо, но не останавливался и, только встретившись с Пафнутьевым взглядом, дал понять, что надо переговорить. Пафнутьев незаметно кивнул: понял, мол, но пока не могу, идет, как видишь, братание, которое так просто не прервешь, да и грех прерывать братание-то. Андрей тоже кивнул: понимаю, дескать, не тороплю.

Переговорить удалось через час, когда кончились все три оплетенные бутылки кьянти, когда вдруг неожиданно, словно вспомнив о чем-то, заторопился и исчез в средиземноморских сумерках Сысцов.

– Какой все-таки приятный человек этот Ваня! – воскликнул Халандовский, проводив Сысцова взглядом. – Напрасно ты его обижаешь, Паша, ох напрасно!

– Больше не буду.

– Ну, почему же так сразу? Если надо, значит, надо!

– Хорошо, – кивнул Пафнутьев. – Пойдем, Аркаша, где-то здесь нас ждет Андрей.

Андрея они нашли на затемненной скамейке. Свет фонарей сюда не достигал, людей тоже было немного, все невольно стремились на места освещенные, многолюдные.

– Прекрасная погода, не правда ли? – спросил Андрей, когда по обе стороны от него сели Пафнутьев и Халандовский.

– Отличная! – подхватил Халандовский, на которого кьянти подействовало почему-то гораздо сильнее, чем на Пафнутьева. Может быть, потому, что пил стаканами, каждый раз глухо постанывая от наслаждения. «Послевкусие, какое послевкусие! – мычал Халандовский, снова и снова наполняя стаканы. – Когда с одной стороны Средиземное море, с другой – прекрасный городок Аласио, а по обе стороны друзья, надежные и проверенные…»

– Меня поселили рядом с номером Пияшева, – сказал Андрей. – А гостиница старая.

– Значит, слышимость хорошая, – добавил Пафнутьев.

– Совершенно верно. Едва Пияшев вошел в номер, к нему явился Сысцов. Похоже, он тоже поселился в этой гостинице и с самого начала знал, в каком номере окажется Пияшев. Я думаю, что он постоянно живет в этом номере. Все-таки окна на море, вид на набережную…

– А у меня на гараж, – вставил Халандовский.

– А у меня на кухонный двор, – пожаловался Пафнутьев.

– Значит, не заслужили, – без улыбки сказал Андрей. – Заслужите, тоже будете жить в номерах с видом на восход солнца.

– Так что Сысцов?

– Кричал. Ругался. Матерился.

– А Пияшев?

– Молчал. Но знаете, Павел Николаевич, молчал он как-то по-особенному. Так молчит человек, который владеет чем-то… Предметом спора, скажем.

– Другими словами, Сысцов в руках у этого гомика Пияшева?

– Я тоже так подумал. Чем-то он его держит. И хорошо так держит за одно место. Слова прозвучали… Я не все разобрал, но смысл сводился к тому, что Сысцов прилетел только для того, чтобы встретиться с Пияшевым. И еще… Я вышел на балкон, а у них дверь была приоткрыта, поэтому многие слова были вполне различимы… Пияшев уверен, что ночных грабителей… Павел Николаевич, вы знаете, о каких грабителях я говорю?

– Знаю.

– Так вот, Пияшев уверен, что их подослал Сысцов. Он несколько раз ему повторил… Сначала, говорит, верните восемьдесят тысяч, а потом мы продолжим разговор.

– А тот?

– А тот в мат.

– Где Шаланда? – спросил Пафнутьев.

– Прогуливается со своей благоверной.

– Он нас видел?

– Видел, но подойти не посмел. Отыгрывает версию.

– Как ты оказался рядом с Пияшевым?

– Видимо, решили, что так наиболее безопасно. Девочки что-то знают, вы, Павел Николаевич, вообще… А я… Кто я? Какой-то пацан непонятно как приблудился к этой странной компании. Гостиница большая, но номеров, пригодных к проживанию, не так много. Они не могут каждого окружить пустыми номерами.

– Странная гостиница какая-то, – пробормотал Халандовский.

– Ничего странного, – заметил Пафнутьев. – То ли она продается и никак не продастся, то ли замерла в ожидании ремонта, то ли кому-то в наследство досталась, а у нового хозяина нет денег на ремонт. И тут появляется клиент, который говорит – меня все это устраивает. Вполне возможно, что цена за проживание в ней гораздо ниже, чем в соседних гостиницах. Мы с Аркашей были у них на кухне… Эту кухню наверняка несколько лет не запускали. Но меня они напрасно запихнули в номер с окном на мусорные ящики. Напра-а-а-сно, – протянул Пафнутьев не то обиженно, не то угрожающе.

– У Пияшева и Сысцова номера с видом на море, – сказал Андрей.

– Пусть полюбуются, – заметил Халандовский. – Но чем этот гомик может взять могущественного Сысцова?

– Есть мыслишка, – негромко сказал Пафнутьев.

– Поделись?

– Не могу. Не уверен. Больно фантастично. Чуть попозже.

– Паша, скажи, а как тебе понравился местный напиток кьянти?

– Вполне пристойное вино.

– Знаешь, а я ведь жажды своей неутолимой… не утолил.

– Я тоже. – Пафнутьев поднялся. – Нас там уже знают, поддельного не подсунут.

– Как знать, Паша, как знать, – наставительно проговорил Халандовский. – Меня, например, в моем магазине высокие гости никогда не смущали.

– И ты им подсовываешь всякую дрянь?!

– Остановись, Паша! Как ты можешь произносить подобное?! Я отовариваюсь только в своем магазине. У тебя есть замечания, нарекания, жалобы?

– Только благодарности. Андрей, мы уходим, встретимся в гостинице.

– Пока, Павел Николаевич.

– Нет, Паша, – протянул Халандовский, – ты на меня бочку не кати, я не заслужил. Кстати, о какой тайной мыслишке ты говорил недавно?

– Какие мысли, Аркаша! – безнадежно проговорил Пафнутьев. – Их и мыслями-то назвать язык не поворачивается. Одни подозрения. Разве можно подозрения назвать мыслями?

– Можно, – твердо сказал Халандовский. – Если подозреваешь человека плохого, но убедительно, достоверно, с неоспоримыми юридическими доказательствами… Такое подозрение вполне сойдет за мысль.

Пафнутьев пропустил группу женщин, похоже, попутчиц, хотя в неверном свете набережной узнать их сразу было трудно, да и изменились они после автобуса, приобрели вид не просто соблазнительный, а даже товарный.