Иван Федоров
Шрифт:
Непременно позовет!
ГЛАВА VI
Минул год, другой… Пользуясь воцарившимся в Польше междуцарствием, русские войска успешно воевали отошедшие к Литве ливонские города и крепости.
Снова пал Пернов, сдались Гельмет, Эрмес, Руев, Курпель, Гапсаль… События заставили польских магнатов и шляхту поторопиться. Партия Яна Замойского одержала победу. В 1576 году она договорилась с литовцами, и ее ставленник Стефан Баторий короновался в Кракове,
Иван Федоров взволнованно слушал толки.
Он все еще сидел в Дерманском монастыре, все еще ждал, когда сможет начать работать над Библией, но терпение печатника иссякало.
Правда, поздней осенью и зимой он был предоставлен самому себе, мог читать и резать заставки к будущей книге, иногда отлучаться во Львов и в Краков, навещать друзей, но с весны до поздней осени, пока не убрали урожай, было не до книг и не до заставок.
Земли монастыря граничили с землями того самого села Спасова, которое когда-то предлагал Ивану Федорову во владение гетман Ходкевич. Только теперь печатник оценил полностью «щедрость» своего первого литовского покровителя. Спасовцы и жители монастырской деревни Кунино жили в непрерывной вражде, начало которой уходило в глубь времен. Теперь уже нельзя было разобрать, на чьей стороне правда. Спасовцы считали своими земли кунинцев, кунинцы своими — земли спасовцев. Каждую весну кто-нибудь запахивал чужие поля, а обиженный по осени норовил первым собрать с этих земель урожай.
Тогда обе стороны кидали боевой клич и, вооруженные чем попало, сходились в кровопролитной схватке.
Дело усугублялось тем, что среди спасовцев большинство составляли католики.
«Славное бы у меня было житье в Спасове!» — не раз думал Иван Федоров, от которого князь Острожский требовал не щадить соседей.
Сам Федоров норовил уклоняться от «походов», но знал, что творится во время битв и даже во время летних «перемирий». Дерманский боярин Наум Гарабурда, атаман Белашевский, служебники самого Федорова Миколай и атаман Иван Шишка часто хвастали своими подвигами.
Да и в суде, куда трижды вызывали Федорова по жалобе спасовцев, он вдоволь наслушался о штыковых ранах, выбитых зубах и глазах, об оторванных пальцах, изувеченных руках и ногах, об угнанном скоте, об отнятых деньгах, даже о сорванных с мужицких плеч кожухах и разорванных бабьих плахтах.
На первом суде в августе 1575 года Иван Федоров узнал, что его служебникам мало было драки за урожай. Напали на Спасово, сожгли два дома, а у беднейших мужиков Ермака и Сидора отняли двадцать грошей, две косы и жалкую клячу.
Федоров признал вину кунинцев и обещал возместить ущерб.
Князь Острожский обрушился на своего справцу. Он корил Федорова за мягкосердечие, рассказывал о прежних злодеяниях соседей и запретил отдавать захваченное.
— Сам в драки не ездишь, и не надо! — с сердцем сказал князь. Но людям не мешай. Они мою волю творят. Проклятое католическое гнездо выжгу и пепел развею.
И верно, в 1576 году по приказу князя дерманцы трижды грабили Спасово, зверски избивая и калеча жителей.
Но если приказывал князь, то на суд все же вызывали Федорова, в бесчинствах обвиняли Федорова, и отрицать на суде явную вину, опустив глаза, приходилось Федорову же.
В конце концов он не выдержал. Объявил князю, что больше
в справцах ходить не может. Если хочет князь, пусть берет его в Острог для печатания книг, а нет — он воротится во Львов.Острожский и сам видел, что печатник для роли управителя монастыря не годится.
Он освободил Федорова от обязанностей справцы и взял в свой замок.
Это было глубокой осенью 1576 года.
Тогда же Иван Федоров послал в далекий Заблудов с первой же оказией письмо Гриню. Он звал его для работы над будущей книгой. К письму были приложены деньги на дорогу.
Врач Мартин Сенник недоумевал и волновался. Зимой он писал в Дерманский монастырь своему талантливому другу Ивану Федорову о том, что получил предложение от ряда немецких купцов, ведущих торговлю книгами, договориться с известным и непревзойденным московским друкарем об издании сочинений Эразма Роттердамского. Через незнакомого посыльного Федоров ответил, что согласен взяться за этот труд и постарается к майской ярмарке в Кракове прибыть к Сеннику на встречу с будущими компаньонами. Согласился Федоров и поделить расходы по приглашению гостей и закупить у немцев на пятьсот злотых бумаги.
Сенник списался с купцами, и те 8 мая приехали в Краков. Федорова не было. Не поступали и деньги от него. Меж тем из вторых рук Мартин Сенник слышал, что Федоров еще перед пасхой отослал во Львов, в руки своих знакомых Власа Замочника и Сеньки-седельника какую-то сумму денег якобы для пересылки в Краков.
Решив, что кто-то хочет присвоить деньги, Мартин Сенник, который был вынужден один принимать немцев и вдобавок не хотел, чтобы расстроилось хорошее начинание, 14 мая спешно написал во Львов Власу Замочнику о дошедших до него слухах.
Мартин Сенник просил незамедлительно переправить ему в Краков шестьсот злотых.
Получив это письмо, Влас Замочник вытаращил глаза. Он и слыхом не слыхал ни о каких немцах, ни о каком Эразме, ни о каких шестистах злотых.
Влас кинулся к Ивану Бильдаге, от Бильдаги — к соседям Федорова. Сенька-седельник подтвердил, что Федоров давал ему пятьдесят злотых для пересылки в Краков, но не Сеннику, а бумажнику Лаврентию. Это была последняя часть друкарского долга. Сенька деньги не переслал еще, опасаясь появившихся в округе татар, но перешлет тотчас же.
— Да провались они, твои пятьдесят злотых! — вскипел потный Влас. Тут о шестистах речь идет! Не получал ты их?
— Ей-богу, не получал!
— И я не получал! Чего же он с меня требует?
— Ты друкарю напиши, — посоветовал Сенька. Но Влас был слишком возбужден.
— Нечего мне писать! — бушевал он. — Я не вор! Я в городской совет пойду, в суд!
Он и в самом деле заявил о письме Сенника в городском совете, а затем вызвал его во Львовский суд.
7 июня львовский городской суд слушал стороны.
Обескураженный тем, что он же предстает в качестве обвиняемого, Мартин Сенник ссылался на приход посыльного от Федорова, на слова поверенного Геллембергов, некоего Власа Герника о том, что Федоров пересылал деньги в Краков.
Влас Герник заявил, что о деньгах он слышал, по ничего Сеннику не сообщал и вообще дел с ним не имел.
Влас Замочник утверждал, что не знал Сенника вообще. То же самое сказал Сенька-седельник.
Документов у Мартина Сенника не имелось. Он прибег к последнему средству: потребовал, чтобы суд вызвал Ивана Федорова.