Иверский свет

что он затмевал их своими достоинствами. Тяжело рас-

сказывать все бесчисленные .клеветы, кляузы и гонения,

тайно и явно воздвигнутые на человека. Человек дрожит

над временем, как скупец над златом, а необходимость

защищать собственную честь заставляет писать объяс-

нение на лукаво и бессовестно выдуманный рапорт или

донос». И далее о доносчике: «Бог с ним! Пусть бичует

меня. Опомнится авось и сам. Конь бьет и задом и пе-

редом, а дело идет своим чередом».

(Предисловие А. Полисадова к «Кругу поучений».

СПб, издание книготорговца И. Л. Тузова. 1885 г.).

Музыка была его отдохновением. И опять в трехголос-

ном древнеславянском песнопении слышалось ему эхо

грузинских древних народных хоров. И, может быть, —

думалось ему,—полифонные «ангелоподобные» хоры до-

неслись к нам не от греков, чье пенье унисонное, а от

грузин, а к тем — от халдов?

В 80-е годы Полисадов покровительствовал исканиям

неугомонного Ивана Лавропа, который изобрел особый

«гармонический звон в колокола», названный им с вы-

зовом «самозвоном», и взял фаната в свою обитель.

И не без влияния Полисадова графская семья Уваровых,

с которой он был близок, увлеклась изучением археоло-

гии Кавказа. По инициативе Уваровой в 90-х годах был

реставрирован храм Свети Цховели.

Неукротимый характер Полисадова сказался и в ре-

шительной перестройке собора.

Да и местоположение его в Муром было не-

случайным. Муром в те времена был духовной целлой

страны. При приближении Наполеона знаменитая Ивер-

ская икона была перевезена в Муромский собор на По-

саде. В память ее пребывания «каждогодно, 10-го сентяб-

ря» происходил крестный ход от собора вокруг всего

города. Иверская стала покровительницей Мурома. По-

сле возвращения в Москву в городе осталась живопис-

ная копия шедевра.

Но откуда взялась сама Иверская? Икона была приве-

зена в 1652 г. в Россию из Иверского монастыря, осно-

ванного братьями Баграгидами — Иоанном и Евсимием

в конце X в. Живопись на ней грузинского письма. Впол-

не понятно, что грузинский заложник был послан слу-

жить грузинской святыне. Ах, эта поэзия архивных спис-

ков, темных мест и откровений... И что бы я мог без по-

мощи моих спутников по поискам — владимирского архео-

графа Н. В. Кондаковой и москвича Б. Н. Хлебникова?

У меня хватает юмора понимать, что по прошествии

четырех поколений грузинская крупица во мне вряд ли

чачительна. Да и вообще, не очень-то симпатичны мне

юбители высчитывать процентное содержание крови.

Однако история эта привела меня к личности необыч-

ной, к человеку во времени. За это я судьбе благодарен.

Мамина родня жила во Владимирской области. К ним

я наезжал на каникулы. Бабушка держала корову. Когда

доила, приговаривала ласковые слова. Ее сморщенные,

как сушеный инжир, щеки лучились лаской. Ее родите-

ли еще были крепостными Милославских. «Надо же!»—

думалось мне. Из хлева, соединенного с домом, было

слышно, как корова вздыхала, перетирала сено, дышала.

Так же дышали, казавшиеся живыми, бревенчатые стены

и остывающая печь, в которой томилась крынка топле-

ного молока, запеченного до коричневой корочки. Зо-

лу заметали гусиным крылом. Сумерки дышали памятью

крестьянского уклада, смешанного со щемящим запахом

провинции. Мне, продукту города, это было уже чужим

и непонятно тянуло. О ставни по-кошачьи терлась сирень.

И вот в старинном доме с вековыми резными став-

нями, так похожими на бабушкины, муромский краевед

Александр Анатольевич Золотарев вдруг извлек из ар-

хива Добрынкина, хранителем которого он является, ру-

кописи, исписанные рукой Андрея Полисадова. Выцвет-

ший почерк его струился слегка женственными изыскан-

ными длинными завитками

Было от чего оцепенеть!

Меня не оставляло ощущение, что в истории все за-

кодировано и предопределено, не только в общих про-

цессах, но и в отдельных особях, судьбах. Открывались

скрытые от сознания связи. Опять было физическое

ощущение себя как капилляра огромного тела, называе-

мого историей. Есть поэтика истории. Есть созвездия

совпадений. Например, летом 1977 года, будучи в Яку-

тии, я написал поэму «Вечное мясо», в сюжете которой

маячил мамонт, откопанный бульдозеристами тем

же летом.

Оказывается, ровно сто лет назад, в июне 1877 года,

в Муроме под фундаментом церкви, построенной

будущими строителями Василия Блаженного, археолог

граф А. С. Уваров раскопал останки мамонта, о чем тог-

да же во «Влад. губернских ведомостях» написал статью

Добрынкин, в архиве которого я найду рукопись моего

предка.

История посылала сигналы. Все взаимосвязывалось.

И связи эти —не книжный наЛет, не кабалистика,

не мистицизм, имя им — жизнь человеческая.

САГА

Ты меня на рассвете разбудишь,

проводить необутая выйдешь.

Ты меня никогда не забудешь.

Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,

я подумаю: «Боже всевышний!

Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу».

Эту воду в мурашках запруды,

это Адмиралтейство и Биржу

я уже никогда не забуду

и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра

безнадежные карие вишни.

Возвращаться — плохая примета.

Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернемся

мы вторично, согласно Гафизу,