Из чего созданы сны

Я налил себе глоток и поднял стакан:

— Чин-чин!

— Чин-чин!

Мы выпили.

— Где ты был? — спросила она.

— В редакции, а потом у одной проститутки и ее сутенера. Я тебе о них как-то рассказывал.

— Твои друзья?

— Мои друзья, — кивнул я. — Из-за той, другой серии.

— Ну и как?

— Отлично.

Пауза. Звучит концерт для фортепьяно.

Потом:

— Вальтер?

— Да?

— У тебя так уютно здесь, наверху!

— Правда? Погоди, я налью тебе еще.

Я взял у нее стакан. Снова повисла тишина, которую нарушали только звуки музыки и позвякивание кусочков льда.

— Спасибо, — сказала Ирина, когда я подал ей стакан, и сделала большой глоток. — Вальтер?

— Да?

— Я тут долго думала, должна ли я тебе говорить. Не могу ли сделать это сама. Но нет, сама не смогу. Я никого не знаю в Германии. А потом, за это же наказывают. Я не хочу в тюрьму.

— О чем, собственно, речь? — спросил я.

— Я ведь тебе сказала, что сбежала из Праги, потому что меня то и дело вызывали в полицию и допрашивали, и что я больше не могла этого вынести, так?

— Да. Ну и что?

— А то, что это неправда. То есть не вся правда. Конечно, они меня допрашивали, снова и снова, но не так ужасно, как я тебе это описала. Из-за этого мне не надо было уезжать. А друзья Яна были арестованы задолго до того, а не перед моим побегом. Дело не в арестах. Меня бы они не арестовали. Они же видели, что я ничего не знаю.

— И почему же ты тогда сбежала?

Она посмотрела на меня долгим взглядом. Теперь звучало одно фортепьяно, без оркестра.

— Потому что я беременна, Вальтер. От Яна. На третьем месяце, — сказала Ирина.

17

После этого она допила свой стакан, я допил свой, и очень долго готовил новую выпивку, а Ирина выключала проигрыватель. Прошло минуты две. Мы не смотрели друг на друга.

Наконец, когда у каждого из нас снова был стакан в руке, и мы выпили, я посмотрел в ее глубокие печальные глаза и спросил:

— Ты хотела найти Яна, чтобы сказать ему, что у вас будет ребенок?

— Естественно. И остаться с ним. И идти за ним на край света. И выйти за него замуж. И родить ребенка. — Она засмеялась.

— Не смейся.

Она оборвала смех:

— Теперь, конечно, все по-другому. Совершенно по-другому. Все. Ты что-то сказал?

— Нет.

— Я думала, ты что-то…

— Ни слова.

— Я не хочу его, — сказала Ирина. — Ни за что. Теперь больше не хочу. Я не хочу ребенка от этого… от Яна. Ты можешь это понять?!

— Да.

— И… и ты мне поможешь?

Я промолчал.

— Ты же все знаешь во Франкфурте. Ты никогда не помогал ни одной девушке?

— Почему же, — сказал я. — Я помог уже трем девушкам.

— Видишь, — воодушевилась Ирина, — значит у тебя есть знакомый врач!

Я молчал.

— Есть у тебя знакомый врач? Пожалуйста!

Я кивнул.

— Хороший?

Я снова кивнул.

— Который согласится сделать это?

— Да.

— И на него можно положиться?

— Абсолютно. Те во Франкфурте, у кого есть деньги и заботы вроде твоих, все идут к нему.

— И… и ты меня к нему отведешь, Вальтер? Сейчас еще можно! Третий месяц! Я совершенно здорова, сердце и все такое. Никакой опасности! Так отведешь?!

— Но в моей статье я не могу об этом написать.

— Значит, отведешь?

— Если ты точно решила и действительно этого хочешь.

Я выпил.

— Я хочу этого, действительно и совершенно точно.

— Ну да, — сказал я.

— Что значит «ну да»?! Это единственно разумное решение. А мы сейчас должны быть разумны, разве нет?

— Да, — ответил я, — разумными мы должны быть. Завтра я свяжусь с этим врачом. Чтобы как можно быстрее получить назначение на прием. Он чертовски занят, этот врач.

Она вдруг заплакала. Без единого звука. Слезы катились по ее лицу и капали на халат.

— Но ведь ты сама этого хотела, — испугался я.

— Я и хочу, — всхлипнула она. — Я плачу только… только от радости и облегчения… и еще потому, что так тебе благодарна, Вальтер, так благодарна… я этого никогда не забуду!

Я снова дал ей свой платок. Она вытерла слезы.

— Ну, теперь все в порядке?

Она кивнула.

— Теперь идем спать?

Она еще раз кивнула.

— Ну так, идем! — Я поднял ее с ковра и взял на руки.

Она тихо вскрикнула. Но я крепко держал ее. Она была удивительно легкой. Когда я нес ее в гостевую, она прижалась своей щекой к моей. Я уложил ее в постель, как маленького ребенка, поставил на тумбочку стакан с водой и положил рядом две таблетки снотворного:

— Прими одну, если все-таки не сможешь заснуть. А потом другую, но сначала — подождать, ладно?

— Мне ни одной не надо. Теперь я буду спать, как сурок. Теперь, когда я знаю, что ты позвонишь врачу. Ты позвонишь ему завтра, точно позвонишь?

— Точно. Но надо будет поосторожнее, тебя ведь охраняет криминальная полиция.

— О Боже!

— Ничего, не страшно. Здесь три выхода и еще один через подвал. Вся эта охрана — глупый фарс. Не бойся. Они не увидят ни как мы будем выходить, ни как вернемся. А теперь спи, наконец!

Я укрыл ее, как укрывают маленьких детей, хотя мне в голову и пришла мысль, что при нынешних обстоятельствах можно бы попытаться и еще раз. Но я не стал пытаться.

— Наклони ко мне голову, — прошептала Ирина.

Я наклонил, и она поцеловала меня в губы.

— Спасибо, Вальтер…

— Прекращай уже.

— Ты тоже идешь спать?

— Да. — Я поднялся с края кровати.

Но спать я не пошел. Уложив Ирину, я забрал из своей спальни бутылку «Чивас» и свой стакан, содовую и лед, и отправился в кабинет. Я поставил все на письменный стол, закрыл дверь, чтобы не мешать Ирине, потом поискал в кожаной сумке нужную мне кассету, нашел ее и вставил в кассетник.

И хоть я долгое время нормально не высыпался, сна не было ни в одном глазу, я чувствовал себя необычайно бодрым. Я снял пиджак, ослабил галстук и закатал рукава. Потом вставил в машинку фирменные листы «Блица», копирку, второй экземпляр и напечатал: