Из дома

Я кончила стирать пыль со шкафа — больше было делать нечего, так просто оставаться и слушать было неудобно, я пошла к себе на кухню.

Дядя Антти в письме просил тетю Айно взять на зиму Арво к себе, чтобы он тоже учился в нашей школе, хотя школьная кухня, где мы все жили, была всего метров десять-двенадцать, и нас уже там жило пять человек. Тетя, конечно, взяла его.

Арво никогда не слушался свою мачеху, а теперь он совсем отбился от дома. Тетя Айно обрадовалась, узнав, что он попадет к учителю-мужчине. «Наконец будет учиться», — говорила она бабушке. Всем нам понравился Георгий Иванович.

Утром я пошла посмотреть классы. Все было чисто и в порядке.

Я подошла к книжному шкафу, он был теперь закрыт на ключик, который хранился у старшей тети. Вошел Иван Георгиевич, поздоровался. Я быстро пошла к себе на кухню, села завтракать.

Старшая тетя дала звонок. Ребята с шумом вбежали в классы. Иван Георгиевич стоял и ждал, пока наступит полная тишина. Потом он поздравил нас с первым мирным учебным годом. Он сказал, что нам очень многому надо научиться — война показала нам наши слабые места. Нам нужна более совершенная техника и образованные люди. Теперь у нас будет больше времени для учебы. Скоро можно будет меньше работать и по хозяйству, и в колхозе — вернутся мужчины. Можно будет получить и среднее и даже высшее образование. Но нам еще долго будет тяжело — многие наши города в развалинах, хозяйства в деревнях запущены. Электричество всюду надо бы провести и дороги построить, как в Европе.

«Наверное, он в Европе был. Многие вернутся из Европы сюда, домой. Те военнопленные в Финляндии… их вернули, но, говорят, военнопленных всех посадили… Те, которые не пленные, вернутся… Им тоже, как и нам, могут показаться дома и здешняя жизнь страшной, а своя семья — нищей… Но мы уедем когда-нибудь»…

Я не слышала, о чем еще говорил Иван Георгиевич, а когда кончились уроки, он попросил принести все книги, какие только у кого найдутся — соберем побольше библиотеку. «Я буду вам после уроков раза два в неделю читать», — сказал он. Потом он вынул из своего портфеля старенькую со стершейся картинкой на обложке книжку и поднял ее высоко:

— Вот для начала я принес эту. Называется она «Маугли», английский писатель Киплинг написал ее, завтра начнем читать.

После уроков я быстро поела и пошла убирать классы, потом собралась пойти за водой, но пришла Валя Дубина и позвала меня за грибами. Мы прошли мимо розовой церкви, возле которой было большое старое кладбище с покосившимися или вовсе упавшими на могилы заржавевшими крестами. Здесь давно были похоронены попы никольской церкви. А больше тут никого не хоронили. Я спросила у Вали про того попа, который повесился, тут ли он похоронен. Она покачала головой и сказала, что наши деревенские не захотели, чтобы его здесь хоронили. Его увезли в Подлески, там большое общее кладбище, где всех хоронят.

В лесу было прохладно. Вечернее солнце, освещавшее темно-зеленые ели, вовсе не грело, а будто и светило-то просто для красоты. Мы решили сразу уйти подальше в глубь леса. Там было тихо, даже птицы будто улетели, грибы почему-то не попадались, мы дошли до болота. Здесь сухо шелестели осиновые листья. Я посмотрела вверх. В оранжевых лучах солнца круглые листья осины казались медной шевелящейся чешуей. Валя крикнула:

— Ну, ты что-нибудь нашла?

— Нет, а ты?

— Я нашла несколько подосиновиков.

Солнце почти зашло. Грибов начало попадаться все больше и больше. У опушки, где было чуть светлее, мы нашли много маленьких белых. Все они были крепкие и чистые и приятно пахли сыростью и настоящим белым грибом. Обратно мы шли по освещенной лунной дорожке мимо потемневшего поля льна. Вдали, как тени, стояли деревня и церковь. Валя сказала, что возле церкви на кладбище видели привидение. Я начала доказывать ей, что привидения не могут появиться возле церкви — на церкви крест и что вообще — это же церковь. Она согласилась, но сказала, что не возле самой церкви, а на краю кладбища. Будто даже попа видели. И объясняли это тем, что будто бы он в церковь все хочет попасть, чтобы грехи замолить. А чтобы я ей поверила, она сказала:

— Спроси у кого хочешь в нашей деревне, каждый тебе скажет: много раз видели.

Когда мы поравнялись с церковью, мне показалось, что в кустах кто-то шевелится, но я не хотела подавать виду, что боюсь, и старалась идти спокойным шагом. Но вдруг что-то хрустнуло, и мы дунули, что было мочи мимо церкви. Дома я, конечно, не могла ничего рассказать про такие дела: меня не только Ройне, но и Арво высмеял бы.

Георгий Иванович посадил меня с Арво за последнюю парту, потому что мы были самыми большими в классе. Арво часто делал невероятные ошибки в русском языке и над ним в классе смеялись. Ему как бы было все равно, какое слово он куда залепит. Раз мы писали сочинение о Ледовом побоище, и там надо было привести слова Александра Невского: «С мечом вы пришли, от меча вы и погибли».

А он вместо слова «меч» написал «мяч». Все долго смеялись… Из всех предметов он любил только математику. А на остальных его клонило ко сну. Часто приходилось его расталкивать, мне было стыдно за него. Но он никогда не обижался, а спрашивал у меня: «Что я опять такого сказал?» — и сам смеялся со всеми вместе.

После школы я с Валей Дубиной отправлялась с косой искать, где бы накосить немного осоки для коровы. То сено, которое заготовили тогда летом, находилось далеко на болоте и привезти его можно будет только когда замерзнет как следует земля. А до этого времени надо корову как-нибудь просодержать. Осенью трава сухая, не такая тяжелая, но ее не найти, всем не хватает сена на зиму, везде все подчищено — и по канавам, и на опушке леса.

Наша финская корова стала давать мало молока. Тетя и бабушка решили зарезать ее на мясо и купить другую, местную, которая была бы больше приспособлена к здешним условиям. Резать корову к нам приехал Симо Элви со своей дочкой Элиной. Вообще, и раньше, когда резали скот, в доме было вроде какого-то странного праздника, хотя у бабушки в этот день было плохое настроение, она и в Виркино обычно уходила из дома, и вообще мне тоже было страшно и жалко корову. Бабушка кормила и доила корову, привыкла к ней, ей было тяжело с ней расстаться. Но тут бабушке некуда было пойти. Она ходила по дому с покрасневшим лицом и была злая. Ничего нельзя было у нее спросить. Она молча готовила все, что надо было для того, чтобы сложить мясо и потроха и все, что получится от коровы.

А я повела Элину в класс, открыла шкаф и показала ей книжки, но она все еще плохо читала по-русски. Тогда я вынула совсем детскую книжку «Доктор Айболит» и начала ей читать. Она жутко переживала за доктора и зверей, когда за ними гнались разбойники.

Вдруг прибежал Арво и заорал:

— Корова вырвалась, бежит по деревне!

Мы выбежали на улицу. Наша корова с окровавленной мордой неслась по деревне, а за ней с веревкой бежали Симо и Ройне. Бабушка крикнула, чтобы мы все вернулись назад. Бабушка ходила, скрестив руки, и все повторяла: «Боже мой, такого еще не бывало, чтобы брались за дело…» — она не договорила. Тетя просила ее замолчать — неизвестно, что там у них произошло.

Пришел Арво и сказал, что обух, которым должны были оглушить корову, ударился о притолоку. Удар получился слабым, и корова проломила ворота. Тетя велела нам уйти обратно в класс. Но читать мы больше не могли. Элина сказала, что они привезли из Финляндии котенка, который так вырос, что стал с собаку величиной, и им его теперь нечем кормить. Отцу пришлось пойти на конюшню, просить для кота отрубить куски павшей лошади. Ее отец засолил коту конины на лето, но соленого мяса их кот не ел пришлось варить коту суп.