Из рода Свирх. Дикарка

Пройдя через анфиладу залов, они свернули на боковую лестницу, ведущую в личные покои Зига. Лестница была такой узкой, что поместиться на ней мог лишь один человек.

— Жемель, я не заблужусь, вы можете пока заняться более важными делами, — с лёгкой насмешкой произнёс Деган.

— Для меня нет ничего важнее, чем сопровождать посетителей на аудиенцию к императору, — парировал Главный дворцовый распорядитель и направился по лестнице первым.

Сверху раздавались звуки скрипки — значит, Зигги предаётся прекрасному.

Поднявшись по лестнице, Жемель замер перед дверью в ожидании, пока император закончит музицировать. Прерывать божественные звуки, рождаемые из-под пальцев Зига, считалось преступлением, за которое можно и на плаху отправиться. Ибо, что может быть важнее музыки? Уж точно не люди.

Деган остановился напротив Жемеля. В узком закутке не замечать друг друга оказалось сложнее, чем на лестнице. Но они справились.

Деган прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Играл Зиг хорошо, и, пожалуй, мог бы выступать в императорском театре, если бы (вот незадача) не был императором.

Деган постарался абстрагироваться от своего отношения к Зигу и насладиться музыкой, которая летела по дворцу — легче ветра и воздуха. В такие мгновения Дегану было жаль, что он не обладает талантом создавать такую красоту. Ему даже пришла в голову совершенно безумная в своей наивности мысль, что если бы они с Зигом хоть раз сыграли на скрипках дуэтом, то смогли бы найти общий язык. Деган усмехнулся и порадовался, что люди пока не научились читать мысли друг друга. Иначе жизнь стала бы совершенно невыносима.

Звуки скрипки смогли.

Жемель выждал ещё некоторое время, после чего открыл дверь и объявил:

— Стэфан Росчер к господину императору Зигмунту II.

Росчер было именем матери Дегана — наложницы отца. Бастардам всегда прибавляли имя матери, чтобы не забывали, кто они есть, и ни на что не рассчитывали.

Зиг стрял у распахнутого окна, прикрыв глаза и прислушиваясь к тому, как в душе затихают отголоски музыки. За окном было сумрачно, и в канделябрах не гасили свечи. На Жемеля и Дегана император не обратил внимания.

Жемель вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Деган бесшумно прошёл к софе и сел, ожидая, пока Зиг выйдет из образа. По опыту он знал, что ожидание может занять время. Мысли Дегана перетекли на встречу с провокатором и его саквояж. Деган поморщился: после просмотра саквояжа, который провокатор «забыл» в дилижансе, его охватил приступ мизантропии. А ещё он подумал, что если читать только такие кляузы день за днём, можно поверить, что в этом мире не осталось света, а балом правят завистничество, злоба и стяжательство.

Саквояж оказался забит клеветническими письмами на соседей, близких и дальних родственников: жён на мужей, мужей на жён и даже детей на родителей. Дегану было противно в них вчитываться, поэтому он просмотрел поверхностно, собрал весь этот мусор в кучу и бросил в камин. Конечно, это тоже был наивный жест: если кого-то распирает от желания написать кляузу, он за первой напишет вторую, потом третью и так далее, пока не будут приняты меры против объекта его ненависти.

Кроме всей этой житейской эпистолярной грязи в саквояже нашёлся презанятный документ: в столбик были выписаны расходы и доходы. Деган его сначала едва не кинул в общую кучу, приняв за личную бухгалтерию провокатора. Но, вчитавшись, понял, что это коды, обозначающие гораздо большие суммы, чем может позволить себе потратить один человек — даже с очень большими запросами к жизни. К слову, среди бумаг была найдена и личная бухгалтерия провокатора, само собой, не такая же впечатляющая, однако Деган убедился, что почерк в обоих документах совпадает. Видимо, в первом провокатор переписал откуда-то числа и зашифровал их. Хотелось бы найти оригинал, но для этого требовалось встретиться с провокатором. А их расставание прошло так стремительно, что Деган сомневался в возможности провокатора приходить на встречи в течение нескольких месяцев...

Император, наконец, ссоблаговолил его заметить.

— Рад тебя видеть, — сказал Зиг. — Извини, если оторвал от важных дел.

— Что может быть важнее интереса императора к моей скромной персоне, — предельно вежливо произнёс Деган.

— Стэф, перестань, — с некоторым раздражением сказал брат. — Твой образ унылого изгнанника порядком надоел. И вообще, я позвал тебя не для ссоры.

Деган хотел сказать, что неважно, для чего именно Зиг его позвал. Ссора у них всегда стоит в программе встречи. Но Зиг перебил его, громко хлопнув в ладоши; пришлось промолчать. В комнату тенью проскользнула полуголая служанка. На ней были только набедренная повязка из жёлтых монет и ещё одна такая же, только на груди. В свете свечей монеты играли огнями и тихонько позвякивали при каждом движении девушки. Длинные цвета палой листвы волосы закрывали её спину и доходили до талии. Император подал ей знак налить вина ему и Дегану.

Наполнив кубки, девушка исчезла так же бесшумно, как и появилась. Зиг сделал приглашающий жест и сам взял свой кубок.

— За что ценю своего императора, так за то, что только у него пью на халяву онгийское десятилетней выдержки, — заметил Деган. — Твоё здоровье.

Зиг улыбнулся, как обожравшийся кот, словно бы говорил: «Тебе не удастся сегодня меня задеть».

Деган улыбнулся в ответ: «Ещё не вечер».

Ему вдруг показалось, что брат пристально смотрит на его руку; Деган невольно тоже её осмотрел. Благодаря чудодейственной мази лекаря Карла, от ожогов не осталось и следа. Тогда какого Зиг уставился на руку? Неужели что-то узнал о событиях в Дироше?

Однако брат уже перевёл взгляд на свой кубок.

«Кому-то пора лечить нервы», — мысленно посмеялся над собой Деган.

Но нервозность не отпускала. Он ни мгновения не жалел, что убил Зойдака — этот подонок должен был ответить за смерть Сангрины, но всё же: никогда прежде Деган не играл против императора Тарганен, никогда прежде не ходил так близко от края пропасти.

Голос брата вырвал его из раздумий.

— Как у тебя дела? Ты давно не появлялся при дворе, — сказал Зиг.

Он развалился на софе напротив Дегана: крупный, лощёный, в шёлковом синем халате и красных тапках с загнутыми носами.

— Разве там что-то изменилось? — лениво спросил Деган.

— Я едва не выдал замуж Паулу.

— Надо же, — Деган изобразил вежливое удивление, ровно такое, чтобы было видно, что оно деланное. — Кто же тот счастливый избранник?

— Старейшина одного замшелого рода.

— Какого именно?

— Свирх. Слышал о таком?

— Это который мы уничтожили с помощью птиц Зиккур? — уточнил Деган.

Брат кивнул.

— Не знал, что от этого рода ещё кто-то остался, — заметил Деган. — И в чём наш интерес отдавать крошку Паулу за старика с шишками в бороде?

Деган знал, что Зиг отметит слово «наш» и ему это понравится. Он не ошибся: брат удовлетворённо улыбнулся. Это означало, что младший перестал кочевряжиться и снова в деле на благо семьи.

— Положим, он ещё не старик, даже чуть младше меня, — ответил Зиг. — А интересом был их лес.

Деган вопросительно поднял брови.

— Пожарище откусывает у нас всё больше плодородной земли, — пояснил брат. — К тому же, у нас нехватка древесины. Этот лес Пожарище не трогает — стоит себе, будто заговорённый.