Из шестнадцати в тринадцать

Оставив за спиной пару теневых клонов, Наруто оказался слева от Микото и, схватив её за руку, рванул по стене вверх. Снять молнию с руки она уже не могла, потому разряд с оглушительным грохотом врезался в потолок.

Наруто отшвырнуло в сторону, бок полоснуло огнём. Ещё через мгновение он напоролся спиной на что-то твёрдое и достаточно острое, в лицо полетели комья земли, из лёгких выбило воздух, заменяя его всё той же землёй. Темнота перед глазами обратилась ослепительно белым светом, и Наруто понял, что его выбросило на поверхность. Откатившись от места падения, парень постарался как можно быстрее прокашляться и продрать глаза.

Когда ему это удалось, и зрачки привыкли к свету, вернулся слух: где-то в стороне велась ожесточённая битва. Микото стояла неподалёку, такая же как он, грязная и ошарашенная. Не теряя времени зря, Наруто отвёл кулак и метнулся к женщине, целясь в лицо. Она отреагировала ожидаемо быстро и уклонилась, потому удар пришелся по маске Анбу. Тонко выточенное дерево разлетелось осколками, открывая лицо не молодой, но красивой женщины. Наруто скользнул взглядом до дорожкам слёз на её щеках и алым, как у Саске, глазам.

– Ну всё, хана котёнку, – простонал Курама, когда его сознание, вместе с Наруто, стало затягивать в гендзюцу.

====== В горах осенних ======

Карандаш с преувеличенно громким стуком упал на вымощенную плиткой дорожку и, подпрыгнув, укатился в траву. Наруто был совершенно уверен, что ещё мгновение назад никакого карандаша у него в руках не было, и над головой ярко светило солнце, а не парковый фонарь.

Мир вокруг всплывал медленно, но вместе с тем чётко и объёмно. Осиротевшей без карандаша ладонью Наруто нащупал доски скамьи и лист бумаги, лежащий на них.

Сильные линии носа и скул. Глаза, вытянувшие всю черноту из грифеля. Растёртый румянец щёк. Чувственным штрихом приоткрытые губы. Угольные пряди, широкими росчерками сливающиеся с ночью.

– Наруто?

Парень вздрогнул и повернулся на голос. Рядом сидела Итачи. Живая, а не бумажная. Живая, а не истерзанная кровавой печатью. Улыбающаяся. Прекрасная. Его.

Такая, какой он помнил её в ночь свидания.

– Ты закончил? Не покажешь мне? – девушка улыбнулась и протянула раскрытую ладонь к рисунку.

Ирреальность происходящего выбивала, вымораживала мозг. Всего секунду назад Наруто кипел в битве, а теперь та, кого он больше всего желал спасти, спокойно сидела рядом и интересовалась своим портретом. Не чувствуя руки, парень протянул лист и стал заторможено наблюдать за реакцией Итачи. Рисунок был хорош, но девушка от чего-то нахмурилась и никак не прокомментировала его.

– Ты любишь стихи? – вдруг сменила она тему. – Я вот очень люблю.

– Нет... Не знаю, никогда не думал об этом, – выдавил из себя Наруто.

– А я люблю. В горах осенних – клен такой прекрасный,

Густа листва ветвей – дороги не найти!..

Где ты блуждаешь там? –

Ищу тебя напрасно:

Мне неизвестны горные пути...

Это был бред. Чистейшей воды бред. Наруто почти физически ощущал ехидный голос Курамы, который говорил, что вся эта ситуация – чушь собачья.

– Тебе странно? – внезапно спросила Итачи и посмотрела на него внимательно, пристально.

– Да… – не стал отпираться Наруто. – Минуту назад я дрался с твоей матерью, чтобы спасти тебя. А вот ты сидишь рядом и читаешь стихи.

– Я люблю стихи, – пожала плечами девушка.

– Да, я знаю…

Бредовость диалога, казалось, достигла своего пика. Наруто был уверен в том, что, скорее всего, находится в иллюзии Микото. Но происходящее резко отличалось от ожиданий: никто не нападал на него, не пытался испугать или причинить боль. Как поступить в такой ситуации – парень не знал. Итачи была спокойна, расслаблена, и совершенно не собиралась умирать.

– Прости, я обманула тебя.

– Обманула? – опешил Наруто.

– Да, – кивнула девушка, глядя в сторону. – Ты, наверное, думаешь, что сейчас находишься под властью Шарингана моей матери, но это не так. Точнее, не совсем так. Я поймала тебя в свою иллюзию, когда поцеловала, и всё, что происходило с тобой после этого – обман.

Здравый смысл голосом Курамы истошно вопил, что их наглейшим образом обманывают и поддаваться нельзя.

– Не веришь? – продолжила Итачи. – Подумай сам! Как у Микото вообще мог оказаться Мангекьё Шаринган? Единственная, кто обладает им, – я. Потому что была там, в твоём мире, когда другой Итачи вырезал клан. Увиденное оставило на моих глазах этот след. Только я одна открываю ту дверь, а вовсе не моя мать.

– Не верю, – спокойно ответил ей Наруто.

– Думай, – пренебрежительно-раздраженно бросила Итачи. – Ты уже не ребёнок! Физический переход из Дубля в Оригинал невозможен. Равно как и наоборот. На это не способны даже Учиха! Все ваши теории были слишком призрачны и безумны, чтобы оказаться верными. Змеи, крушащие Коноху, огромная печать под деревней, Саске в этом мире, – вот, что действительно бред!

– Не верю, – сказал Наруто, но прошлой уверенности в нём уже не было.

– А твой друг вернулся к тебе? В этом теле больше нет чакры, сознанию Девятихвостого просто не за что больше зацепиться. Он не должен был вернуться. И не вернулся.

В голове действительно было пусто. Тихо, оглушительно просторно. Курама не просто молчал, его не было вовсе. Наруто судорожно прокручивал в памяти события последнего времени и, скрепя сердце, подвергал их сомнению. Лис был… обычным Лисом. И вёл себя совершенно типично. Вот только появлялся и исчезал в очень уж в подходящее время. И информация, добытая им, всегда была нужной и удобной.

Слишком гладко, чтобы быть правдой.

Весь их план – одна сплошная догадка и импровизация. Каждое действие – на границе возможностей. Будь поставленная задача хоть каплю сложнее – уже не справиться. Клан, преодолевший смерть и владеющий реальностью, не мог уступить небольшой кучке шиноби, хоть и сильно мотивированных.

– Тогда… Зачем? – вопрос едва дышал, солёным комом застревал в горле Наруто.

– Ради меня самой, – чуть помедлив, ответила Итачи. – Ты сказал, что любишь, но я не знаю, понимаешь ли ты, что это значит. Я должна была убедиться, что могу довериться тебе, что ты сделаешь всё, что я попрошу. В отличие от иллюзии, у меня есть настоящий план.

Все силы Наруто уходили на то, чтобы дышать. Он чувствовал себя беспомощным, преданным, но, вместе с тем, бесконечно счастливым. То, что сделала Итачи, было нечестно, но она, живая и здоровая сидела рядом и совершенно не собиралась жертвовать собой. Парень не мог сопротивляться той надежде, которую она давала ему. Он бы всё отдал за один лишь шанс, что его близким не придётся так страдать, и ситуация разрешится по-другому.