Из тьмы
Шрифт:
Орасте, в отличие от Бембо, не был типичным пылким, возбудимым альгарвейцем. На самом деле большую часть времени он был суров, как ункерлантец. Но теперь он смеялся, смеялся над Бембо. “Он здорово тебя достал, правда”.
“О, заткнись”, - пробормотал Бембо. Он сказал это не очень громко. У Орасте был грозный характер, и Бембо не хотел, чтобы это было направлено на него. Одна из причин, по которой ему нравилось быть констеблем, заключалась в том, что это означало, что он мог доставлять неприятности, не принимая их на себя.
Все это рухнуло во время здешнего фортвежского восстания.
Он и Орасте завернули за угол. Пара фортвежцев кричали друг на друга. Увидев констеблей, они резко замолчали. Бембо издал тихий вздох. У него мог бы быть шанс встряхнуть их, если бы они продолжали ссориться. Орасте тоже вздохнул. Он, вероятно, скорее избил бы их, чем положил взятку в свой поясной кошель, но не стоит учитывать вкус.
Мимо прошел отряд альгарвейских солдат, направлявшихся к Твегену. Один из них указал на Бембо и Орасте и крикнул: “Вы, ублюдки-констебли, думали, вам повезло, что здесь, в Фортвеге, вдали от западного фронта, все в безопасности и уюте. Что ж, теперь ункерлантцы, черт возьми, пришли к тебе, раз у тебя не хватило смелости пойти к ним. ” Его приятели рассмеялись.
Их была дюжина. Поскольку их была дюжина, Бембо ответил шепотом, который мог услышать только Орасте: “Если бы вы, ублюдочные солдаты, не сбежали из Ункерланта, мы сейчас не беспокоились бы о жукерах Свеммеля”.
Его партнер хмыкнул, кивнул и сказал: “Если я когда-нибудь увижу этого конкретного сына шлюхи одного, он пожалеет, что его мать впустила соседку по-быстрому, когда ее муж ушел на работу”.
Бембо захохотал. Пара солдат подозрительно оглянулась. “Ну же, вы, болваны, шевелитесь”, - крикнул капрал, командовавший ими. “Какое нам дело до пары прелюбодействующих констеблей?”
“Хотел бы я прямо сейчас быть прелюбодействующим констеблем”, - сказал Бембо. “Это было бы намного веселее, чем то, что я делаю”.
Орасте рассмеялся меньше, чем, по мнению Бембо, заслуживала шутка. Это заставило Бембо надуться, вместо того чтобы гордо расхаживать, когда они с Орасте отбивали ритм. Многие альгарвейцы развлекли бы его до тех пор, пока он снова не пришел бы в хорошее расположение духа. Орасте, сам по себе угрюмый парень, не заботился - более того, не замечал, - в каком настроении были люди вокруг него.
“Они должны отправить нас всех обратно в Алгарве”, - сказал Бембо через некоторое время, подыскивая что-нибудь новое, на что можно было бы пожаловаться. “Я имею в виду всех нас, констеблей”.
Это заставило Орасте рассмеяться, но не так, как намеревался Бембо. “О, да, тогда солдаты действительно полюбили бы нас”, - сказал он. “Проснись, дурак. Время сна закончилось”.
“Но что хорошего мы здесь делаем?” Требовательно спросил Бембо. Теперь, когда он начал, его жалобы обрели смысл - по крайней мере, для него. “Весь этот жалкий город находится под военной оккупацией
и на военном положении. Тогда на что годятся констебли?”“Для всего, что солдатам не хочется делать”, - ответил Орасте. “Я знаю, что тебя гложет, старина. Ты не сможешь меня обмануть. Ты просто не хочешь быть здесь, когда ублюдки Свеммеля, наконец, соберутся с силами, чтобы наводнить Твеген ”.
“О, и ты веришь?” Парировал Бембо. “Держу пари, что веришь, милая”.
Орасте не ответил на это. Поскольку он не ответил, Бембо заключил, что у него нет ответа. Ответа не было. Ни один альгарвейец в здравом уме - возможно, и не сумасшедший альгарвейец тоже - не хотел находиться в городе, захваченном ункерлантцами. Если бы ты был там тогда, то либо не вышел бы, либо вышел бы пленником. Бембо гадал, что хуже. Он надеялся, что ему не придется выяснять.
Мимо прошла бригада фортвежских рабочих, подгоняемая парой альгарвейцев с палками. “Интересно, сколько среди этих сукиных сынов каунианцев в колдовском обличье”, - сказал Бембо.
“Слишком много”, - ответил Орасте. “Одного было бы слишком много. Чем бы ни обернулась эта вонючая война, мы избавились от целой оравы блондинов. Это стоило того”.
Бембо пожал плечами. До войны он мало думал о каунианцах, так или иначе. Несколько блондинов жили в Трикарико, как некоторые - иногда больше, чем несколько - жили во многих городах на севере Алгарве: напоминания о том, где когда-то простиралась Каунианская империя. Но их забрали, когда война была новой. Бембо предположил, что в этом был смысл. Насколько лояльными были бы блондины в Алгарве, когда король Мезенцио воевал с Елгавой и Валмиерой, обеими каунианскими землями, и с Фортвегом, королевством, где у блондинов было больше, чем их доля денег и власти?
Его собственные представления о каунианцах изменились после начала дерлавайской войны. Он вспомнил это теперь, когда немного подумал об этом. Как они могли не измениться, когда книжные магазины были заполнены романами о распутных белокурых женщинах времен империи и другими отборными произведениями, и когда на каждом заборе и стене появились рекламные плакаты, рассказывающие миру - или, по крайней мере, альгарвейской его части - о том, какой сворой монстров были каунианцы?
Он моргнул. “Ты что-то знаешь?” он сказал Орасте. “Нас заставили ненавидеть блондинов. Это произошло не просто так”.
Плечи его партнера, широкие, как у фортвежца, поднялись и опустились в деловом пожатии, совершенно отличающемся от обычной альгарвейской постановки. “Говори за себя”, - сказал Орасте. Он ткнул большим пальцем себе в грудь. “Что касается меня, то я никогда не нуждался ни в какой помощи”.
Многие альгарвейцы - и, судя по всему, что видел Бембо, еще больше фортвежцев - чувствовали то же самое. “До войны, ” начал Бембо, “ что было...?”
Он не закончил, потому что по всему Эофорвику зазвонили колокола. “Драконы!” Воскликнул Орасте. “Будущие драконы Ункерлантера!” Он огляделся, его глаза были дикими, как и у Бембо. “Итак, где, черт возьми, здесь подвал?”
“Я никого не вижу”. Бембо нисколько не стыдился страха в своем голосе.
Большинство, почти все здания в округе были разрушены, их подвалы, если они у них когда-либо были, погребены под обломками. Он застонал. “Но я вижу драконов”.