Из Вайтрана с любовью

— Может, всё же к целителям? — я всё не унимался; мало ли, вдруг громилы додумались чем-то обмазать своё оружие или просто зачаровать его?

— Ты помнишь, как было с Эйлой, — подбодрила Предвестница. — Давай, просто ототри всю кровь и приложи лечебное зелье.

Мне пришлось подчиниться; я налил чистой воды в серебряную тарелку, взял чистую тряпку и принялся промывать рану, затем стёр всю кровь с кожи. Следом я взял кусок другой тряпки, как следует смочил его заживляющим зельем, приложил к ране и как мог привязал.

— Удобно? — спросил я, завязывая концы бинта.

— Да, вполне, — добро отозвалась Лидия. — Спасибо.

Предвестнице пришлось надевать выпачканную кровью одежду снова; меня тем временем она отправила за Эйлой. Пока что я не стал объяснять, что именно произошло: пусть женщины объяснятся мне вместе.

— Лидия, что… — заметив кровь на одежде подруги, Охотница сначала ахнула, затем злобно вздохнула. — Кто это сделал и зачем?

— Я не знаю, кто они — но, кажется, не местные, — предположила Лидия. — Одного из них мы схватили, связали и заперли в кладовой, так что скажи работницам, чтобы были осторожны. Завтра с утра займёмся им. И, Эйла, он догадался.

На мгновение повисла неловкая тишина, будто Эйла не поняла, о чём идёт речь.

— Вы двое — вервольфы? — переспросил я. — Это вы скрываете?

Охотница сгорбилась на одном из стульев, спрятав лицо в ладонях, однако затем взяла себя в руки.

— Это что-то поменяет в наших отношениях? — с вызовом поинтересовалась она.

Что им ответить, я не знал. Действительно, что это знание поменяет в моих отношениях с этими женщинами? Эленвен этот факт вряд ли будет интересен, однако несколько вопросов у меня всё же есть.

— Вы ведь не превращаетесь в зверя каждое полнолуние. И выглядите… обычно.

Нордки со смехом переглянулись.

— А как мы, по-твоему, должны выглядеть? — ехидно спросила Лидия. — У нас должна быть шерсть по всему телу и неумеренный аппетит, а от нас должно вонять, как от уличной псины?

— Вроде того, — признался я.

— Мы же не свиньи, — парировала Эйла. — А что до нашего превращения… Так скажем, хорошо составленный договор с даэдрическим принцем помогает справляться со многими трудностями.

— Но почему именно Хирсин? — недоумевал я.

— Не знаю, — призналась Охотница. — Кому местные ведьмы поклонялись, с тем, наверное, договор и пришлось заключить. Но меня это вполне устраивает.

— В гробу-то весь день не очень улыбается валяться, — добавила Лидия. — Да и мы же не данмеры, чтобы перед Боэтой, Мефалой или Азурой склониться!

— И не орки, чтобы поклоняться Малакату, — добавила Эйла. — А про остальных я даже говорить не буду.

— Кто ещё… такой? — снова спросил я.

— Никто, — Охотница презрительно фыркнула. — Фаркас и Вилкас отвергли этот дар, потому что Шор оказался им ближе. Мы с Лидией, возможно, последние, кто чтит этот договор. Если, конечно, рано или поздно к нему не присоединишься ты.

Я попятился назад, чуть не споткнувшись о стол.

— Побывал я один раз в шкуре зверя, и больше не хотелось бы, — возразил я. — Чуть меньше трёх лет назад мне пришлось убегать из Вайтрана в Фолкрит. Там по просьбе прошлой управительницы я расследовал одно дело… может быть, вы слышали, как один мужчина убил фермерскую дочку, был посажен в клетку, но затем сбежал, превратившись в оборотня?

Женщины кивнули — об этой истории они явно слышали.

— Этот норд — Синдингом его звали, по-моему — каким-то образом завладел Кольцом Хирсина, однако ваш принц проклял кольцо, и в результате Синдинг превращался не каждое полнолуние, как раньше, а каждую ночь. Он утверждал, что кольцо сделало его злее, лишало его разума, и он якобы вовсе не хотел убивать ту девочку.

— Почему «якобы»? Те, кто заразился случайно, действительно не ведают, что творят, пока в волчьей шкуре находятся, — заступилась за покойного собрата Эйла. — А иногда и вовсе перестают отделять себя от зверя и дичают.

— Дело в том, что он, будучи в шкуре зверя, всё прекрасно соображал. Сначала его рассказ был запутанным, противоречил сам себе. А под самый конец, когда мы встретились с ним, он решил поговорить со мной, вызвать сочувствие к себе. Он понимал, что пришёл именно я, а не какой-нибудь охотник.

— Ладно, это уже неважно, — отмахнулась Охотница. — Синдинг в любом случае проиграл.

— Он заставил меня взять проклятое Кольцо, сказал, что только с его помощью я смогу связаться с Хирсином. Как только оно оказалось у меня на пальце, меня переполнили силы… Я не знаю, как описать это…

Женщины снова переглянулись.

— Мы тебя понимаем, — подбодрила Лидия.

— Той ночью я перекинулся в волка. Странные были ощущения. Вроде бы это был я, но в тоже время в обычном состоянии я никогда не стал бы так думать и так себя вести.

— Отец в любом случае знает тебя, — благоговейно произнесла Эйла. — Ты победил в его Игре. Скажи, какова была твоя награда?

— Никакой, — я качнул плечами. — Я отказался от милости вашего принца.

Предвестница только хмыкнула, Охотница же готова была биться в негодовании.

— Ты отверг милость Отца из-за каких-то… — нордка явно пыталась подобрать подходящее выражение, которое сильнее бы задело меня.

— Я предпочитаю свет Ауриэля, любовь Мары и милость Стендарра.

— Ты предпочитаешь ленивых… сущностей, которым плевать на твои молитвы, хоть лоб ради них расшиби! Принцы — они живые, они среди нас, мы интересны им! Они всегда отвечают на наш зов, они радуются даже самым простым подаркам, которые ты можешь преподнести!

— Эйла.

Одно слово подруги заставило Эйлу замолчать. Она ещё некоторое время беззвучно трясла руками, недовольно вздыхала, а затем обиженно скрестила руки на груди.

— Ты сам знаешь, что Эйла права: боги ещё на заре веков погрузились в сон и не могут вмешиваться в то, что происходит в этом мире.

— А как же Мартин Септим? И святая Алессия? — возразил я. — Я не слишком хорошо разбираюсь в человеческой истории, но, помнится, Ауриэль в этих случаях вмешался напрямую.

— Были исключения, но в основном они мало вмешиваются в дела смертных.

— Но даэдра лживы, — парировал я. — Им нельзя доверять.

— С ними нужно быть осторожным и думать, что именно у них просить. Отец дал нам силы, но вместе с этим оставил возможность полностью контролировать себя даже в облике зверя. Ты запомнил, что он сказал тебе при расставании?