Из внешнего мира

– Ну, так это не страшилка, это реальность, - заметил Зелгадис.
– Красота всех знатных дам только на косметике и держится. Или того хуже... Я слышал одна баронесса, чтобы сохранить молодость, ежедневно принимала ванную из крови девственниц.

– Нет, с тобой нельзя играть в страшилки, - Амелия нахмурилась.
– Они ведь должны быть не настоящими, а ты правду рассказываешь.

– Может быть, это только слухи. Люди всякие байки в тавернах травят.

– Да нет... Баронесса Эржан, на ней был женат кузен моего дедушки.

– Надеюсь, она его не... того?
– насторожился Зелгадис.

– Скорее он - ее,- Амелия вздохнула и уже собралась рассказать о той по-настоящему страшной истории, когда подал голос Зарува.

– Не понимаю, зачем купаться в крови, так красивой не стать, - тоном знатока проговорил он.
– У красивой девушки - много татуировок.

Зарува мечтательно закатил глаза.

– Вот у Лугуны и на руках, и на спине, и груди узоры. Она сам их придумала.

Вздрогнув, Амелия шепнула Зелгадису:

– Я-то думала у них просто рисунок на теле, а это все татуировки. Как же им больно, наверное, было.

– Красота требует жертв, - философски изрек Зелгадис.

Тяжко вздохнув, Зарува доверительно сообщил:

– Лугуна не хочет за меня замуж.

– Странно, ты же сын вождя, - слегка удивилась Амелия.

– Она говорит, что я кривоногий, - совершенно по-детски пожаловался Зарува.

Амелия и Зелгадис дружно взглянули на него: точно, колченогий, как потомственный кавалерист.

– Внешность не главное, - утешила его Амелия.
– Ты ведь сильный воин...

– Когда я доведу вас до Великой Горы, то докажу, что храбрый воин, - пылко произнес Зарува и с надеждой уставился на Амелию.
– Вы ведь благословите меня, великие колдуны? С вашим благословением меня точно ждет удача.

"Уж мы-то благословим", - кисло подумал Зелгадис.

Болтая, они продолжали идти вперед. Зарува уверенно выбирал направление, находил почти невидимые звериные тропы. Какими ориентирами он пользовался, Зелгадис так и не смог понять. Оставалось надеяться, что он не заведет их в полную мазоку чащобу. Казалось даже странным, что кроме вихревых тупиц в пустыне им на южном континенте не встретилось никаких мазоку. Даже низкоуровневых. Возможно, правы были те, кто утверждал, что Фибриццио специально отгородил часть мира барьером, чтобы устроить там для мазоку охотничьи угодья.

Размышляя, Зелгадис краем уха прислушивался к разговору.

– Не стоит рассказывать страшные истории, можно накликать беду, - сказал Зарува.
– Лучше смеяться, тогда злые духи испугаются и убегут. Белая госпожа хочет узнать, почему у попугая кривой клюв?

– Хочу! Попугаи это ведь те пестрые птицы, да?
– Амелия показал пальцем на ветку.
– У нас на крайнем юге они тоже водятся, но не такие яркие. Мне как-то раз подарили одного, он умел повторять человеческую речь. Ой, извини, что перебила. Давай рассказывай.

– Собрались однажды попугай и ракушка каури строить себе дом и поспорили, чей дом получится лучше, - нараспев заговорил Зарува.

– Разве ракушки могут строить дома?
– Зелгадис насмешливо изогнул бровь.
– Да и попугаи тоже...

Амелия слегка ткнула его кулаком в бок.

– Не мешай, умник.

– Каури строила себе жилище целиком из каури, а попугай из перьев, которые ему позволили выщипать из своих хвостов несколько попугаев, - продолжал ничуть не смутившийся Зарува.
– Когда оба дома были готовы, каури увидела, что у попугая жилье получилось красивее. Тогда каури созвала своих друзей птиц и говорит им: "Давайте утащим у попугая дом!". А у попугая не было друзей среди птиц: откуда ему знать о бесчестном сговоре? К тому же он обещал попугаям заплатить за выщипанные перья, и теперь ему приходилось работать особенно много и усердно. Отправился однажды попугай по делам, а дом сторожить оставил свою приятельницу лягушку. Тут как раз и надумала каури утащить его дом. Пришла и целую стаю птиц с собой привела. Испугалась лягушка, схватила флейту и давай в нее дуть! Попугай услышал - и во все крылья домой! Подлетает к дому и кричит: "Здесь я, здесь я! Сейчас всякого поймаю и разорву на части!". И хвать первого попавшегося. На другой день каури опять подбила птиц идти на разбой. И опять лягушка дала сигнал. И опять попугай прогнал разбойников. На третий раз маленькая птичка колибри вызвалась идти красть дом попугая. Говорит каури: "Куда тебе! Ты слишком мала!". Но колибри настаивала. Собрала она листьев, измельчила их с помощью камней и, завязав получившийся порошок в узелок, направилась прямо к лягушке, которая опять сторожила дом попугая. Попросила ее колибри: "Слыхала я, что ты очень искусна в игре на флейте. Дай-ка мне взглянуть на нее". Лягушка, не чуя подвоха, протянула ей флейту. Колибри вертит флейту, будто рассматривает, а сама накидала в трубу порошок из листьев. Потом, вернув лягушке флейту, вдруг принялась ухватывать поудобнее дом попугая! Лягушка скорей за флейту, а флейта молчит!

Так колибри и удалось утащить жилище попугая. Вернулся попугай домой, а дома нет! Пошел он тогда к каури. В доме каури было целых семь дверей, и седьмая - каменная.

– Откуда в доме у ракушки каменная дверь?
– опять не удержался Зелгадис.

Амелия сделала большие глаза и погрозила ему кулаком.

– Принялся попугай долбить эти двери. Вот одну разбил клювом, другую, третью, и так до седьмой. А седьмая - каменная!
– не поддается попугаю, как он ни старается. Даже клюв согнулся! Вот почему у попугая клюв кривой.

Рассмеявшись, Амелия захлопала в ладоши.

– Неожиданно, я подумала, что попугаю клюв кто-то погнет, а тут вон как вышло. Жалко только его, он ведь так старался. А каури - завистливая и злая. Несправедливо!

Она собиралась еще что-то сказать, но Зелгадис приложил палец к губам и прошипел: "Тс-с-с!". Он прислушался, стараясь различить привлекший его внимание необычный звук, сильно отличающийся от ставшего привычным несмолкаемого птичьего гомона. Зарува приложил руку к уху и обронил:

– Ничего не слышу.

– Я - тем более, - поддакнула Амелия.

Зато Зелгадис слышал слабый звук, похожий на треск пламени. Или треск ломающихся деревьев. Когда он сказал об этом Заруве, тот наградил его восхищенным взглядом. Затем опустился на четвереньки и прижал ухо к земле. На его подвижном лице появилось обеспокоенное выражение.

– Слон гневается. Бежит сюда.

Пока он это говорил, звук стал громче. Теперь уже даже Амелия слышала далекий треск и грохот, будто стучали в барабан. И она, и Зелгадис почувствовали любопытство: они уже столько слышали об этом "слоне", что не отказались бы увидеть его вживую. Но наверняка встреча с ним чревата сломанными конечностями, а то и чем похуже.

– Быстрее, пойдем дальше, - велел Зарува.

– Слон настолько опасен?
– спросил Зелгадис.

– В безумии - да.

Они заспешили вперед по тропинке, теперь звук раздавался уже у них за спинами. Если слон продолжит бежать в том же направлении, то просто пересчет их дорогу, не причинив вреда. Ключевое слово "если".

Вскоре к грохоту присоединился трубный рев, который и не снился военному оркестру Сейруна, терзавшему слух жителей на парадах. На дорогу повалилось сразу несколько деревьев, смятых, точно они были сделаны из теста. В образовавшемся проломе показалась неимоверных размеров серая туша.

Отряд находился от слона на расстоянии пять-семь метров, но Зелгадис все равно на всякий случай поставил барьер, о который застучали щепки и комья земли.

Слон взревел, затопал похожими на колонны ногами. На взгляд Зелгадиса и Амелии, это странное существо выглядело похлеще, чем некоторые низшие мазоку. Большие круглые уши. Из морды растет длинное щупальце, которому трудно подобрать другое название, кроме "шланг". Здоровые клыки величиной, наверное, с руку Зелгадиса. Добавить к этому исполинские размеры и чудовищную силу, позволяющую ломать деревья точно прутики - и вот перед вами величайший монстр внешнего мира.