Избранная проза

Весной 1694 года Басё закончил наконец работу над путевыми записками «По тропинкам Севера», над которыми трудился все время после своего возвращения в Банановую хижину. Это единственный путевой дневник, который был подготовлен к изданию самим Басё. Он сам дал ему название, сам вручил переписчику. Однако издать так и не успел, записки были опубликованы через восемь лет после его смерти.

18

19

В мае 1694 года, взяв с собой рукопись «По тропинкам Севера», Басе вместе с Дзиробэем отправился в свое последнее путешествие. На этот раз его путь лежал в столицу. Может быть, он рассчитывал опубликовать «По тропинкам Севера» в Киото, может быть, хотел познакомить столичных поэтов со своим новым принципом «каруми».

Пройдя через провинции Ига и Оми, Басе остановился на время у Кёрая в хижине Опадающей хурмы, где его настигло известие о смерти матери Дзиробэя Дзютэй. (Незадолго до этого Басе сообщили о ее болезни, и он распорядился, чтобы ее поселили в опустевшей Банановой Хижине, где она вскоре и скончалась). Отправив Дзиробэя в Эдо, Басе вернулся в Ига. Состояние его к тому времени еще более ухудшилось, но вскоре до него стали доходить слухи о возникших и в Эдо, и в Осака разногласиях между поэтами его школы, и в сентябре, превозмогая болезнь, он отправился в Осака, надеясь, что ему удастся помирить своих учеников. В Осака он окончательно слег, и, окруженный заботливо ухаживающими за ним учениками, скончался 12 октября 1694 года. Сложенное незадолго до смерти трехстишие: «В пути я занемог. //И все бежит, кружит мой сон // По выжженным полям» (пер. В. Марковой) стало его последним произведением. Останки Басе, согласно желанию покойного, были захоронены у храма Гитюд-зи, где он любил останавливаться, бывая в Оми. На церемонии погребения присутствовало более трехсот человек. Она подробно описана в вышедшем в 1695 году «Дневнике Заупокойной службы по старцу Басе» (« Басе окина цуй-дзэн-но никки») Сико. Кроме того, Кикаку, который, путешествуя по столичным окрестностям, случайно оказался в Осака как раз в те дни, когда умирал его учитель, в декабре 1694 года выпустил посвященный Басе сборник «Карэо-бана» («Сухие стебли мисканта»), предисловием к которому послркило написанное самим Кикаку эссе «Последние дни старца Басе». На родине Басе, в Ига в храме Айдзэнъин при монастыре Бодайдзи, прихожанами которого являлись все члены семейства Мацуо, была погребена прядь волос Басе и поставлен надгробный камень.

Басе оставил около тысячи «хайку», сохранилось около ста шестидесяти циклов «нанизанных строф», в которых он принимал участие, более ста прозаических произведений-* хайбун», среди которых особое место занимают пять путевых дневников, более двухсот писем.

Почти вся проза Басе, за исключением «Записок из Призрачной обители», которые он опубликовал в собрании «Соломенный плащ Обезьяны», была издана уже после его смерти.

Всю свою жизнь Басе не жалел усилий для того, чтобы поэзия «хайкай» стала признанным литературным жанром, равным китайской поэзии «си» и классической японской поэзии «вака». Наверное, именно поэтому он всегда, и особенно в последние годы жизни, придавал такое большое значение прозе, которую писали поэты «хайкай».

Известно, что, когда составлялся сборник «Соломенный плащ обезьяны», Басе предполагал, что в него войдет и проза. Во времена Басе большим авторитетом пользовался сборник одного из ведущих поэтов «вака» первой половины XVII в. Киносита Тёсёси (1569—1649) «Кёхакусю» («За чаркой вина»), который состоял из пяти свитков стихов-«вака» и пяти свитков прозы-«вабун». Также весьма популярен был сборник произведений китайских поэтов танской и сунской эпох «Гувэньчжэньбао» («Истинные сокровища "древнего стиля"», XIV в.), который, помимо десяти свитков стихов, включал в себя десять свитков мелкой прозы. Видя, что как в систему китайской поэзии «си», так и в систему японской классической поэзии «вака» непременно входила проза', тесно связанная с соответствующей поэзией и широко пользующаяся ее приемами, Басе, очевидно, считал, что, только обладая собственной прозой, поэзия «хайкай» может стать истинным явлением культуры, ничем не уступающим ни китайской, ни японской классической поэзии.

5 Не только проза: и на основе китайской поэзии «си», и на основе японской поэзии «вака» возникли соответствующие им живописные жанры — живопись монохромной тушью в Китае, живопись «ямато-э» в Японии. Кстати, и на основе поэзии хайкай тоже возник своеобразный живописный жанр — «хайга».

21

К сожалению, Басе не нашел для собрания своей школы ничего, что отвечало бы его замыслу, поэтому единственным прозаическим произведением, вошедшим в сборник «Соломенный плащ обезьяны», стало его собственное эссе «Записки из хижины "Призрачная обитель"».

Нельзя сказать, что поэты «хайкай» до Басе вовсе не писали прозы, разумеется, они писали предисловия к сборникам трехстиший, короткие вступления к самим трехстишиям, различные мелкие отрывки. Все это тоже можно отнести к так называемой «прозе-"хайкай"» — «хай-кай-но бунсё», «хайкай-но бун» или сокращенно «хайбун». Первыми «хайбун» обычно считают прозаические отступления в сборнике Китамура Кигина «Горный колодец» («Яма-но и», 1648), в которых Кигин кратко (самый большой объем — около сорока слов) комментирует сезонные слова и прочие аспекты поэзии «хайкай», а также короткие эссе из сборника «Сокровищница» («Та-карагура», 1671) Ямаока Гэнрина (1632—1672) — пожалуй, они особенно близко подходят к подлинным «хай-бун». Прозу писал и друг Басе поэт Ямагути Содо, считается даже, что он оказал влияние на манеру самого Басё. И все же эта проза, хотя она, несомненно, и принадлежит литературе «хайкай», еще слишком обособлена от поэзии. «Хайбун» Басё— явление совершенно иного порядка: это не проза, обрамляющая или поясняющая поэзию, это скорее расширение рамок поэтической формы при максимальном сохранении поэтических приемов, распространение выразительного языка поэзии на прозу. Потому-то в «хайбун» так часто возникают грамматические формы, характерные для «хокку», потому-то поощряется не логичность и ясность, а затаенность смысла и богатство подтекстами и ассоциациями.

«Хайбун» соединяет в единое целое свойства поэзии и прозы. Не зря многие современные исследователи сопоставляют прозу-« хайбун» с европейскими стихотворениями в прозе. Будучи формально прозой, «хайбун» обладает всеми свойствами поэзии «хайкай» — лаконичностью и простотой языка, богатством литературных подтекстов.

Начиная с Басё, поэты стали писать прозу-« хайбун» сознательно. Только после Басё проза-« хайбун» стала самостоятельным жанром, способным в полной мере выявить творческую индивидуальность поэта.

Проза-«хайбун» — яркий пример соединения двух культурных традиций, китайской и японской.

Если говорить о китайских истоках, то образцом для прозы-«хайбун» послркила китайская проза «гувэнь» («проза в древнем стиле»), возникшая в танскую эпоху и завершившая свое формирование в эпоху Сун. К прозе «гувэнь» принадлежали небольшие, разнообразные по содержанию произведения, как правило, бесфабульные. Основанные на материале из повседневной жизни и развивающие в свободной и непринужденной манере какую-то одну тему, «гувэнь» обладали определенным ритмом и были написаны ярким образным языком, со множеством метафор, параллелизмов, цитатами из классики и пр. Проза «гувэнь» была хорошо известна в Японии. Как уже говорилось выше, во времена Басё был особенно популярен сборник «Гу-вэньчжэньбао», его должен был знать всякий, кто приступал к освоению китайской поэзии и прозы. Вторая часть сборника «Гувэньчжэньбао» состояла из разнообразных мелких прозаических произведений, объединенных тематически в несколько разделов: «славословия», «суждения», «наставления», «записки», «предисловия», «послесловия», «предостережения», «эпитафии», «деяния» и пр.

Этот сборник оказал большое влияние на поэтов «хайкай» и в плане поэзии и особенно в плане прозы. (Кстати, составляя первый сборник японских «хайбун» «Хонтёмон-дзэн» (1708), Кёрику заимствовал из «Гувэньчжэньбао» строение последнего тома).

Однако при всей бесспорности китайского влияния на становление прозы-«хайбун», у нее существовали и собственные, японские корни. Взять хотя бы возникшую еще в X в. и почти сразу же занявшую одно из ведущих мест в литературе дневниковую прозу, или жанр «дзуйхицу», тоже возникший в конце X в., и имевший таких достойных продолжателей, как Камо-но Тёмэй или столь любимый Басё

23

Кэнко-хоси. В «хайбун» широко использовались и приемы поэзии «вака»: слова-связки («какэкотоба»), ассоциативные слова («энго»), не пренебрегали авторы «хайбун» и приемом «хонкадори» («следование основной песне»).

Одним из основных признаков «хайбун» является непременное присутствие духа «хай» («хайи»). Под этим духом «хай» часто понимают некоторую юмористичность, ироничность в подходе к объекту изображения, свойственную поэзии «хайкай» и противостоящую изысканности классической «вака», но сам Басе трактовал «хайи» как свободу творческого проявления, свободу от созданных поэзией «вака» представлений о высоком и низком, как выход за рамки выработанной классической поэзией системы ценностей: все, что нас окружает, достойно поэтического отображения. Если поэт стремится душой к высокому, все, на что обращает он свой взор, все, что делает он предметом своей поэзии, даже самое ничтожное, становится исполненным высокого смысла.

В предисловии Кёрику к собранию «Хонтёмондзэн» говорится: «Даже если вы вводите в текст просторечья и китайские слова, ваша душа должна завидовать цветам Ёсино и красным листьям Тацута, вы должны стремиться к бухте Песен, и различать хорошее и плохое, раздвигая перед собой тонкий тростник в бухте Нанива».

Сам Басе не оставил почти никаких указаний на то, как следует писать «хайбун» и в чем сущность этой прозы, хотя в последние годы жизни, он, судя по всему, много размышлял об этом. Из того немногого, что сохранилось, основным является, пожалуй, его рассуждение о «хайбун», записанное Кёраем, и вошедшее позже в «Собрание Кёрая»: