Избранное в двух томах. Том 2

официальных, больше для порядка. А в частном разговоре Королев сказал:

— Вот так и надо ставить эксперимент: прямо брать быка за рога. — Хотя, конечно, понимал, что особенно большого смысла в постановке такого

эксперимента не было — уже по одному тому, что работа пружинных

механизмов в невесомости сомнений у технических специалистов, как было

сказано, не вызывала.

. .Когда же со времени описываемых событий прошло более десятка лет, выяснилось — в порядке явки нарушителя закона с повинной, — что хотя

владельцем знаменитых часов был действительно А. М. Генин, но отправила их в

космическое путешествие, собственноручно подшив к попоне Чернушки, врач

Адиля Ровгатовна Котовская — человек, тоже очень много сделавший для

становления нашей космической биологии и медицины, участник подготовки

первых космонав-

276

тов, доктор медицинских наук. Когда предпринятый подпольно эксперимент

приобрел незапланированно широкую огласку, пойманный с поличным Генин

галантно взял грех на себя, тем более, что если не единоличным ответчиком, то

уж соучастником преступления так или иначе в любом случае оставался —- часы-то свои он для этого дела дал.

Так что единственный корректив к рассказанной истории, который следует

внести, состоит в том, что одобрительное резюме Королева: «Вот так и надо

ставить эксперимент: прямо брать быка за рога», — заслужил не один, а сразу два

человека — Абрам Моисеевич Генин и Адиля Ровгатовна Котовская.

Королев был всегда очень занят: чересчур уж много дел оказывалось так или

иначе завязанными через него. В этом отношении его образ жизни мало

отличался от образа жизни большинства других известных мне руководителей

конструкторских бюро, исследовательских институтов и прочих учреждений

подобного рода.

Немудрено, что пробиться к нему было непросто. Особенно трудно бывало

поговорить с ним в Москве; на космодроме круг возможных собеседников резко

сужался, это несколько облегчало дело, но тоже нельзя сказать, чтобы в очень

сильной степени: сама работа на космодроме диктовала предельно уплотненный,

буквально почасовой график, в котором найти «окно» удавалось редко.

Но если уж он кого-то принимал, то — и здесь начиналось индивидуально

присущее его стилю работы — разговаривал с вошедшим в его кабинет спокойно, обстоятельно, неторопливо — так, будто вообще нет у него больше никаких дел и

забот, кроме этого разговора. Разговаривал ровно столько, сколько было нужно.

Иногда это затягивалось на часы, иногда сводилось к нескольким предельно

четким, до последнего слова продуманным фразам. Но никогда разговор не

комкался.

Осенью 60-го года, в ходе подготовки первой группы космонавтов, у меня

возникло несколько вопросов, требовавших вмешательства Королева, и я

отправился к нему.

Дверь из секретариата Главного конструктора вела в огромный кабинет с

большим столом и стульями

277

для доброй сотни участников разного рода совещаний и заседаний, столиками для

секретарей или стенографисток и официальными портретами. Когда СП хотел

выразить свое особо дружественное отношение к посетителю, то встречал его у

дверей в секретариат и вел через весь этот длинный зал к маленькой — на первый

взгляд почти незаметной — двери в дальнем его конце. За этой дверью находился

рабочий кабинет — тесная комнатушка, в которой письменный стол, телефонный

«комбайн», два кресла, диван и книжный шкаф стояли так плотно, что

пробираться между ними приходилось по траектории достаточно извилистой.

Войдя в этот кабинет и понимая, как дорого время его хозяина, я после первых же

слов взаимных приветствий (так получилось, что мы до этой встречи не виделись

добрых полтора десятка лет) сказал:

— Сергей Павлович, я вас задержу минут на пятнадцать.

— Нет, — ответил СП. — Раз уж я выбрал время поговорить с вами, давайте

не торопиться. Побеседуем столько, сколько потребуется.

И, взяв телефонную трубку, сказал секретарю:

— Я занят.

Обращаясь к Королеву, я, конечно, отдавал себе отчет в том, насколько

малую долю того, что держит в своих руках он, составляют возникшие у меня

проблемы.

Но такая у него была манера разговора, что у его собеседника начинало

возникать ощущение, будто нет на свете дела важнее того, которым он —

собеседник Королева — в данный момент занимается. И что сам СП в этом

твердо убежден. . Впрочем, он, насколько я понимаю, действительно был

убежден в том, что самое большое дело слагается из множества малых, каждым

из которых необходимо заниматься увлеченно, всерьез, с полной самоотдачей.

Интересное совпадение, может быть, не такое уж случайное. Известный

полярник, участник первой зимовки на дрейфующей льдине, в дальнейшем

видный ученый, академик Е. К. Федоров вспоминал, что академик И. В. Курчатов

«никогда никого не подавлял своим огромным авторитетом. Он умел

заинтересовать людей так, что каждый ученый считал свою задачу в общей

работе — главным делом своей жизни»,

278 «Умел заинтересовать так. .» — это в полной мере относилось и к Королеву.

Наверное, без этого умения Королев не был бы Королевым, так же как Курчатов

не был бы Курчатовым. Нет, конечно, тут о случайном совпадении речи быть не

может. . Другое дело, что — в отличие от Курчатова — СП, когда считал

полезным для дела, отлично умел и авторитетом своим подавить, и вообще любое

средство в ход пустить. Лишь бы — для дела!

. .Проговорили мы тогда более двух часов. Давно решили вопросы, ради

которых я пришел, а разговор все продолжался: о космосе и об авиации, о

прошлом и о будущем, о проблемах глобальных и делах сугубо личных.. Не