Избранное в двух томах. Том 2

пламени от вышедших на предварительный режим двигателей, а проклятая

кабель-мачта стоит будто приклеенная!

Еще есть возможность отставить пуск. Это можно сделать еще в течение

целых восьми секунд. Нет, уже семи. . шести. . пяти. . Но отставленный пуск —

это почти наверняка слив топлива, снятие ракеты со стартовой площадки, отправка ее назад, в монтажный корпус, разборка, новая сборка, — в общем, дела

на многие недели. Да и космонавту, приготовившемуся к старту, изрядная

моральная травма от такой, как выражаются, психологи, сшибки. .

А с другой стороны, не отойди эта чертова мачта — и так она пропашет по

борту уходящей вверх ракеты, что шансов на нормальный ход последующих

событий останется не очень-то много.

Руководитель стартовой службы громко доложил:

— Не отошла кабель-мачта.

Однако отбоя не дал, потому что всей силой своих знаний и инженерной

интуиции чувствовал: заработают двигатели на полную — и отойдет мачта. Не

может не отойти!

268 Он бросил взгляд на Королева. Тот стоял молча — понимал, что говорить в

этот момент что-то под руку пускающему не следует.

Но вот сработал главный клапан, поднялась тяга двигателей, усилилась

вибрация — и кабель-мачта отскочила. («Как ей, негодяйке, и было положено»,—

комментировал впоследствии герой этого эпизода ее недостойное поведение.) А еще через мгновение ракета снялась с опор и пошла вверх.

На кремлевском приеме, устроенном по случаю завершения полета

космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4», Королев сказал про Кириллова:

— Железной выдержки человек!

В его устах такая характеристика стоила немало!.

Да, есть такие виды человеческой деятельности, которые порой заставляют

принимать ответственные решения в условиях, как сейчас принято выражаться, неполной информации, да еще к тому же при остром дефиците времени. Так

приходится сплошь и рядом действовать полководцу в сражении, летчику в

полете, хирургу у операционного стола. Не минует чаша сия, как мы видели, и

конструктора космических кораблей, и участников их пусков.

Королев был в этом отношении очень силен.

Но не следует, конечно, понимать сказанное в том смысле, будто он прямо

стремился к решениям подобного рода. Чуть ли не удовольствие от них получал.

Нет, всегда, когда возможно (а возможно это в подавляющем большинстве

случаев), он охотно советовался с людьми, которых считал компетентными в

возникшем вопросе, и вообще старался действовать, опираясь на точные, многократно и всесторонне проверенные данные, на детально проработанные

варианты, в многообразии которых вариант оптимальный редко бросается в глаза

с первого взгляда. А свою исключительную интуицию пускал в ход в дополнение, но не в замену этих данных.

Особенно — при всем своем уважении к теоретическим расчетам, без

которых в наше время, как известно, ни в одной отрасли знания не проживешь,

— любил он то, что называется прямым экспериментом. Прибегал к нему всегда, когда было возможно.

Вот, к примеру, одна из историй, которую сотрудники королёвского КБ

особенно охотно рассказывают,

269

когда речь заходит об инженерной практичности и остро развитом здравом

смысле их шефа.

Но тут, наверное, нельзя обойтись без одной существенной оговорки. О

Королеве в космических и околокосмических кругах ходило множество

рассказов, фактическая основа которых обрастала таким количеством

«дополнений» и «уточнений», порожденных полетом вольной фантазии

рассказчиков, что отделить одно от другого становилось практически

невозможно. Правда, надо сказать, упомянутый полет фантазии протекал не

совсем уж бесконтрольно: все-таки говорили люди, как правило, хорошо

знающие Королева. А потому их рассказы (точнее — пересказы) бывали если не

безукоризненно точны в деталях, то вполне правдоподобны по существу.

Вспомним хотя бы рассказ о том, как Королев «назначил» Луне твердый грунт.

В этом отношении — как герой целого цикла посвященных ему

произведений устного фольклора — из всех известных мне людей в одинаковом

положении с Королевым находился, пожалуй, один лишь Андрей Николаевич

Туполев.

Итак, вернемся к обещанному рассказу. Дело было во время подготовки к

пуску автоматической космической станции к одной из планет. И сама станция, и

ракета-носитель уже были доставлены на космодром. Туда же съехались члены

технической комиссии по пуску, главные конструкторы отдельных систем, ученые, представители фирм — изготовителей всевозможных устройств и

агрегатов. Шли последние, самые горячие недели подготовки к пуску.

И тут-то выяснилось, что комплект исследовательской аппаратуры, предназначенный для станции, не проводит по весу. За последние полсотни лет я

не упомню случая, чтобы в авиации (а космонавтика, как мы уже установили, если не дочь, то, во всяком случае, близкая родственница авиации) какая-нибудь

вновь созданная конструкция оказалась легче, чем было первоначально

запроектировано, или хотя бы уложилась в свой проектный вес.

Но в авиации перетяжеленная конструкция — дело хотя и не очень приятное, но все же не смертельное: какие-то данные машины несколько ухудшатся, зато

другие могут даже улучшиться (например, благодаря

270

применению нового, более совершенного, хотя и соответственно более тяжелого

оборудования или вооружения).

Иначе обстоит дело в космонавтике. Наличные энергетические ресурсы

ракеты-носителя позволяют вывести на космическую орбиту вполне

определенный груз — и ни килограмма больше! Хочешь не хочешь, а вес корабля

надо приводить к этой единственно возможной цифре.

Протекает сей процесс достаточно бурно. Гневные разносы («Вы же полгода