Избранное в двух томах. Том 2

Воля, выдержка, решительность — причем самой высокой пробы — порой

нужны людям, остающимся на Земле, в не меньшей степени, чем космонавтам.

. .Замечу в скобках: попадались мне и другие варианты изложения этого

эпизода. Так сказать, иные редакции. Вот как рассказал о нем один из участников

собеседования с журналистами, посвященного воспоминаниям о Юрии Гагарине:

«Когда во время полета Беляева и Леонова появилась неисправность в системе

ориентации и космонавты запросили у «Земли» разрешение перейти на систему

ручного управления, Гагарин находился на связи. . Рядом сидели члены

Государственной комиссии, сидел Королев. Думали. Юрий Алексеевич взял

микрофон и сказал:

265 — «Алмаз», ручную посадку разрешаю, — и обернулся к Королеву.

Королев молча кивнул. Потом Сергей Павлович посмотрел на членов

Государственной комиссии и сказал:

— Вот так надо руководить.. »

Услышав про этот вариант, отличающийся — пусть не принципиально, но

все же достаточно, чтобы это было небезразлично для истории,— от того, который был известен мне, я решил попытаться уточнить: как все все-таки было

дело в действительности?

Мне весь этот эпизод был известен со слов его очевидца.

Но, исходя из старого принципа, что и показания очевидцев бывает полезно

проверить, я обратился еще к одному свидетелю — заместителю Главного

конструктора Б. Е. Чертоку, тоже находившемуся в момент, о котором идет речь, непосредственно в помещении командного пункта управления полетом «Восхода-2». И он вновь изложил мне интересующий нас эпизод в том же виде, в каком я

знал его раньше, а именно — что решение о ручной посадке корабля принял не

кто иной, как лично Королев.

Единственное, в чем свидетели этого эпизода несколько расходились, были

пресловутые «тридцать секунд». Некоторые мои собеседники вспоминали, что

вроде бы назван был другой срок: минута. Впрочем, я думаю, разница тут

невелика. Принять столь ответственное решение за минуту — тоже неплохо!.

Почему я придал такое значение точному восстановлению всех подробностей

этой, в общем, далеко не первостепенно важной истории? Не все ли, в конечном

счете, равно: кто именно принял решение? Важно, что оно было принято и

оказалось правильным! Почему нужно до чего-то еще тут докапываться?

И все-таки, я думаю, докапываться стоит.

Стоит хотя бы потому, что в данном случае свидетельства очевидца очень уж

хорошо согласуются со всем обликом и широко известными особенностями

характеров основных действующих лиц.

Никто, знавший Королева и имевший возможность наблюдать его в деле, ни

на минуту не может допустить мысли, чтобы Сергей Павлович, лично отвечая за

некоторую операцию (а тут он был ответственным лицом номер один по всем

статьям: и как технический

266

руководитель полета, и как заместитель председателя Государственной комиссии, и как Главный конструктор корабля), позволил кому бы то ни было в своем

присутствии принимать сколько-нибудь принципиальные решения, не спросясь у

него — Королева! Руководства из своих рук он не выпускал никогда. А в

обстоятельствах острых — тем более.

С другой стороны, общеизвестно — и я тоже уже говорил об этом, — что

одной из характерных черт Гагарина была дисциплинированность. В склонности

к превышению своих прав он замечен не был... Да и взаимоотношения этих двух

людей — Гагарина и Королева — были взаимоотношениями ученика и учителя.

Причем учителя достаточно строгого! Поэтому-то и трудно поверить, чтобы

Гагарин, даже находясь на связи, то есть держа в руках микрофон, позволил себе

обойти Королева, приняв самостоятельно решение по вопросу, явно входящему в

компетенцию находящегося тут же рядом руководителя полета.

Другое дело, что это решение могло уйти в эфир «с голоса» Гагарина, репутации которого, кстати, все сейчас сказанное, конечно, ни в малейшей

степени не задевает: он и сам был человеком волевым, собранным, вполне

способным принять верное решение в сложной, неожиданно создавшейся

обстановке. Просто в данном случае он не имел на это права. Не было бы на

месте действия технического руководителя полета — другое дело. А так — не

имел!.

В отличие от некоторых других обладателей высоких волевых качеств, Королев умел ценить их не только в себе самом, но и в окружающих. Человеку

твердому, не пасующему перед ним, он спускал многое, чего никогда в жизни не

спустил бы более податливому. Причем твердость характера в людях распознавал

мгновенно, как бы ни была она замаскирована внешней мягкостью, шутливостью

или видимым легкомыслием манеры поведения (когда один из подобных

«мягких» людей вдруг занял непреклонную позицию по некоторому конкретному

вопросу, Королев, в отличие от большинства окружающих, удивился лишь на

мгновение, а потом спокойно выслушал все высказанные ему доводы, после

непродолжительного раздумья согласился с ними и лишь на прощание бро-267

сил своему неожиданно жесткому оппоненту: «А вы, оказывается, обманщик.. »).

Столкнувшись с проявлением настоящей решительности, Королев

обязательно запоминал это и не упускал возможности рано или поздно выдать по

сему случаю свои комментарии.

Руководитель стартовой службы космодрома А. С. Кириллов имел

возможность убедиться в этом после пуска одного из кораблей «Восток».

Уже дана команда «Пуск». Дальнейшие события — отход кабель-мачты, включение водяных инжекторов системы охлаждения, зажигание, выход

двигателей сначала на предварительный, потом на промежуточный и, наконец, на

главный режим работы — все это должно было следовать одно за другим

автоматически.

Дав команду, Анатолий Семенович уткнулся в перископ и увидел, что в

положенный момент не отошла кабель-мачта — эта пуповина, питающая ракету, пока та стоит на своих земных опорах! Уже хлынули из инжекторов водяные

струи, перед которыми бледновато выглядел бы любой петергофский фонтан, сейчас сработает зажигание, под ракетой появятся клубы дыма и отсветы