Избранное в двух томах

И мы придумали, как нам казалось, совершенно гениальный

дипломатический ход. В графе «Конкретный виновник» было записано:

«Нисходящий поток воздуха»...

Добрых два года — до самого начала войны — преследовал меня потом этот

нисходящий поток! Редкое собрание обходилось без упоминания моей скромной

персоны как глубоко погрязшей в гнилом либерализме, кумовстве, беспринципности и прочих грехах, только из-за которых, оказывается, и не

удавалось до той поры нашему славному коллективу покончить с аварийностью!

Что говорить, если отвлечься от формы этих упреков и завидного постоянства, с

которым они длительное время произносились, основания для них, конечно, были. Нисходящий поток мы оклеветали зря.

Но назвать конкретно виновника происшествия сплошь и рядом бывает, независимо от дополнительных психологических обстоятельств, действительно

очень трудно.

Разбиралась как-то авария одного истребителя. Когда дело дошло до

деликатных пунктов распределения персональной ответственности, председатель

комиссии, неуютно поежившись, предложил:

— Ну что ж, приступим, как говорил Остап Бендер, к материализации духов

и раздаче слонов?..

— А чего тут особенно материализовать и раздавать? — бросил в ответ на

это самый бойкий (хотя вряд ли самый вдумчивый) из присутствующих. — Дело

ясное: ошибка в пилотировании!.

«Ошибка в пилотировании. .» А что это, в сущности, такое? Все мы отлично

знаем, что такое арифметическая ошибка: так сказать, дважды два — пять.

Приблизительно представляем себе сущность ошибки сапера, который, как

известно, ошибается один раз в

291

жизни. Довольно уверенно судим о житейских ошибках (правда, преимущественно не о собственных, а совершаемых другими людьми): от оценки

прогноза погоды на завтра до выбора достойного спутника жизни.

Но что же такое ошибка летчика?

Не следует думать, что она представляет собой просто неверный выбор

одного из двух возможных вариантов действия. Скажем, полет в одном

направлении вместо другого или перекладка рычага уборки шасси, когда нужно

было бы взяться за рычаг уборки закрылков.

Бывают, конечно, у летчиков и такие ошибки, но очень редко. Не они делают

погоду в длинном перечне аварийных происшествий, отнесенных к этой удобной

графе.

Гораздо чаще так называемая ошибка пилотирования заключается совсем в

другом.

Известно, что точность — категория сугубо относительная. Абсолютная

точность нигде — ни в быту, ни в науке, ни в технике — недостижима. В каждом

отдельном случае речь может идти лишь о величине допустимой ошибки, в

пределах которой мы полагаем нужную степень точности соблюденной. Мы

считаем, что пришли в назначенное место точно вовремя, если опоздали, скажем, на несколько секунд, и говорим, что стали точно на середине комнаты, даже если

отклонились от этой середины на несколько миллиметров. Никому не придет в

голову требовать от печника той же точности, что от часовщика.

Итак, все дело в том, какой величины ошибка может быть допущена без

ущерба для результата дела. И конечно, в том, насколько способен человек (или

машина — все сказанное может быть с полным правом отнесено и к ней) удержаться в пределах реально осуществимой «полосы» допустимых ошибок, которые мы поэтому как бы и не считаем ошибками. Лишь с выходом за пределы

этой «полосы» начинается ошибка в обычном, нематематическом смысле этого

слова.

Объяснять всё это на аварийной комиссии было бы чересчур долго. Вместо

этого один из ее членов — сам летчик-испытатель — просто спросил:

— Ошибка пилотирования? А в чем конкретно она выразилась?

292 — Как в чем? В инструкции ясно сказано, что летчик не должен допускать

кренов, превышающих..

— Хотите, я вам напишу инструкцию, как ходить в цирке по канату? Для

этого всего только и надо, что держать центр тяжести вашего тела в вертикальной

плоскости, проходящей через натянутый канат. Вот напишу так и пошлю вас в

цирк: извольте-ка, ходите! А если упадете, скажу, что сами нарушили

инструкцию. В ней ведь «ясно сказано»..

И вопрос был решен: в акте комиссии указывалось на чрезмерную

«строгость» аппарата и необходимость упрощения техники его пилотирования.

Об ошибке пилота не было ни слова.

Но катастрофа М. К. Байкалова столь жарких дебатов не вызвала. Спорить

было не о чем. Летчика винить явно не приходилось. Причина несчастья

заключалась в разрушении вала рулевого винта.

Вся история разрушения была буквально написана в месте излома. Вот

чернеет первопричина беды — маленькое, почти точечное разрушение материала.

От него в обе стороны по сечению трещины отходят первые, уже успевшие

потемнеть ее участки. Затем, как бы ступеньками, идут все более светлые следы

ее дальнейшего распространения и, наконец, совсем белый свежий излом —

разрушение тонкой перемычки, на которой до последнего момента держался вал.

Гибель подстерегала этот вертолет с самого начала.

Никто не мог бы предсказать, на каком полете это произойдет: первом, десятом, сороковом, сотом?

Это произошло на сто седьмом..

В наши дни подобная катастрофа практически невозможна — современные

методы дефектоскопии надежно гарантируют это.

Да и тогда — стоило валу, уже выдержавшему многие часы работы, дотерпеть еще хотя бы несколько десятков секунд, оставшихся до приземления, и

все обошлось бы благополучно. Вал, конечно, так или иначе неминуемо должен

был лопнуть, но случилось бы это на земле, от ударной нагрузки в момент

следующего запуска. Катастрофа не состоялась бы.

* * *