Избранное. Компиляция. Книги 1-14

— Не допустят к себе цветных? — бесстрастно заканчивает за него доктор Пасанг. Впервые за все время на его лице появляется широкая, искренняя улыбка. В ней нет злобы. — По какой-то непонятной причине, — продолжает он, — эти оба достойных заведения пребывали в иллюзии, что я старший сын махараджи Айдапура. Как и больницы в Эдинбурге и в Мидлсексе, о которых я упоминал. Это было незадолго до вашей учебы в Кембридже, мистер Дикон, и тогда для Англии было очень важно поддерживать хорошие отношения с правителями Индии.

Долгое молчание прерывает тихий голос Жан-Клода:

— Доктор Пасанг, может, мой вопрос покажется вам дерзким, но почему, получив такое блестящее медицинское образование и став дипломированным врачом, вы вернулись к работе… сирдара… здесь, на плантации Реджи… то есть леди Бромли-Монфор?

Снова блеснула белозубая улыбка.

— Сирдар — моя должность только в этой экспедиции к священной тибетской горе Джомолунгме, — отвечает он. — Как уже объяснила леди Бромли-Монфор, на нее работают больше тринадцати тысяч мужчин и женщин. У этих работников большие семьи. Мои знания здесь, между Дарджилингом и южными склонами Гималаев, не пропадают зря. На плантациях у нас две больницы, которые, осмелюсь заявить, по части оборудования и лекарств превосходят маленькую английскую больницу в Дарджилинге.

— А как люди обойдутся без вашей помощи, пока вы будете в экспедиции, доктор Пасанг? — слышу я свой голос.

— Леди Бромли-Монфор была очень щедра и отправила более молодых, чем я, людей учиться медицине в Англию и в Нью-Дели. А несколько наших женщин из шерпов окончили курсы медсестер в Калькутте и Бомбее и, в знак благодарности к своей благодетельнице, вернулись, как и я, на плантацию, чтобы предложить свои услуги.

— Вы и вправду хирург? — спрашивает Дикон.

Улыбка Пасанга теперь другая, более резкая.

— Позвольте мне достать скальпель из моего саквояжа, мистер Дикон, и я вам это продемонстрирую.

Дикон снова поворачивается к Реджи.

— Вы сказали, что имеются три причины, почему мы должны согласиться с вашим присутствием. Мы можем взять с собой доктора Пасанга — и будем благодарны, — но женщина в экспедиции на Эверест…

— Полагаю, вам будет очень трудно путешествовать по Тибету без официального разрешения властей, — говорит Режди.

— Я… Мы… — бормочет Дикон. Потом ударяет по столу кулаком. — Леди Бромли обещала, что получит такое разрешение и что нам передадут бумаги здесь, в Дарджилинге.

— Совершенно верно. — Реджи поднимает руку над правым плечом, и Пасанг вкладывает ей в ладонь свернутый в трубку документ. Она расправляет толстый пергамент на карте с маршрутом нашего пятинедельного путешествия из Дарджилинга к Ронгбуку, а затем к Эвересту. — Пожалуйста, прочтите его, все. — Реджи поворачивает к нам документ.

Мы привстаем, наклоняемся над столом и начинаем читать. Это рукописный текст, написанный красивым почерком и скрепленный несколькими восковыми печатями.

ДЗОНГПЕНАМ И СТАРЕЙШИНАМ ФАРИДЗОНГА, ТИНГ-КЕ, КАМБЫ И КХАРТЫ

Вы должны иметь в виду, что отряд сахибов идет посмотреть на гору Джомолунгма, несмотря на временный запрет далай-ламы на подобные путешествия иностранцев из-за их неподобающего поведения после так называемой «экспедиции на Эверест» 1924 г. Данное исключение сделано святым далай-ламой только потому, что руководитель этой группы, леди Бромли-Монфор, является давним другом тибетцев и многих дзонгпенов, и мы желаем, чтобы она и ее спутники получили возможность доступа к Джомолунгме и на Джомолунгму, дабы попытаться забрать тело ее погибшего кузена, британского лорда Персиваля Бромли, с которым многие из вас встречались. Он умер на священной горе в 1924 г., и наши друзья Бромли хотели бы похоронить его должным образом. Мы верим, что отряд леди Бромли-Монфор, в продолжение традиции, которую она установила на своей плантации в Дарджилинге, проявит дружеское и уважительное отношение к тибетцам. Поэтому, по просьбе премьер-министра Белли и согласно воле Его Святейшества далай-ламы, было выпущено данное распоряжение, обязывающее вас, всех официальных лиц и подданных правительства Тибета, предоставлять средства транспорта, в том числе верховых лошадей, вьючных животных и носильщиков, по просьбе леди Бромли-Монфор и ее помощников сахибов по ценам, удовлетворяющим обе стороны. Любая другая помощь, которая может потребоваться леди Бромли-Монфор, днем или ночью, во время переходов или остановок, в их лагере или его окрестностях, или в наших деревнях, должна быть немедленно предоставлена, а их требование относительно транспорта или всего остального следует выполнять без промедления.

Где бы ни оказалась леди Бромли-Монфор и ее помощники, все наши подданные должны оказывать ей необходимую помощь наилучшим из возможных способов, не только для того, чтобы восстановить дружеские отношения между британским и тибетским правительством, но и поддержать давнюю дружбу между чайной плантацией леди Бромли-Монфор — известной своим гостеприимством к нашим путешественникам — и всем народом Тибета.

Составлено в год Водяной Собаки Печать премьер-министра.

У Дикона не нашлось слов. Его лицо ничего не выражало — таким бесстрастным я его еще не видел, даже в тот день, несколько месяцев назад, когда на вершине Маттерхорна мы узнали о гибели Мэллори и Ирвина.

Реджи — я почти сразу же позволяю себе мысленно называть ее по имени — сворачивает бумагу от премьер-министра и карту, передает их Пасангу и говорит:

— Я приказала слугам упаковать ваши вещи. Теперь нам нужно ехать на плантацию, чтобы остаток дня посвятить обсуждению таких вопросов, как предполагаемый маршрут, подробности восхождения, запасы продовольствия, отношения с тибетскими дзонгпенами и так далее. Завтра утром вы должны выбрать себе личных проводников-шерпов и лошадей. У меня есть достаточно надежных людей, и к завтрашнему чаю мы сможем отобрать около шестидесяти носильщиков, которые нам понадобятся, и до наступления ночи они успеют погрузить все на вьючных животных.

Она встает и стремительно выходит из комнаты. Пасанг — доктор Пасанг, напоминаю я себе, — не отстает от нее лишь за счет своих гигантских плавных шагов. Через какое-то время мы с Же-Ка встаем, переглядываемся и, с трудом удержавшись от улыбки в присутствии Дикона, идем наверх, чтобы проследить за упаковкой нашего багажа.

Дикон в конечном итоге тоже идет к лестнице.

Монахи превратились в настоящую гастролирующую труппу, где одни танцевали, а другие били в барабаны и играли на дудочках из бедренной кости. Они были очень популярны среди английских завсегдатаев кинотеатров.

Карты расстелены на длинном столе в библиотеке особняка Реджи на чайной плантации. Такие обширные библиотеки мне приходилось видеть нечасто — в том числе в домах моих богатых бостонских друзей и в Англии. Даже в библиотеке леди Бромли не было столько дополнительных уровней, круглых железных лестниц, поднимающихся к световым люкам, и передвижных стремянок. Стол для чтения достигал четырнадцати футов в длину и шесть в ширину; по бокам его стояли глобусы, один с древней картой, другой с современной. Мы окружили один край стола, встав рядом с картой с нашим предполагаемым маршрутом, которую Реджи показала нам в отеле; под ней лежали другие цветные карты.

Этим утром до плантации мы доехали с шиком. По крайней мере, Реджи и двое из нас. Три грузовика — за рулем первого сидел Пасанг — тянули наше продовольствие и снаряжение в гору, но мы с Же-Ка ехали вместе с Реджи в обитом бархатом салоне «Роллс-Ройса» модели 1920 года «Серебряный призрак». Переднее сиденье шофера было открытым — начинался дождь, — но Жан-Клод с комфортом расположился на мягких подушках рядом с Реджи под черной крышей — так, чтобы не стеснять даму, — а я сидел напротив Же-Ка на маленьком откидном сиденье, которое представляло собой всего лишь обитую кожей дощечку, прикрепленную к перегородке, отделявшей нас от водителя. Каждый раз, когда колесо попадало в колдобину или натыкалось на серьезный ухаб — а грунтовая дорога состояла из одних ям и ухабов, — я подпрыгивал на своей маленькой «подкидной доске», ударяясь непокрытой головой о жесткий брезент крыши, и со всего размаху опускался на место. Мои длинные ноги задевали за более короткие ноги Же-Ка, и после каждого толчка я извинялся.