Избранное. Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
— Нам нужно внести кое-какие изменения в маршрут и в планы по закупке провизии, — говорит Реджи, — но мы можем сделать это завтра днем после того, как вы выберете себе шерпов и лошадей. Шерпы будут здесь, как только рассветет; сегодня вечером они разбили лагерь всего в миле отсюда, и я хочу поздороваться с ними. Пасанг разбудит вас, если кто-то привык вставать поздно. Спокойной ночи, джентльмены.
Мы встаем вслед за Реджи, и она покидает освещенный круг. Через несколько минут, все еще не произнеся ни слова, мы идем вслед за слугой в свои комнаты на втором этаже. Поднимаясь по широкой винтовой лестнице, я замечаю, что Дикон как будто с трудом поднимает ноги.
Но как вы сохраните куриную тушку свежей в течение нескольких недель, если снег застанет
В поместье Реджи мы просыпаемся рано. Аккуратный задний двор за домом своими размерами и тщательно постриженной травой напоминает поле для крикета. Выше и ниже дома утренний туман, словно пар от дыхания, поднимается от рядов чайных кустов, и я различаю силуэты, которые движутся между кустами и собираются во дворе, как будто туман вдруг сгустился и принял человеческие формы. Солнце становится ярче, туман начинает рассеиваться, и мне удается насчитать около тридцати фигур. За плантацией виднеются горы; далекие белые вершины Гималаев так ярко блестят в лучах восходящего солнца, что я щурюсь — но это не помогает, и глаза все равно слезятся.
— Слишком много людей, — говорит Дикон. — Я собирался взять дюжину шерпов-кули.
— Просто шерпов, — поправляет Реджи. — «Шерпа» означает «люди с востока». Несколько поколений назад они спустились с перевала Нангпа Ла высотой девятнадцать тысяч футов. Несколько тысячелетий они защищали свою землю и свою независимость. И никогда не были ничьими «кули».
— Все равно слишком много, — говорит Дикон. Фигуры, все четче проявляющиеся сквозь туман, приближаются к нам.
Реджи качает головой.
— Я потом объясню, почему нам понадобится не меньше тридцати. Теперь я представлю их всех и отберу двенадцать человек, которые будут, как мне кажется, великолепными альпинистами. «Тигры» — так их обычно называли генерал Брюс и полковник Нортон. Большинство из этих двенадцати говорят по-английски. Я позволю вам троим поговорить с ними и выбрать двух напарников.
— Вы знаете их имена? — удивляюсь я.
— Конечно, — кивает Реджи. — А также их родителей, жен и детей.
— И все эти шерпы живут в окрестностях Дарджилинга? — спрашивает Жан-Клод. — Рядом с вашей плантацией?
— Нет. Эти люди — лучшие из лучших. Кое-кто живет в непальском регионе Солу Кхумбу у южных склонов горы Эверест. Другие пришли из района Хеламбу, из долины Аруна или из Ровалинга. Остальные из Катманду. Только четверть из них живет в пределах четырех дней пути от Дарджилинга.
— Предыдущие экспедиции всегда брали несколько шерпов из Дарджилинга, а по пути нанимали в деревнях тибетских носильщиков, — говорит Дикон.
— Да, — подтверждает Реджи и ударяет кожаным стеком по обтянутой перчаткой ладони; когда перед восходом солнца мы собрались в огромной кухне, чтобы выпить кофе, она вернулась с утренней верховой прогулки. — Вот почему у трех первых английских экспедиций было несколько хороших альпинистов-шерпов, но много носильщиков, совсем не приспособленных для работы в горах. Тибетцы — замечательный народ, гордый и храбрый, но когда они вынуждены выполнять обязанности носильщиков, то — как вы должны помнить по опыту двух предыдущих экспедиций сюда, мистер Дикон, — начинают вести себя как английские члены профсоюза и объявляют забастовку, чтобы добиться повышения жалованья, улучшения питания, сокращения рабочего дня… причем всегда в самый неподходящий момент. Шерпы так себя не ведут. Если они согласились помочь, то будут помогать, и остановить их может только смерть.
Дикон хмыкает, но я замечаю, что он с этим не спорит.
Пасанг выстраивает тридцать шерпов в подобие шеренги; они по очереди выходят вперед, кланяются леди Бромли-Монфор, и Реджи сама представляет их нам. Непривычные имена не задерживаются у меня в памяти, и я удивляюсь, как Реджи их различает, но потом понимаю, что виновата моя американская невнимательность: этот шерпа массивнее остальных, у этого густая черная борода, у этого
редкие усики, этот чисто выбрит, но брови у него срослись, образуя сплошную черную линию над глазами. У одного нет передних зубов, а стоящий сразу за ним улыбается ослепительной белозубой улыбкой. Есть плотного телосложения, есть худые. Одежда у кого-то из тонкого хлопка, у кого-то больше напоминает тряпье. У кого-то на ногах европейские альпинистские ботинки, но большинство в сандалиях, а некоторые вообще босиком.Когда церемония знакомства заканчивается, Пасанг отводит большую половину шерпов в дальний угол двора, где те усаживаются на корточки и тихими голосами заводят дружескую беседу.
— Никогда в жизни не нанимал на работу шерпу, — шепчет Жан-Клод.
— Я нанимал, — успокаивает его Дикон.
Но в конечном итоге именно Пасанг и Реджи помогают нам сделать выбор. Наша троица едва способна выйти за рамки разговора о пустяках, но Пасанг, например, говорит, что «Нийма может целый день, не уставая, нести груз, вдвое превышающий его собственный вес», а Реджи сообщает, что «Анг Чири живет в деревне, расположенной на высоте более пятнадцати тысяч футов, и, похоже, прекрасно чувствует себя и на больших высотах». Такого рода информация, а также способность говорить по-английски или понимать английский помогают нам принять решение, особенно по поводу персональных шерпов.
Через двадцать минут мы понимаем, что единственным шерпой у Реджи будет Пасанг — на него также возложены обязанности сирдара, или начальника всех шерпов, и врача экспедиции. Же-Ка выбрал Норбу Чеди и Лакру Йишея в качестве личных шерпов. Они из разных деревень и скорее всего не родственники, но похожи, как братья. У обоих на глаза спадают длинные челки — Реджи объясняет, что у людей, живущих среди ледников, эти длинные челки служат вместо темных очков, защищая от снежной слепоты.
Дикон выбрал шерпу по имени Нийма Тсеринг — невысокого, крепкого мужчину, который хихикает перед тем, как ответить на своем пиджин-инглиш на каждый вопрос, и который может нести груз, более чем вдвое превышающий его вес. Второй шерпа Дикона выше, тоньше и лучше говорит по-английски; его зовут Тенцинг Ботиа, и он никогда не расстается со своим помощником, молодым Тейбиром Норгеем.
В качестве «тигров» я выбираю улыбающегося, невысокого, но явно крепкого и жизнерадостного парня по имени Бабу Рита, а также Анга Чири из высокогорной деревни. Широкая улыбка Бабу настолько заразительна, что я невольно улыбаюсь ему в ответ. У него все зубы на месте. Анг не очень высокий, но его бочкообразная грудь такая широкая, что, как выразился бы мой отец, «сделала бы честь любому уроженцу Кентукки». Я предполагаю, что Анг Чири способен подняться на вершину Эвереста, ни разу не воспользовавшись кислородом из наших баллонов.
Еще несколько минут мы просто болтаем, а затем Реджи объявляет, что общительный невысокий паренек по имени Семчумби — похоже, фамилии у него нет — будет поваром экспедиции. Высокий, серьезный шерпа с относительно светлой кожей, которого зовут Наванг Бура, будет отвечать за вьючных животных.
— Кстати, о вьючных животных, — говорит Реджи. — Пора паковать снаряжение в тюки для мулов. — Она хлопает в ладоши, Пасанг делает знак рукой, и все тридцать шерпов спешат к нижним конюшням, где стоят грузовики со снаряжением.
— А вам, джентльмены, нужно выбрать верховых лошадей и седла, — прибавляет Реджи и быстрым шагом направляется к верхним, большим конюшням.
— Должно быть, вы шутите. — Я сижу на белом пони, а мои ноги стоят на земле.
— Это тибетские пони, — объясняет Реджи. — Они гораздо лучше обычных лошадей и пони приспособлены для обледенелых горных троп, по которым мы будем продвигаться, и могут пастись там, где лошадь или мул останутся голодными.
— Да, но…
Я встаю и позволяю пони выйти из-под меня. Жан-Клод смеется так, что хватается за бока. Ноги у него не такие длинные, и он может свесить их по бокам пони, как будто действительно едет верхом. Дикон тоже выбрал себе лошадку, но не дал себе труда сесть на нее.