Избранное

– Хотите еще водки?
– спросил он.

– Нет, - сказал я, но спохватившись, прибавил: - Нет, спаси

бо, я больше не хочу.

Я подошел и сел опять за стол. Некоторое время мы молчим.

– Я хочу вас спросить, - говорю я наконец, - Вы веруете в Бо

га?

У Сакердона Михайловича появляется на лбу поперечная морщина,

и он говорит:

– Есть неприличные поступки. Неприлично спрашивать у человека

пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что поло

жил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отка

зать; и самый удобный и приятный способ отказа - это соврать,

что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть и,

– 40

– Не жнаю, - ответила Марья Васильевна.

– Когда это было?
– спросил я.

– Тоже не жнаю, - сказала Марья Васильевна.

– Вы разговаривали со стариком?
– спросил я Марью Васильевну.

– Я, - отвечала Марья Васильевна.

– Так, как же вы не знаете, когда это было?
– сказал я.

– Чиша два тому нажад, - сказала Марья Васильевна.

– А как этот старик выглядел?
– спросил я.

– Тоже не жнаю, - сказала Марья Васильевна и ушла на кухню.

Я пошел к своей комнате. "Вдруг, - подумал я, - старуха ис

чезла. Я войду в комнату,а старухи-то и нет. Боже мой! Неужели

чудес не бывает?!"

Я отпер дверь и начал ее медленно открывать. Может быть это

только показалось, но мне в лицо пахнул приторный запах начинав

шегося разложения. Я взглянул в приотворенную дверь и на мгнове

ние застыл на месте. Старуха на четвереньках медленно ползла ко

мне навстречу.

Я с криком захлопнул дверь, повернул ключ и отскочил к проти

воположной стенке.

В коридоре появилась Марья Васильевна.

– Вы меня жвали?
– спросила она.

Меня так трясло, что я ничего не мог ответить и только отри

цательно замотал головой. Марья Васильевна подошла ближе.

– Вы ш кем-то ражговаривали, - сказала она.

Я опять отрицательно замотал головой.

– Шумашедший, - сказала Марья Васильевна и опять ушла на кух

ню, несколько раз по дороге оглянувшись на меня.

– Так стоять нельзя. Так стоять нельзя, - повторил я мыслен

но. Эта фраза сама собой сложилась где-то внутри меня. Я твердил

ее до тех пор, пока она не дошла до моего сознания.

– Да, так стоять нельзя, - сказал я себе, но продолжал стоять

как парализованный. Случилось что-то ужасное, но предстояло сде

лать что-то, может быть, еще более ужасное, чем то, что уже про

изошло. Вихрь кружил мои мысли, и я только видел злобные глаза

мертвой старухи, медленно ползущей ко мне на четвереньках.

Ворваться в комнату и раздробить этой старухе череп. Вот, что

надо сделать! Я даже поискал глазами и остался доволен, увидя

крокетный молоток, неизвестно для чего, уже в продолжении многих

лет, стоящий в углу коридора. Схватить молоток, ворваться в ком

нату и трах!...

Озноб еще не прошел. Я стоял с поднятыми плечами от внутрен

него холода. Мысли мои скакали и путались, возвращались к исход

ному пункту и вновь скакали, захватывая новые области, а я стоял

и прислуши вался к своим мыслям и был, как-бы, в стороне от них,

и был, как бы, не их командир.

– Покойники, - объясняли мне мои собственные мысли, - народ

неважный. Их зря называли покойники, они скорее беспокойники. За

ними надо следить и следить. Спросите любого сторожа из мертвец

кой. Вы думаете, он для чего поставлен там? Только для одного:

следить, чтобы покойники не расползались. Бывают, в этом смысле,

забавные случаи. Один покойник,пока сторож по приказанию началь

ства мылся в бане, выполз из мертвецкой, заполз в дезинфекцион

ную камеру и съел там кучу белья. Дезинфекторы здорово отлупце

вали того покойника, но за испорченное белье им пришлось рассчи

тываться из собственных карманов. А другой покойник заполз в па

лату рожениц и так перепугал их, что одна роженица тут же произ

вела преждевременный выкидыш, а покойник набросился на выкинутый

плод и начал его, чавкая, пожирать. А когда одна храбрая сиделка

ударила покойника по спине табуреткой, то он укусил эту сиделку

за ногу, и она вскоре умерла от заражения трупным ядом. Да, по

койники народ неважный, и с ними надо быть начеку.

– Стоп!
– сказал я своим собственным мыслям.
– Вы говорите

чушь. Покойники неподвижны.

– Хорошо, - сказали мне мои собственные мысли, - войди тогда

в свою комнату, где находится, как ты говоришь, неподвижный по

койник.

Неожиданное упрямство заговорило во мне.

– И войду!
– сказал я решительно своим собственным мыслям.

– Попробуй!
– насмешливо сказали мне мои собственные мысли.

Эта насмешливость окончательно взбесила меня. Я схватил кро

кетный молоток и кинулся к двери.

– Подожди!
– закричали мне мои собственные мысли. Но я уже

повернул ключ и распахнул дверь.

Старуха лежала у порога, уткнувшись лицом в пол. С поднятым

крокетным молотком я стоял наготове. Старуха не шевелилась.

Озноб прошел, и мысли мои текли ясно и четко. Я был команди

ром их.

– Раньше всего, закрыть дверь!
– скомандовал я сам себе.

Я вынул ключ с наружной стороны двери и вставил его с внут

ренней. Я сделал это левой рукой, а в правой я держал крокетный

молоток и все время не спускал со старухи глаз. Я запер дверь на

ключ и, осторожно переступив через старуху, вышел на середину

комнаты.

– 42

Чемодан стоит передо мной, с виду вполне благоприятный, как