Избранное
Шрифт:
При ближайшем рассмотрении это оказался кусок обертки от сигарет. На нем что-то нацарапано карандашом, сначала я ничего не мог разобрать. Я поднес картонку к окну лавки — там было светлее, и наконец разобрал слова: Мария ван Дам, Клостерстраат, 15.
Моя любопытная газетчица высунулась из двери и позвала меня: «Заходите, господин Фербрюгген, тут вам будет виднее. Что им нужно?»
Тридцать лет подряд она принимает меня за кого-то другого, и теперь бесполезно объяснять ей, что моя фамилия Лаарманс. А в тот день, когда я уже больше не приду покупать газету, пусть она спокойно прольет слезу над своим Фербрюггеном.
— Где это, сэр? — повторил мягкий голое.
Черт возьми, ответить не так просто! Ну как точно объяснить моему темнокожему брату, где эта самая
— Вот сюда. Третий поворот направо, второй налево, снова первый направо… а там улица… улица… — Господи, ну как им объяснить по-английски, что там улица не заворачивает ни направо, ни налево. И что эта улочка, темная, узкая, вьется туда и сюда. — Потом — ни вправо, ни влево, — продолжаю я, — вот сюда… — И я стал так энергично жестикулировать, что прохожие, несмотря на дождь, столпились вокруг нас, тараща глаза. Надо кончать скорее, не век же тут стоять, как уличный фокусник, чувствуя за спиной дыхание старой газетчицы.
— Смотрите, — сказал я. Я наклонился и покрутил рукой, и все зрители внимательно посмотрели на землю, как будто я выбросил что-то такое, что могло еще пригодиться. — Понятно? — спросил я темнокожего. Если он не понял, вина не моя.
— Да, спасибо, сэр, — отвечает мой благородный дикарь и грациозно кланяется, а его спутники пристально вглядываются в мое лицо, соображая, можно ли мне доверять. Один что-то сказал на каком-то странном языке, и высокий что-то ему ответил, как видно, что я произвожу хорошее впечатление. Настолько хорошее, что высокий пошарил в кармане и подал мне пачку сигарет той же марки, как и визитная карточка, предупреждающая о появлении Марии. Только чаевых не хватало!
— Это вам, сэр, — говорит высокий.
Я решительно отказываюсь от подарка, но чувствую себя польщенным, что из всех моих сограждан именно меня они избрали, чтобы помочь им осуществить их мечту.
— Слушайте, если вам не нужно, отдайте мне! — говорит мальчишка из мясной.
Не знаю, откуда он взялся, но вдруг огромный верзила со сломанным носом и в засаленной кепке втиснулся между нами и, даже не попросив разрешения, сграбастал моего темнокожего приятеля и уже потащил было куда-то в сторону, но никак не в направлении той земли обетованной, где проходила Клостерстраат. Бродяга-сутенер, перед таким даже нахальный мальчишка мясника сразу отступил. Неплохой образчик «высшей расы», тут ничего не скажешь.
Али-хан, как я окрестил моего заморского знакомца, вежливо высвободил руку из грубой хватки и вопросительно взглянул на меня, а его спутники, растерянно мигая, уставились ему в лицо. Выхода не было. Что ж, надо идти наперекор этому верзиле, не то как бы моим черным не пришлось худо.
— Видно, вы города не знаете, приятель? Разве Клостерстраат в той стороне? — спросил я как можно мягче.
— Это кто же тебе приятель? — буркнул он. — Клостерстраат? Клостерстраат. Суют кусок картонки кому попало, разобрать ничего нельзя. За нос водят. В такую погоду в ихней одежонке бегать? Отведу их к «Веселому джокеру» на Закстраат — там девки дешевые, а титьки у них — во! — И, приставив волосатые ручищи к своей груди, он растопырил пальцы во все стороны.
— Пошли! — хрипло бросил он. — Чего стоять! — и добавил, наклоняясь ко мне, что это его клиенты и он их тут подобрал, а не я.
Что мне было делать? Отдать моих знакомцев на произвол судьбы или же поддержать их в трудную минуту? Одно было ясно — не соблазны Закстраат манили их, им нужна была Мария ван Дам. Но если я намекну, что им лучше держаться подальше от Закстраат, мне не миновать стычки с этим зверюгой. Вернее всего было предоставить выбор им самим.
— Слушайте, — сказал я, — вон там — и я указал на север, — там девушки продают любовь, а вон там — и я показал в сторону земли обетованной — та, чье имя стоит на сигаретной пачке.
— Не надо нам девушек, продающих любовь, как вы их зовете, сэр, нам нужна она! — с уверенностью сказал Али, тщательно выговаривая английские слова, и помахал картонным талисманом,
как флагом.— Значит, надо идти туда, — сказал я. — Третья направо, потом вторая налево, первая направо, а потом — таким зигзагом. Там и найдете.
— Благодарю вас, сэр. — Он склонился в поклоне, почти как придворная дама, и все трое гуськом пошли прочь, под пронизывающим дождем, туда, к третьей направо; тип с перебитым носом выругался им вслед, а я направился к трамваю, который должен был отвезти меня к жене и детям. Мне казалось, что я отлично выпутался из трудного положения, особенно я хвалил себя за последний штрих, из подобных переделок выйти не так-то легко. И еще одно: теперь я могу спокойно ехать домой, сесть с газетой у огня и тем самым вступить наконец на путь добродетели.
Наверно, так было предначертано судьбой, но мой трамвай долго стоял на остановке. Не знаю, что на меня нашло, но я чувствовал себя неспокойно, словно что-то лежало у меня на совести. Я стоил на задней площадке, уставившись в дождь — он уже почти перестал, — как вдруг увидел моих черных, которые выходили из булочной Йонкера, жадно жуя булки и оглядываясь в поисках нужного поворота. Видно, они не могли решиться, куда завернуть — на Рейндерсстраат, пересекавшую главную улицу, или на Корнмаркт, где начиналась путаница переулков, где им придется безнадежно бродить взад и вперед, пока на рассвете не придет время возвращаться на корабль и браться за работу. Нет, никогда им не найти Клостерстраат. И даже если они попадут туда — как отыскать дом номер пятнадцать: наши указатели, наверно, для них похожи на иероглифы.
И вдруг я мысленно представил себе, как я сам, усталый и одинокий, затерялся бы на улицах Бомбея. Ночь, холодный туман пронизывает мой дешевый пиджачок. Я брожу из переулка в переулок, мимо базаров и трущоб в поисках Фатьмы, а она ждет меня в красном свете лампы у себя дома, где-то в конце пути, по тридцать седьмой улице направо, по пятнадцатой налево, по девятой направо, седьмой налево, а оттуда — в кривой переулок, которого мне никогда не найти. И в руке у меня жалкий клочок картона, никто на него не хочет смотреть, а тысячеголовая толпа течет мимо живым потоком, словно воды Ганга, и не обращает на меня внимания. С сердцем, полным надежд, с сияющими глазами вышел я на поиски и теперь в третий или четвертый раз вернулся к тому же углу. Замкнулся бесконечный, безнадежный круг, и я знаю — никогда мне не найти Фатьму, никогда не сжать ее в объятиях. При первых лучах зари она погасит лампу и, рыдая, бросится на ложе, оттого что неверный белый гость обманул и не пришел.
И я должен был признаться, что ничем не помог бедным ребятам, что зря я жестикулировал, стараясь объяснить им дорогу — особенно нелепо выглядели эти дурацкие зигзаги, — да и вряд ли они меня поняли. А эта Мария ван Дам, чье имя, как рыцарский девиз, стояло на кусочке картона, кто она такая? Наверно, простая девчонка, трудно вообразить, что три кули будут искать в доках благородную барышню. Но и тут есть чертовски хорошенькие девушки, без особых предрассудков. А Мария для меня самое красивое женское имя. Впрочем, это неважно: не я ее ищу, а трое чужестранцев.
И, не раздумывая, я соскакиваю с трамвая и подхожу к моей черной троице, которая встречает меня сияющей, как заря, улыбкой.
— Странный город, — говорит Али, — в нем все улицы одинаковые.
Но я успокаиваю его жестом и обещаю, что провожу их к той девушке, чье имя стоит на куске картона. И я решительно направляюсь к третьей улице направо, рядом со мной идет Али, а за ним молча следуют его темнокожие друзья.
И вот я иду с людьми, ни в чем не похожими на тех, с кем мне суждено коротать всю свою жизнь — с тремя чужаками другого цвета кожи, у них и походка другая, и смех не тот, и здороваются они иначе, а может быть, и любят по-иному, и по-иному ненавидят, чужаки, которым ничего не известно о столпах нашего общества и дела нет до наших принцев и прелатов, оттого они, наверно, и пришлись мне так по сердцу. И раз уж случай свел нас на одном перекрестке, нужно ловить его не мешкая, потому что встреча будет мимолетной и недолгой.