Избранное
Шрифт:
Поезд тронулся.
Я забрался в самый конец нашего железного, но уже во многих
местах продырявленного вагона. Там я присел на груду сваленных
порожних ящиков из-под снарядов.
Надо было собраться с мыслями.
"Что же это такое? - спрашивал я себя. - Бронепоезд - и вдруг
превратился в тыловую площадку..."
x x x
Остаток дня мы провели на своем разъезде.
Завечерело. Федорчук сварил
За ужином было невесело. Ни разговоров, ни смеха, ни задорной
матросской шуточки. И едят-то, гляжу, мои ребята, словно чужое дело
делают. Хлебали, хлебали, да так и не опорожнили ведро. Матрос, ворча,
выплеснул варево за борт в канаву.
Нет, вижу, так дело не пойдет: потолковать надо с ребятами,
разъяснить им наше новое положение, а то они совсем носы повесили.
Я устроил собрание команды.
– Вот что, товарищи, - сказал я. - Все мы бойцы нашей Красной
Армии и люди сознательные. Мы получили от высшего начальства приказ
работать на тыловых позициях. Что это значит? А вот что. Возьмем
сегодняшний случай: попробовали мы бить нападавших с бронепоезда в
упор - и раз, и два, и три выезжали вперед, в последний раз даже в
самые колонны их врезались, а много ли толку вышло?
Я помолчал, ожидая ответа, но никто не промолвил ни слова.
– Ну ладно, - сказал я, - давайте разберемся. Мы с одним орудием
на открытой площадке, а противник? У него кругом батареи понаставлены
да бронепоезд еще вдобавок - видали эту стальную крепость? В этаком
пекле выпустишь из гаубицы снаряд-другой и уже оглядывайся, как бы в
укрытие поспеть. А чуть замешкался, считай - конец: расшибут и наш
полувагон, и гаубицу, и людей всех уложат. Посудите, какой же толк от
такой стрельбы? Разве это настоящая помощь бригаде?
Бойцы молчали.
Я продолжал:
– И правильно, очень умно сделал командир бригады, что вовремя
нас осадил. Теперь он ставит нас на тыловую позицию. Что это значит? А
то значит, что мы из своего тяжелого орудия спокойненько будем крошить
петлюровцев метким огнем с дистанции...
– До восьми верст эта орудия берет, - вставил Малюга. - Ежели
только сам наблюдатель...
Я перебил его:
– Вот видите, товарищи: восемь верст. Да к такому орудию любой
артиллерист станет с охотой и еще за честь посчитает стрелять из него!
Красноречие мое явно не действовало. Бойцы рассеянно глядели -
кто себе под ноги, кто по сторонам, в быстро сгущавшиеся сумерки.
– Да о чем тут много говорить? - закончил я свою речь. -
Поработаем в тылу, а там, глядишь, и опять на передовую угодим. Всякое
бывает...
Брать слово никто не пожелал, и я объявил собрание закрытым.
Бойцы начали расходиться. И вдруг заговорили пулеметчики.
Заговорили шумно, все сразу,
так что ничего нельзя было понять.Наконец они уступили слово своему отделенному Панкратову.
Панкратов вышел вперед и оправил на себе ремень.
– Пушка что? Пушка известно... - сказал он, сурово, исподлобья
оглядывая всех. - Пушка, товарищи, и с больших верст и с малых
одинаково себя оправдает, на то она и пушка. А пулеметы как?
Панкратов сдернул фуражку и провел рукой по голове, защемив между
пальцами свои светлые волосы, стриженные ежиком.
– Как же пулеметы? - повторил он. - Пулеметы за восемь верст не
стреляют...
– Восемь верст!
– хором подхватили пулеметчики, теснившиеся сзади
него. - Восемь верст от передовой - это, братва, обозы. Теперь нам с
пулеметами только в обоз и становиться...
– К телегам с картошкой! - выкрикнул долговязый пулеметчик в
прорванных ботинках.
Опять поднялся шум. Все пулеметчики говорили и кричали, перебивая
друг друга. Из них только один Никифор молчал и держался в стороне. А
пулеметчики уже стали договариваться до того, чтобы отцепить
бронированный вагон от поезда и поехать в нем отдельно на позицию.
А я молчу. Стою и жду, когда же наконец командир отделения
Панкратов уймет свою горластую команду и заговорит со мной, как
полагается говорить с начальником.
Вдруг вижу, поднимается матрос. Он встал с ящика, расправил за
плечами ленточки бескозырки, весь встряхнулся и запустил руки в
карманы.
Матрос вышел на середину вагона.
– Это как же понимать вас, миляги? - заговорил Федорчук,
нацеливаясь прищуренным глазом то на одного, то на другого
пулеметчика. Он прокашлялся.
– Что-то я, братцы, ваших слов в толк не
возьму. Бронепоезд, что ли, делить задумали? Вроде как хлеб перед
завтраком делим на пайки - кому эта, кому та, а кому с поджаристой
корочкой? Так, что ли?
Панкратов смущенно отступил перед матросом.
– Замолчите, ну! Чего расходились? - сердито затопал он,
оборачиваясь к своим пулеметчикам, хотя те и без того уже прикусили
языки.
– Не вяжутся у тебя, Панкратов, концы с концами, - сказал я.
–
Этим твоим ретивым ребятам все нипочем; ну а ты сам-то понимаешь,
какую чепуху они порют? Бронепоезд - боевая часть в штабе бригады, но
об этом я уже не говорю. Допустим, нарушим штат, отцепим твой вагон. А
с чем же ты поедешь под снаряды и пули? Бронированный паровоз для
этого у тебя есть?
– Наверное, есть, раз собирается, - язвительно вставил матрос.
–
А то, может, они своей семеркой приладятся да сами вагон по рельсам
покатят? Эй, мол, дубинушка, ухнем!
Кругом засмеялись. Под веселые разговоры и пересмешки бойцов я