Избранное

думать самостоятельно, и тот уловил суть дела.

А задачу решили так. Заготовили две длинные тонкие жердины. Одну

воткнули в землю у вагона, а другую я поволок в поле. Отойдя шагов на

сто, я поставил и эту, затем вынул компас, заметил показание стрелки

и, держа компас перед глазами, отправился обратно.

Я шел от одной жерди к другой, или, как говорят, в створе двух

вех. Чуть только я уклонялся от створа, меня поправляли голосом с

бронепоезда: "Правее!" или "Левее!", потом: "Так держать!" Матрос

распоряжался; ему, сигнальщику, это дело с руки.

Я шел по прямой линии, и стрелка компаса, понятно, не меняла

показания.

Но вдруг стрелка ожила под стеклом и начала поворачиваться, будто

желая черным своим носиком нацелиться на бронепоезд.

Я остановился. До бронепоезда оставалось шагов двадцать. Подошел

Теслер и объявил, что я уже в магнитном поле.

Я пошел назад, все так же не выходя из створа, и вернул стрелку к

нормальному показанию. Это было шагах в сорока от бронепоезда.

– Вот где вы вправе пользоваться компасом, - сказал Теслер. -

Понятно? Ориентируйте заново карту.

Никогда еще меня так не кидало в жар. Подумать только, какую я

совершил ошибку!.. По подсчетам, сделанным в вагоне, орудие глядело бы

на северо-запад. А настоящая цель-то - на юго-западе!

– Товарищ комбриг! - вскричал я. - В первый раз в жизни увидел,

что земля вертится!

Теслер посмотрел на меня и улыбнулся моей шутке.

– Командуйте!

Впрыгнув в полувагон, я спрятал карту и компас от дождя.

Прокашлялся:

– Орудие к бою!

Все приготовились. К правилу, в помощь матросу, встал один из

пулеметчиков.

– По невидимой цели...

Я дал направление, и ребята схватились поворачивать орудие. Хвост

лафета легко пошел по намокшему бревну.

– Дождь-то... Он понимает морячка...
– забалагурил матрос.
– Ишь,

у правила нам помогает...

Малюга доложил о готовности к бою.

– Сто шестьдесят делений!
– крикнул я.
– Огонь!

Прогрохотало орудие. Тысячепудовый вагон вздрогнул от выстрела и

несколько секунд ходил взад и вперед, словно десятичные весы, на

которые бросили груз.

Заложили другой снаряд. Третий.

Дождь усиливался. Малюга то и дело протирал стеклышки прицела.

Странно было стрелять сквозь сплошную завесу дождя. Казалось, что

снаряды, вылетая из ствола, куда-то сразу без толку проваливаются.

Комбриг прохаживался по вагону, считая вслух выстрелы. Он велел

то убавлять, то прибавлять деления, то рассеивать огонь в стороны.

– Довольно, отбой! - сказал комбриг на сорок пятом выстреле и

наклонился над своей картой - так, чтобы на нее не попадал дождь.

Свободной рукой он вытянул из кармана карандаш и перечеркнул деревню

красным крестом.
– Ну, вот и все!

– Товарищ командир бригады, но что же такое мы все-таки

обстреливали?
– спросил я.

– За что, как говорится, работали? - поддакнул матрос, вытирая

мокрый лоб.

Комбриг усмехнулся.

– Этой ночью, - сказал он, - бригада галичан сосредоточила в

деревне свои артиллерийские парки. А нам это мешает. Вот мы с вами и

распорядились парками по-своему. Только и всего.

Он протянул мне и Малюге руку и кивнул остальным.

– Ну, товарищи, сегодня вы мне больше не понадобитесь. Можете

отдыхать. Советую вам использовать будку, она ведь годится не только

как точка на карте.

Ординарец подал лошадь, и комбриг уехал. А мы, накинув на орудие

чехлы, кубарем выкатились из вагона и побежали в железнодорожную

будку.

x x x

Скорее, это был домик: сени, кухня, комната. Поглядели - кругом

пусто. Стоит шкаф, дверцы полуоткрыты, внутри одни крошки. У стены

железная кровать, но без матраца. А в углу, на месте рукомойника,

всего только ржавый гвоздь.

– Что же, ребята, надо хату обживать, - заговорил матрос,

деловито обшаривая углы. - Как это говорится: Робинзоны Крузо в

пятницу...

Я шепотом поправил моряка:

– Ты, наверное, хотел сказать: "Робинзон и Пятница"?

Федорчук посмотрел на меня ясными детскими глазами.

– А разве я не так сказал? - слукавил он и, крякнув, продолжал

свой обход.

– Э, да тут, поглядите-ка, живая душа есть!
– И он вытащил из-под

плиты кошку. Поднял ее и повернул к себе перепачканной в золе

мордочкой.

– Принимай, хозяйка, гостей. Ну, учили тебя разговаривать?

Кошка слабо мяукнула.

– Ну, вот так...

Тут кошку перехватил с рук на руки Никифор. Стал гладить ее,

почесал ей за ухом. Та сразу развалилась у него на руках и громко

замурлыкала.

– Ишь ты, - осклабился матрос. - Гости не кормлены, а она сразу

же и песни петь. Обожди, хозяйка, с песнями, дай сперва людям

обсушиться.

– Возьмем ее, а? Будет жить у нас в поезде, - сказал Никифор,

присаживаясь с кошкой на кровать.

– Еще чего выдумал! - ответил матрос. - Да эта животина от

первого же выстрела так сиганет из вагона, что ее и снарядом не

догонишь. Пускай уж она при своем доме остается. Вышибем вот контру, и

хозяева сюда воротятся.

Матрос прыгал на одной ноге у порога, защемив другую ногу дверью

и стаскивая намокший сапог. Наконец сапог провалился куда-то в сени, а

матрос шлепнулся на пол.

Долговязый пулеметчик уже растапливал плиту, усердно поддувая

огонь. Он был у нас теперь и за кока. Сонливый парень, но под