Избранное

снял навесной замок, толкнул дверь. Илья Николаевич оказался среди

сырых каменных стен. Сразу же у порога ларь с каким-то хламом, тут же

– лопаты, метлы. Подальше, в углу, - крест, приготовленный для

могилы... Тусклый свет из забранного решеткой окошка под потолком.

Церковная караулка... Но при чем тут школа? Однако в караулке -

классная доска, столы для занятий, при них лавки, на потолке висячая

керосиновая лампа...

Илья Николаевич долго стоял молча. Потом обернулся к сторожу,

сказал хмуро:

– Надо проветривать помещение, здесь собираются дети!

– Ась? - отозвался сторож, не сразу поняв, что от него требует

приезжий господин. Потом сказал равнодушно: - С середы не собираются.

Еще того не легче: со среды, а нынче уже пятница! Оказывается,

учительствует здесь священник. Но подошли требы, он и уехал по

приходу.

– В воскресенье к обедне воротится, - пояснил сторож. - Службу

служить.

Илья Николаевич уважал пастырский труд священнослужителей и в

требах видел акт гуманности: отпустить грехи умирающему, утешить

болящего, укрепить в вере заблудшего, как же без этого? Но требы

требами, а срывать занятия в школе непозволительно!

Волостной старшина, средних лет упитанный мужчина, как видно, был

уже оповещен о появившемся из губернии чиновнике. В присутственную

комнату вышел при регалии - с цепью на шее.

Илья Николаевич подал руку. В ответ - подобострастное выражение

лица и бережное, как к хрупкому сосуду, прикосновение к инспекторской

руке толстых коротких пальцев.

Сели.

Илья Николаевич выразил сожаление, что школа уже несколько дней

бездействует.

Глаза старшины загорелись злым огоньком.

– Да что я... Ежели отец Серафим лишку потребляет... - И он

принялся сваливать всю вину на священника.

– Я просил бы собрать школьников, - перебил его излияния

инспектор, - несколько мальчиков и девочек. Возможно это?

Старшина вскочил.

– Это мы в сей момент. Соцкой!

Отправил сотского за школьниками и сам взялся за шапку.

– А вы, господин старшина, мне не помешаете. Отнюдь. Дело у нас с

вами общее.

И Илья Николаевич кратко ознакомил собеседника с

правительственными узаконениями, направленными на улучшение школьного

дела.

Старшина сидел с покорным видом:

– Это мы тоже можем понять.

– В таком случае... простите, как ваше имя-отчество? Герасим

Матвеевич? Очень приятно. А мое - Илья Николаевич... Так вот что,

Герасим Матвеевич, надо обзаводиться нам в селе приличной школой. Я,

как инспектор, располагаю средствами, чтобы купить для школы дом.

Желательна изба-пятистенок, чтобы при школе было и жилье для учителей.

Плохого дома не возьму: помещения должны быть чистыми, светлыми,

теплыми... Что вы на это скажете? Найдется продавец? Ведь село ваше не

маленькое?

Старшина поскреб в затылке, процедил жарко:

– Тестя бы надо прошшупать, дак ведь...

Вскочил, забегал по комнате.

Вгорячах даже постороннего перестал стесняться, развивая мысль о

том, как он поживится за счет тестя: старика - за порог, а избу его,

пятистенку, на торги!

Он и на чиновника поглядывал уже без всякого уважения: мол, в

тебе и виду-то никакого, никакой солидности, и не такие из губернии

налетали, да отскакивали!

Илья Николаевич под этими взглядами только поеживался. "Сожрет, -

подтрунивал над собой, - и не будет на свете инспектора, только

фуражка останется, козловые сапоги да башлык... Заодно с тестем

сожрет. Бррр... Это же людоед. Людоед на воеводстве!"

Между тем в комнату вошли дети.

Старшина мигом за дверь. Илья Николаевич только усмехнулся ему

вслед: "Ну, теперь этому деятелю не до школьных дел! Побежал тестя

обкручивать..."

Усадив детишек на скамью, Илья Николаевич достал камертон и

ударил пальцем по его вилочке.

– До-о-о... - поддержал он голосом звучащий металл. Поднес

вилочку к уху мальчика, девочки, опять мальчика.
– До-о-о, до-о-о...
–

требовательно повторял он, пока, и у детишек губы не раскрылись.

Но лишь один из пятерых не сфальшивил. Илья Николаевич

одобрительно кивнул мальчику, тотчас провел его по дорожке звуков:

вверх - вниз. Мальчик одолел почти полную октаву.

Илья Николаевич записал фамилию мальчика с пометкой: "Хор. слух".

Однако на отца Серафима рассердился. Как же так, чтобы священник, у

кого вся служба из песнопений, не удосужился хотя бы слух развить у

школьников!

Илья Николаевич любил пение. Был у него и голос - небольшой, но

приятного тембра. Мария Александровна заметила, что особенно удаются

ему песни задушевные, лирические, это и учла, составляя с мужем

домашний дуэт.

Был он поборником певческой культуры. Не без его участия сложился

хор воспитанников в Пензенском дворянском институте; приохотил он к

пению и многих гимназистов в Нижнем Новгороде. А в должность

инспектора народных училищ вступил уже с целой программой развития

школьных хоров. Основы ее взял у корифеев педагогической науки,

которую только что заново проштудировал.

Для малышей в классе песенка, как глоток свежего воздуха среди

трудного урока. Для более взрослых ребят - это уже и приобщение к

искусству; а искусство со своей стороны облагораживает характер.

Особенно важно, полагал Ульянов, чтобы музыкально грамотной вырастала

деревенская детвора: кто же, как не крестьянин - не только слухом, но