Избранное
Шрифт:
— Слушай,— говорит вдруг Ник.— Ту пьешь вино?
— Пью.
— Тогда завтра вечером приходи сюда, и мы выпьем.
— Вот это здорово.
— У нас только завтрашний вечер. Потом вернется мой друг. У меня вина полно — надеремся как следует. В доску.
— Само собой,— говорю я.
— Завтра вечером,— повторил Ник.
Он поднялся с земли, и я тоже поднялся; он махнул мне на прощание и ушел, а я стоял и смотрел ему вслед.
Но случилось так, что я никогда уже больше не увиделся с Ником. В тот вечер — когда я пил чай — миссис Крамп стала рассказывать мне, что одна ее знакомая работала не разгибая спины и умерла от разрыва сердца.
— Но
— В порядке-то в порядке,— согласился я,— только вот не на месте.
Может, это и прозвучало как одна из моих шуточек, но я-то подумал про Далмацию.
А миссис Крамп вскипела.
— Хватит с меня,— говорит.— Пей чай и убирайся.
Я не огорчился. Вышел на дорогу и подумал: может, сходить к Нику, а сам взял да и потащился в город и там, уж не помню сколько дней подряд, пил беспробудно.
Так хотелось забыть про Ника. Он, конечно, знал, что неправ, но, может, для мужчины важнее всего твердо стоять на своем?
Ей дали надбавку
Когда раздался взрыв, я не мог выйти посмотреть, где это случилось. Неделю назад, на верфи, где я работал, мне придавило ящиком ногу. Теперь мне пришлось ходить на костылях.
Я жил в то время у миссис Боумен, рядом с портом. Миссис Боумен была неплохая женщина, хотя немного скуповата. Но я не винил ее за это, ведь муж ее бросил, и, чтобы сводить концы с концами, она несколько дней в неделю работала уборщицей.
Взрыв как пожар — никогда не поймешь, близко взорвалось или далеко. Но взрыв был на самом деле сильным. Мы с миссис Боумен сидели на кухне, и трахнуло так, что посуда зазвенела, а с абажура посыпалась пыль. Салли Боумен работала на военном заводе, и, хотя миссис Боумен не сказала ни слова, по лицу ее было видно: подумала она, что взрыв произошел именно там. Люди на улице принялись обсуждать случившееся, и очень скоро нам все стало известно.
Взрыв был на военном заводе. Говорили, что кое-кого из рабочих разорвало на куски.
Тут миссис Боумен не выдержала.
— Ее убило,— сказала она,— я знаю, ее убило.
Ну что тут было делать? Я заковылял на костылях к соседям и попросил их разузнать о Салли и сообщить мне. А я уж сам подготовлю миссис Боумен.
Я вернулся; миссис Боумен совсем сникла. Когда случился взрыв, она готовила обед и теперь сидела, уронив голову на стол, прямо на картофельные очистки. Волосы у нее растрепались, и вообще вид был ужасный. Но она не плакала; лучше бы уж она заплакала.
— Ее убило,— сказала она,— я знаю, ее убило.
— Нет, она жива,— сказал я.
— Я знаю, ее убило.
— Глупости,— сказал я,— она жива.
— О господи,— сказала она,— зачем только я заставила ее пойти на этот завод?
— Да я уверен, она спаслась.
— У меня никого нет, кроме нее. И вот теперь ее убило.
— Будете твердить это без конца — и вправду в это поверите,— сказал я.
Но это не помогло. Она причитала и причитала. Я спросил, не позвать ли кого из соседей, но она сказала, не надо.
— Я никого больше не хочу видеть. Я жила только ради Салли, а теперь вот ее убило. Она была хорошая девушка, она любила свою мать.
— Конечно,— сказал я.— Конечно, она любила свою мать. И всегда будет любить.
— Не будет. Ее убило.
Я ничего не мог с ней поделать. Хуже всего было то, что я и сам вроде поверил, будто Салли и впрямь убило взрывом. Ей только исполнилось семнадцать, хорошая была девушка. Миссис Боумен теперь
все равно что вдова. Тяжело, ничего не скажешь.И тут миссис Боумен принялась молиться.
— Боже милостивый,— твердила она,— верни мне мое дитя. Ты ведь знаешь, она для меня все. Пожалуйста, всемогущий боже, верни мне мое дитя. Пожалуйста, боже, смилуйся один только раз. Великий боже, я знаю, я поступила дурно. Не надо было заставлять Салли идти на этот завод. Это все из-за денег. Что я могла поделать, ты же знаешь. Боже милостивый, если ты вернешь мне мое дитя, я больше никогда в жизни не поступлю дурно. Да отсохнет мой язык, если лгу. Боже, помоги мне!
Она все причитала и причитала. Слушать ее было просто невмоготу. И сам я неверующий, а миссис Боумен уж настоящая безбожница. Никогда бы не подумал, что в ней есть хоть капля веры. А вот надо же, оказалось, что есть. Я просто не знал, что и делать.
И тут вдруг Салли привезли домой на машине — да еще на какой, на роскошном лимузине. Какой-то тип возвращался с игры в гольф и вызвался помочь пострадавшим. Он высадил Салли из машины, помог ей подняться по лестнице, она еле на ногах держалась. Шляпка у нее съехала на бок, и она все время плакала. Конечно, тут же сбежались соседи, но я сказал им, чтоб они пришли попозже.
Ну так вот, миссис Боумен убедила себя, что от Салли и мокрого места не осталось. И когда Салли вошла, она прямо чуть не спятила и стала причитать, что та воскресла из мертвых. Тут я даже на нее прикрикнул, чтоб привести в чувство, а затем принялся готовить для них чай, словно ничего не случилось. Салли осталась невредима, но кого-то еще убило взрывом, и ее, конечно, это потрясло. Тут я похлопал Салли по спине, пусть мать видит, она вовсе не привидение, а миссис Боумен вдруг расплакалась. И ей сразу полегчало. Пока закипал чайник, мать и дочь вдоволь наплакались.
— Глазам не верю,— говорит миссис Боумен,— я думала, тебя убило.
— Ты же видишь, я жива,— говорит Салли.
— Я думала, тебя убило.
— Я сама так думала. Вот Пег Уотсон убило.
— Какой ужас,— говорит миссис Боумен.
— И Мардж Эндрьюс тоже убило.
— Бедная миссис Эндрьюс.
— Мама, это было ужасно. Словно что-то вдруг разорвалось. Что-то огромное. И меня будто тоже разорвало на части каким-то ветром. А потом так странно запахло.
— Главное, ты жива. Тебя бог миловал.
— Ветер сбил меня с ног. И мне показалось, что меня убило.
— Тебя бог миловал.
— Да, я знаю. А Пег Уотсон и Мардж Эндрьюс?
— Бедная миссис Эндрьюс,— говорит миссис Боумен.
И тут как накинется на меня за то, что я положил ей в чашку слишком много сахару.
— Когда меня с ног сбило, я думала, больше уж мне чаю не пить,— сказала Салли.
— Налить еще чашку? — спросил я.
— Мистер Доран,— сказала миссис Боумен,— сколько вы положили заварки?
— Я заварил покрепче,— сказал я.— Думал, вам захочется покрепче.
— Мы что, миллионеры? — возмутилась миссис Боумен.
Салли сказала, что больше она на этот завод не вернется.
— Почему? — спросила миссис Боумен. Видно было, что ей уже гораздо лучше, говорила она совсем другим тоном.
— Не вернусь, и все тут. Тебя никогда не сшибало с ног таким ветром.
— И мне не сладко приходилось в жизни. Совсем не сладко.
— Знаю, мама. Но тебя никогда не сшибало таким ветром.
— От несчастных случаев никуда не деться.
— Я знаю, что не деться. А Пег и Мардж, что ты о них скажешь?