Избранное

— Какая жалость! Бедная миссис Эндрьюс! Мардж ведь больше зарабатывала, чем ты?

— Во всяком случае, я туда не вернусь. Вот и все.

— Ах, вот как, мисс! — сказала миссис Боумен.— Вот как ты со мной заговорила! Не вернешься! А откуда нам брать деньги, если ты не вернешься на завод? Ха! Пусть лучше мать твоя всю жизнь полы моет, да?

— Послушай, мам,— сказала Салли.— Послушай…

Тут я встал и вышел. Думаю: пойду поговорю с соседями, но и там было слышно, как Салли и мать все пререкаются.

И, конечно, Салли скоро снова пошла на завод. И ей дали надбавку.

Дочь полковника

Я спустился из номера, и хозяин маленькой туристской гостиницы поднялся из-за столика, где обедал со своей семьей, представил меня пожилой даме, с которой собирался меня посадить. «Мисс Смит»,— в свою очередь представилась дама. И вдруг, к моему удивлению, добавила, что прекрасно помнит меня.

— Вы из Уайкато,— сказала она и назвала тот городок, в котором я когда-то жил.

— Да,— подтвердил я.— Только простите, я вас не помню.

— Но вы наверняка помните мой сад!

Я ахнул. И вправду, однажды в палящий знойный день лет сорок тому назад я помог мисс Кейт Смит погасить пожар в ее саду. Она жгла обрезанные ветки, а воздух был сух, и занялся пожар. К счастью, было безветренно и совсем немного жухлой травы под деревьями. Я шел мимо, заглядывая сквозь прутья ограды в сад, и вдруг услышал зов о помощи. Когда мы вылили ведро воды на последний тлеющий клочок травы, мисс Смит заметила, что огонь — прекрасный слуга, но никуда не годный хозяин. Еще она спросила, как меня зовут, и уже больше не называла «мальчик»; а несколько дней спустя я получил по почте яркий шелковый платок и записку с благодарностью за мою любезную помощь.

И теперь я изумленно смотрел на эту седовласую, с гордой осанкой, чопорную старуху и не верил, неужто это и есть та самая женщина (мне тогда было десять, а сколько ей, понятия не имею), которая ходила в садовых перчатках и соломенной шляпе с широкими жесткими полями и сеткой и которая так решительно размахивала мешком, чтобы сбить пламя.

— Разумеется, вы помните,— сказала мисс Смит.

— Помню,— согласился я.— Только не помню, чтобы хоть раз видел вас с тех пор.

— Разумеется, не видели, да и кто меня там видел? В этом городишке. Я там теперь не живу,— продолжала она.— Надоело в конце концов. Живу в большом городе — снимаю квартиру, а сюда каждый год приезжаю недель на шесть не в сезон. Люблю тишину.

— А в том старом городке разве не было тихо? — спросил я.

— И было, и не было. А скажите,— добавила она, помолчав,— вашу маму не рассердил тот платок, что я вам прислала?

— Да вроде бы нет,— ответил я.— Хотя, помню, она была не очень-то довольна.

— Уверена, что недовольна.

Нас прервали: надо было заказать обед, а затем мисс Смит спросила:

— Ваша мама рассказывала вам что-нибудь обо мне?

— Насколько помню, нет.

— А что вообще вы слышали обо мне?

Я на мгновенье задумался и сказал, что не помню ничего, кроме того, что все воспринимали как должное.

— Вы имеете в виду, что я эксцентричная стареющая девица с кучей денег, живу одна в огромном доме и никуда не выхожу?

— Ну… наверное. Что-то в этом роде.

Казалось, она была немного разочарована, и я прибавил:

— Понимаете, я уехал из городка, когда мне не было и двадцати, и больше туда не возвращался.

— Я вас не осуждаю. Добропорядочнейший городишко. Человеку с характером там не место. А у меня характер был еще смолоду; по крайней мере я так считала. А я-то думала, обо мне судачили,— добавила она, точно жалуясь.— Скажите, неужели вы вообще не слышали обо мне ничего скандального? Только честно и откровенно!

Я покачал головой. И мне стало как-то не по себе.

— Разумеется,— продолжала она,— ваша семья столь же добропорядочная, как и прочие, но я всегда полагала, что у таких вот людей скандалы — излюбленная тема разговоров. Или, вернее сказать, сплетен.

Я решил, что не стоит сердиться.

— Возможно,— сказал я.— Вполне вероятно. Но только не при детях.

— Например, сестра вашей матери, эта мисс Берта Топп, как двусмысленно выражаются, незамужняя женщина. Она наставляла на путь истинный мою подругу, некую Дейзи Уиллоубай, увела ее со стези греха.

— Да, тетушка Берта жила с тетей Дейзи, но думаю, мы, дети, понимали что тетя Дейзи не была нам настоящей тетей. Ее звали миссис Клаути, и мы играли с ее темноглазой дочкой, хотя она и была на несколько лет старше меня.

— Верно. Только скажите мне на милость, как это Дейзи Уиллоубай превратилась в Дейзи Клаути?

— Ну…— начал я.— Но ведь это совершенно ясно.

— Вышла замуж. Разумеется. А вы знали Клема Клаути?

Я попытался вспомнить. Конечно, я никогда не был знаком с Клаути, и все-таки к нему тянулась ниточка воспоминаний: возможно, его голос по телефону, поручение что-то ему передать. Я вспомнил связанные с ним шепот, недомолвки, неодобрительные взгляды… Ах да! Клаути пил! Но вслух я сказал другое:

— Он играл на фортепьяно?

— На фортепьяно может сыграть любой! — отрезала мисс Смит.— Я хочу сказать, в те годы все играли на фортепьяно. Я сама играла. Да и вы, наверное. А знаете,— вдруг сказала она невероятно серьезно и убежденно,— я в жизни не слышала, чтоб кто-либо, кроме Пахмана [30] , так тонко чувствовал инструмент, как Клем Клаути.

Мне вдруг захотелось показать, что и я кое-что смыслю в музыке.

— Вы имеете в виду то, как он играл Шопена?

30

Владамир Пахман (1848—1933) — известный пианист; прославился блестящим исполнением произведений Шопена.

— О! Так вы знаете, о чем идет речь! — Глаза ее загорелись.

— Я однажды слушал Пахмана. В Лондоне. А вы где его слушали?

— В Германии. Это, наверное, было с полвека назад. Еще до того, как умер мой отец,— думаю, вы тогда были малым ребенком. Мой отец, отставной полковник имперской армии, был джентльменом. И фамилия у нас на самом деле двойная — Портерхаус-Смит. Он тогда увез меня в Европу — для нравственного совершенствования, представляете?

— Господи! — Я изобразил изумление.— Неужто вы были так безнравственны?

— Я флиртовала с Клемом Клаути.

— Понятно. Хотите сказать, после того как он женился на тете Дейзи.

— Но как так вышло, что он женился на ней? Я расскажу вам — все из-за этих добропорядочных.

Мисс Смит умолкла.

— Конечно, расскажите,— откликнулся я.

Мы уже приближались к пудингу, и легкое чувство досады развеяли сытость и бутылка отнюдь не дурного сухого вина, которое мисс Смит уговорила меня выпить с ней за компанию.

— Мы с Дейзи Уиллоубай были неразлучны,— начала мисс Смит.— Разумеется, она была из добропорядочных, а я — нет. Мой отец никогда не занимался торговлей или чем-нибудь подобным, у него были деньги и собственность, и каждый день он выпивал свою бутылку вина — и не какое-нибудь дешевое бренди. В церковь он ходил лишь раз в год на пасху, и, разумеется в церковь англиканскую. Но я восхищалась Дейзи за ее характер. Ей ведь иметь характер было потруднее, чем мне,— я, в конце концов, у отца единственная дочь, вообще его единственное дитя, и отец ничего другого от меня и не ждал. Он-то сам был с характером — надо ж было противостоять врагам… только вечно забываю, в Китае или в Крыму. Кажется, он сражался с тайпинами [31] . Но в городке вроде нашего девушку с характером ничего хорошего не ждет, и Дейзи не исключение. Правда, у нас и характер-то негде было выказать, разве что в отношении к вечеринкам. Дейзи не позволяли ходить к нам на вечеринки, а она не слушалась или обманывала родителей — сейчас уж точно не скажу. Клем Клаути работал тогда в какой-то торговой конторе, не помню только какой; на наших вечеринках он играл на фортепьяно, а когда мы устраивали настоящие балы, то добывали и скрипки, и деревянные и медные духовые. Клем нередко приходил к нам попрактиковаться на рояле, так что, если отца не слишком сердил его ревматизм, вечеринки у нас выходили на славу. Я имею в виду, по тем временам и в таком городишке, как наш.

31

Участники Тайпинского восстания (1850—1864), крупнейшей крестьянской войны в Китае против династии Цин и маньчжуро-китайских помещиков, подавленной реакционной буржуазией и англо-франко-американскими интервентами.