Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Приемная института. Тихий, вполголоса, разговор. Чей-то голос:
— А вы уверены, Варвара Антоновна, что Иван Петрович приедет?
В а р в а р а А н т о н о в н а. Он так решил. А в таких случаях, знаете, спорить трудно.
В дверях показывается Павлов. Все встают. Пожилые, взрослые люди встают с почтительностью школьников, увидевших входящего в класс учителя. Не слышно только стука парт.
П а в л о в. Да что же вы, садитесь.
Он сбрасывает пальто на руки стоящему сзади сияющему Никодиму.
— Ведь вот хотели еще держать. А здесь меня и стены лечат.
П а в л о в (сияя). Ну что же, горжусь, горжусь таким собранием. Вы ведь знаете, коллекционер я отчаянный. Но эта вот коллекция — самая для меня дорогая! Значит, сегодня мы заслушаем Быкова, Сперанского и Анохина.
Семенов встает и, наклонившись, что-то шепчет Павлову, кладет на стол лист бумаги с записями.
П а в л о в. Хорошо, хорошо. (Надев очки, просматривает лист.) А уж с этим не знаю что и делать. (Ворчливо.) Не знаю.
Сидящие за столом не понимают, о чем идет речь и почему ворчит Павлов.
П а в л о в (ко всем). Ведь вот открывают чуть не пятнадцать новых кафедр по физиологии. И все к нам. (Семенову.) Ну вы уж объясните там, что мы не можем запасти, как это говорится, кадры для всех. Радостно и лестно, конечно, но этак я один останусь.
С е м е н о в (улыбнувшись). Думаю, что это вам не угрожает, Иван Петрович.
П а в л о в (рассматривает список). Позвольте… Вас в Москву? Да что же вы мне не сказали? Как же так?.. Нет, это уже слишком. И вы молчали?
С е м е н о в. Даю вам честное слово, что я этого не просил.
П а в л о в. Не просил, не просил. Но вы этого хотите? А?
С е м е н о в. И не хочу.
П а в л о в (несколько успокоившись). Безобразие! Так вот, возьмите. (Протягивает ему листок.) И прежде всего себя вычеркните. Слышите?.. Я ведь тоже… привык… И обезьяны будут у вас… новая работа…
Семенов некоторое время смотрит на Павлова. Видимо, этот взрыв доставил ему большую радость:
— Хорошо, Иван Петрович. — Идет к двери.
П а в л о в (вслед). Так вычеркните… и немедленно… Какое-то рогатое положение получается. (Оглядев сердитыми глазами собравшихся.) Небось, каждый мечтает обзавестись своим хозяйством, а? Своя кафедра, своя лаборатория… И чтоб я не мешал. Мешаю, наверное?
Пауза. Все молчат. Чуть приметные улыбки на лицах. Здесь уже привыкли к неожиданным Павловским разносам. А сегодня, по существу, только воркотня.
П а в л о в. Ну что ж, я ведь просил начать…
Входит Никодим и стоит у двери.
П а в л о в. Ты что, Никодим?
Н и к о д и м. Иван Петрович, из Колтуш звонят, там привезли… этих… (с отвращением) обезьян. Собак, значит, теперь побоку?
И какая-то большая грусть в этом вопросе.
П а в л о в. Собаке мы еще памятник построим. Она свое слово сказала. (Изумился чему-то в собственной фразе.) Вернее, вот слова-то она и не сказала!
Знакомая нам дорога на Колтуши. Теперь это широкое асфальтированное щоссе. Мчится по нему машина. Гранитный столб с указателем:
Машина останавливается. Из нее выходят Киров и Семенов.
С е м е н о в (указывая рукой на развернувшуюся перед ними панораму строительства). Мы называем это село, Сергей Миронович, столицей. Столицей условных рефлексов!
Лицо Павлова, сосредоточенное и напряженное. Он всматривается во что-то. Может быть, он видит сейчас очертания той самой большой горы, к которой стремился всю жизнь.
И так же пристально и внимательно смотрит на него Рафаэль — огромный шимпанзе. Подняв вверх свои могучие волосатые лапы и держась ими за тонкую сетку вольера, он смотрит на человека, на Павлова.
П а в л о в. Что, брат, похож? Похож, похож, ничего не скажешь… Да, вот и не скажешь! Ничего не скажешь. Слово — это уж наша, человечья, примета. Как вы его сказали, это первое слово, господин предок? А? Вернее вы его не сказали, и потому вы там, а я здесь. Вы обезьяна, сударь. Не притворяйтесь. Первое слово сказал человек. Почему вы молчите? Что вы умеете и чего нет? Придется поработать, господин Рафаэль! Хорошо поработать!
И Павлов с силой опускает свою палку, так, что она вонзается в землю. Рафаэль отскакивает в испуге. Поднимает с земли яблоко.
П а в л о в. Простите, господин Рафаэль. Кушайте ваше яблоко.
Колтуши — территория огромной стройки. Ямы, котлованы. Кладка фундаментов. Бетонные тела новых зданий просвечивают сквозь паутину лесов. Киров в сопровождении Семенова и строителей идет по стройке. Ему докладывают. Слышатся обрывки фраз:
— В этом году мы должны освоить три миллиона. По объему работ…
Кивая на ходу, Киров перепрыгивает через ямы, взбирается на груду бревен. Ходит он легко и быстро.
Павлов и Забелин идут им навстречу. Вдали мелькает фигура Кирова, взбирающегося по лесам наверх.
П а в л о в. Быстрый. (Это звучит у него похвалой. И он тут же добавляет ворчливо.) Когда приезжают ученые, это понятно, а он ведь политик. Что же мы ему покажем?
Киров проходит мимо голубятни.
— На голубях мы изучаем врожденность инстинктов…
Не заметив яму на пути, объясняющий сотрудник чуть не попадает в нее.
К и р о в. Осторожно!
Киров подхватывает его под руку, провожая взглядом стаю пролетевших над ними голубей. Так и застает его Павлов, с головой, поднятой кверху, с мечтательной детской улыбкой на лице.
— Киров!
— Павлов!
Обычная форма знакомства кажется сейчас особенно странной. Это ощущают и все окружающие их. Все замерли в почтительном и напряженном ожидании. Молчание нарушает Киров:
— Ваш сотрудник, Иван Петрович, рассказывал мне о врожденности инстинктов, а я, признаться, о другом думал. Я ведь в детстве страстный голубятник был.