Избранные письма. Том 2
Шрифт:
Мне пьеса решительно понравилась. Должен признаться Вам, что с работой над «Врагами» я по-новому увидал Вас как драматурга. Вы берете кусок эпохи в крепчайшей политической установке и раскрываете это не цепью внешних событий, а через характерную группу художественных портретов, расставленных, как в умной шахматной композиции. Сказал бы даже, мудрой композиции. Мудрость заключается в том, что самая острая политическая тенденция в изображаемых столкновениях характеров становится не только художественно {450} убедительной, но и жизненно объективной, непреоборимой. Вместе с тем Ваша пьеса дает материал и ставит требования особого стиля, если можно так выразиться, — стиля высокого реализма. Реализма яркой простоты, большой правды, крупных характерных черт,
Кажется, я повторяюсь. Что-то в этом роде я уже писал Вам в отчете о «Врагах». Но возможно, что то письмо до Вас и не дошло; по крайней мере никакого ответа я не получил.
И вот «Враги» я считаю лучшим современным драматическим спектаклем и одним из лучших в истории Художественного театра.
Правда, «Враги», — в том понимании Вашей драматургии, которую, как я говорю, я увидел по-новому, — лучше других Ваших пьес — той же «Вассы», «Последних», «Детей солнца», — но и эти все, если к ним подходить вот так, как я подошел к «Врагам», гораздо сценичнее, чем Вы позволяете себе о них отзываться («случаи из жизни неудачного драматурга»). Говорю это с убеждением и большой проверкой. При свидании поговорил бы подробнее и, главное, яснее. Чувствую, что Вам приходится очень напрягать внимание, чтоб понимать то, что я пишу.
Теперь буду ждать Вашей новой пьесы с — как бы это сказать, — с напряженной мыслью о ней.
Вы еще не смогли бы набросать, какая обстановка и какие образы? На каких актеров может быть расчет?[1029]
В тайниках души я думаю — признаюсь Вам, — что это и будет наш спектакль к 20-летию[1030]. Разве надо давать непременно пьесу из гражданской войны! Разве не лучше дать вообще спектакль высших литературных и сценических достижений за эти 20 лет!
Крепко жму руку.
Ваш Вл. Немирович-Данченко
{451} Это письмо я написал карандашом начерно, а переписал мой сын. Иначе так и не собрался бы, т. е. собственноручно. Просто беда! Екатерина Николаевна очень Вам кланяется.
Как Ваше здоровье? Видел Ваш портрет с какой-то группой в Крыму.
Любящий, преданный Вл. Н.-Д.
516. Из письма О. С. Бокшанской[1031]
20 марта 1936 г. Москва
20/III.36
… Сказать Судакову, чтоб рассчитывал на меня 26 (27, 28 и 29). А 22 — не смогу, это ясно[1032].
А сведений по репертуару (будущему) я опять не имею. Мои соображения по тому списку, который получил раньше: Приветствую «Горе от ума», «Ревизор», «Плоды просвещения», — при чем оставить выпуски, как были раньше, то есть «Ревизор» и «Плоды» — Константин Сергеевич, а «Горе от ума» — я.
Приветствую «Виндзорские проказницы» как фарс Шекспира. Поручить, по-моему, Станицыну, если он не Фальстаф: если же только дублер Тарханову, то может быть и режиссером. Для Филиала.
Совсем не принимаю «Нору». Ни к чему.
Не доверяю по-прежнему «Марии Стюарт».
Нахожу очень легкомысленным рассчитывать получить по две современных пьесы в год. До сих пор мы по одной в два года едва имели — откуда же вдруг такая вера? Или в план репертуара входит снижение требований? …
517. Е. Е. Лигской[1033]
11 июля 1936 г. Карлсбад
Карлсбад 11/VII
Дорогая Евгения Евгеньевна! В третий раз принимаюсь за письмо к Вам, — всё мешали…
Последнее письмо я начинал с того, что, по-моему, успех «Тихого Дона»[1034] в Одессе Вам только показался меньшим, чем в Харькове. Чем в Харькове на премьере. Он потом разросся, {452} так
будет и в Одессе. И вот я оказался прав: сегодня от Вас телеграмма о втором представлении.Пермякову пусть прибавят 50.
О «Периколе» я Вам писал.
А вот о Хренникове и «Одиночестве»[1035] — передайте Борису Аркадьевичу[1036] пока — потом я ему буду писать.
Читал я роман с хорошим художественным волнением. Но как им воспользуются для оперного либретто, не могу уловить. Хотел бы много сказать. Однако, не зная, в каком настроении Хренников с Файко, боюсь сбить их[1037]. Самый опасный момент — финал. В романе он хорош, а театр требует в финале сильного вздоха облегчения, — здесь его нет и нет. Если Хренников с Файко увлечены, то не надо их смущать, будем думать особо о финале. Если же они — как это было одно время — боятся мрака и готовы загореться другим сюжетом, тогда я поддержал бы их в этом направлении. И все-таки путем переписки очень опасно влиять. Надо осторожно спросить (больше Файко, чем Хренникова на этот раз), как их настроение, каково их отношение к роману…
В музыкальную драму, очевидно, войдут: Ленька — несколько сцен с Наташей, до ее сумасшествия включительно, сцены с братом Листратом, с братом и матерью… вообще судьба Леньки, пожалуй, самая легко укладывающаяся… Антоновская орда с Маруськой — накоротке. Но сам Антонов не дает большого материала. Лучшая фигура в романе Сторожев, с его «одиночеством» (арии-монологи), с его скитаниями в лесах и болотах, с его неукротимейшей волей… С замечательной развязкой, — убийство Леньки…
Хорошо, если бы Файко прислал мне краткий сценарий, набросок, план, в нескольких словах, по картинам. В центре — не Антонов, а Лёнька и Сторожев. Не увлекаться бы им побочными сценами…
Вот и разберитесь в том, что я написал. Сам чувствую, что путано…
В том, что Вы рассказываете о столкновениях между Мордвиновым и Столяровым, пока мое мнение все время на стороне первого, хотя продолжаю очень ценить энтузиазм Столярова.
{453} О «Пиковой даме» буду писать Мордвинову. С Вильямсом я говорил много и о «Елене»[1038] и о «Пиковой даме». Крепко жму Вашу руку. От Екатерины Николаевны сердечный привет.
Вл. Немирович-Данченко
518. Из письма О. С. Бокшанской[1039]
19 июля 1936 г. Карлсбад
Карлсбад 19/VII
… Да, то, что у нас начали играть не пьесу, а свои роли, — большая беда. Это ведет прямехонько к развалу театра, к такому положению, когда актеры порознь будут нравиться, будут любимы, а спектакли в целом будут оставлять холодным. Это — Малый театр перед приходом Художественного. …
519. Е. Е. Лигской[1040]
20 июля 1936 г. Карловы Вары
20.VII
Дорогая Евгения Евгеньевна!
Все Ваши письма получаю аккуратно. Спасибо за своевременные, точные и подробные сообщения. Разумеется, читаю обо всем с живым интересом. Екатерина Николаевна тоже читает Ваши письма. Она Вам очень кланяется.
Кажется, моя слава «директора», организатора, вдохновителя — сильнее режиссерской. Как режиссер я, по моей собственной теории, «умираю» в творчестве актера, стало быть, остаюсь в лучшем случае в благодарной (?) памяти актера, а слава моя тонет в его славе. А сильная организация «дела», крепость и даже блеск или красота и благородство общего тона в театре — рекомендуют дирекцию, организатора, так сказать, блюстителя театральной живой машины. У него, у этого блюстителя, должны быть особые, специальные качества. Для того чтобы властвовать, недостаточно взять палку в руки. Тут тоже нужен какой-то своеобразный талант. Я для чего пишу это все? Меня упорно убеждают скорее, незамедлительно писать книги о моих режиссерских и педагогических {454} методах. Прочитавшие мою книгу из ЦК партии особенно настаивают на этом. Даже находят, что сейчас это важнее самих моих постановок…