Избранные письма. Том 2
Шрифт:
Столярову скажите, что его упрямство в деле купюрования «мальчишеского марша» совершенно не понимаю[1059]. Отвечаю, что никогда и никто этого марша не любил. Как не понимал никто и то, чего ради Чайковскому захотелось подражать…[1060] Терпеть его можно только ради общей картины площади Севильи, которой Вы и не даете…
А Лукашову и др. по поводу «мистики» скажите, что она остается не потому, что крепко сработан спектакль, а потому, что то, что они называют «мистикой», глубоко заложено в самой музыке Бизе[1061]. И главное достоинство этой крепкой сработанности спектакля именно в том, что он ярко, убежденно, без малейших колебаний и поглядываний по сторонам
Мужчина и женщина. Трагедия страстей. Анархическая свобода Кармен и буржуйная чистота Хосе. Там, где страсти, там и суеверия. И он и она верят в потустороннее, только он в бога, она в черта.
Так это все люди и их страсти в самом реальном аспекте, со всеми их бурями и верованиями, люди и страсти, а не Бизе и Немирович, мистически настроенные и уверовавшие в силу рока в своей совместной работе.
{460} Я как-то писал на днях Беллеру, что в театре (а может быть, и не только в театре у нас) должны, наконец, разобраться в этих понятиях; реальность, условность, мистика, формализм, эстетство, философская глубина и пр. и пр.
— Приход Лукаса?.. Вероятно, его надо сделать по-новому, не банально, жизненно, со вкусом…
Очень верны Ваши опасения об «Елене»… Но как удержаться в «комедии» и не попасть в драму при формуле «на сцене нет ничего чересчур»?.. Как найти настоящее, которое поведет в страстную комедию, а не в патологическую похоть? В улыбчивое, хотя и волнующее и дразнящее, а не в волнение с нахмуренностью? А пусть они (Белякова, Прейс, Филин) начнут Вам рассказывать о переживаниях Елены и Париса[1062]. Обычный мой прием, Вы знаете… Вы легко уловите, в чем дело. Почему в их рассказах звучат не те ноты… Если они, рассказывая, искренно и весело улыбаются, тогда это верно и бояться нечего…
В «Одиночестве» надо как можно сильнее заблаговременно подготовить актеров, чтоб они успели «выносить» образы. А то, когда музыка будет готова, — начнут торопить…
А какое название будет у оперы? Ведь, по-видимому, Файко не оправдает «Одиночества»…[1063]
Будьте здоровы. Кланяйтесь всем в театре. Скажите, что радуюсь с ними и волнуюсь за них.
Ваш Вл. Немирович-Данченко
Екатерина Николаевна благодарит за память и шлет Вам привет.
526. Ф. Н. Михальскому[1064]
20 июля 1937 г. Карловы Виры
20/VII
Милый Федор Николаевич!
Получил Ваше письмо. Чувствую постепенное облегчение: что-то наконец делается. Конечно, теперь не до того, {461} чтоб разбираться, но обо всех этих волнующих Вас вопросах, а в особенности о заблаговременном снятии театра и после того, в частности, об августе — я со всей энергией, настойчиво твердил (Аркадьеву! с первых дней, когда нам сказали о поездке). Если у нас будут хорошие сборы, то для парижского августа это будет чудо. И даже при, максимум, 12 представлениях это было бы трудно, а при 20?!.
Кто будет делать рекламу? Ведь на этот счет есть специалисты. Кажется, самые сильные в «Пти суар» («Petit Soir»).
И
сколько вкуса надо будет проявить!..Поднимали ли вопрос о генеральной для прессы? Например, два акта: один из «Любови Яровой» (3-й) и один из «Карениной» (со скачками).
Я бы хотел — может быть, позднее — дать беседу представителям режиссуры, актеров, по-настоящему интересующимся нашим театром. Может быть, очень интимную, на 100 – 200 человек. Очень серьезную. Для этого мне особенно нужен блестящий переводчик[1065].
Я получил телеграмму из Рима — мне об этом писали раньше, — что воспитанники тамошней академии едут на наши спектакли. Вместе с их президентом. (Конечно, я ответил.)[1066]
Не разберусь еще, как я дал бы перед нашими спектаклями, за несколько дней, беседу с журналистами[1067].
Вот это все должно бы устраивать лицо, достаточно авторитетное в кругах печати.
Хотя все равно в Париже за все это надо платить, а не то что нам бы платили.
И статью надо будет дать…
Я стараюсь мысленно обозреть театральную публику наших спектаклей…
Не забудьте, что очень большое количество билетов должно быть в резерве. Есть много представителей театрального мира и литературного, которых надо будет привлекать. Я уже не говорю о таких, как Ромен Роллан.
А как привлечь представителей Народного фронта? Это Яков Захарович[1068] лучше вас обдумает…
Мне совестно отягчать Вас своими заботами. Очень Вам благодарен, что наметили уже «три комнаты». Только Вам, повторяю, {463} и верим. Я получил адреса от Бермана, но они, то есть условия, мне кажутся неподходящими. И я ему ответил, что доверил этот вопрос Вам.
Решено, что приедем (я и Екатерина Николаевна) в среду — 28-го в 10.20 утра, вокзал L’Est (поезд-экспресс из Карлсбада). Надо въехать в уже приготовленные апартаменты. И чтоб кто-либо встретил. Тем более что, вероятно, багаж будет ревизоваться уже в Париже, а не на границе.
До тех пор буду Вам еще писать.
Крепко жму руку.
Привет Якову Захаровичу, Елизавете Николаевне[1069] и Гремиславскому.
Вл. Немирович-Данченко
527. П. С. Златогорову[1070]
22 июля 1937 г. Карлсбад
Карлсбад
22/VII
Дорогой Павел Самойлович! Благодарю Вас за письмо из Киева[1071]. И за то, что оно такое подробное.
Рад, что Вы сможете больше внимания отдать нашему театру. Вы же понимаете, что рост, настоящий, художественный рост и театра и Вас самого, придет не через разбрасываемое мастерство, как бы оно ни было значительно, а через сосредоточенное внимание в коллективе, говорящем на одном с Вами языке, уже распаханном общей культурой.
Надеюсь, что наш театр переработает все трудности на его пути и встанет крепко большим — не по размерам, а по художественному содержанию. И Ваша роль должна быть в нем не малая.
А ведь для роли крупного режиссера еще не достаточно чисто артистического и организационного мастерства. Еще надо завоевать моральное право владеть душами людей, преданных искусству. Заразительность, тактика, мудрость, духовное самоусовершенствование…
Жаль, если «Карменсита», в конце концов, снижена идейно. А об этом мне не Вы один пишете.