Избранные письма. Том 2
Шрифт:
Ваш В. Немирович-Данченко
532. И. М. Москвину[1087]
Март 1938 г. Санаторий «Барвиха»
Милый Иван Михайлович!
Сам я в своих трудах не раз говорил о трогательной силе соболезнования чужому горю. Но только вот теперь, на собственных {467} переживаниях, во всей полноте понял, какая огромная эта сила.
И хочу я передать тебе, а через тебя и всему нашему театру глубокую благодарность за то, что Вы ценили 40-летнюю духовную связь Екатерины Николаевны с театром, за дружеский, семейный, последний
Каждое слово, каждую подпись под коллективным соболезнованием я сохраню в памяти навсегда.
Вл. Немирович-Данченко
533. К. С. Станиславскому[1089]
11 марта 1938 г. Санаторий «Барвиха»
11 марта 1938 г.
Дорогой Константин Сергеевич!
Не мог сразу ответить на Ваше ласковое письмо, не в силах был писать. Должен признаться, что и сейчас еще не легко привожу мысли в порядок.
Да, вот и моя пресловутая «мудрость». Куда она девалась перед такой нервной встряской!
Ваше письмо и венок от Вас и Марии Петровны[1090] — все это очень тронуло меня. И тоже вернуло к прошлому. В последние годы я часто возвращаюсь к воспоминаниям — особенно к первым годам нашей замечательнейшей совместной работы. Тогда и роль Екатерины Николаевны — «Маскотты Художественного театра», или, как Вы называли ее, «заведующей душевной частью» — была интенсивнее.
Конечно, прежде всего люди «запутали» наши добрые отношения. Одни, потому что им это было выгодно, другие — из ревности. Но и мы устраивали для них благодарную почву сеять вражду. Сначала естественно и неизбежно — рознью наших художественных приемов, а потом, очевидно, не умели еще преодолеть в себе какие-то характерные черты, ставившие нас в виноватое положение друг перед другом. Вероятно, в одинаковой степени и я и Вы. И не хотели выправить эти вины. И вот наросла их целая гора, такая наросла гора розней {468} и виноватостей, что даже только для того, чтобы нам за нею увидеть друг друга, должна была случиться такая катастрофа, как вот эта смерть моей дорогой Екатерины Николаевны.
А нашей с Вами связи пошел 41-й год. И историк, этакий театральный Нестор, не лишенный юмора, скажет: «Вот поди ж ты! уж как эти люди — и сами они, и окружающие их — рвали эту связь, сколько старались над этим, а история все же считает ее неразрывною».
Очень, очень благодарю Вас за дружеский порыв, и передайте, пожалуйста, сердечнейший привет Марии Петровне.
Всем сердцем желаю Вам быть здоровым и крепким.
Вл. Немирович-Данченко
534. Е. Е. Лигской[1091]
25 июля 1938 г . Evian les bains
25.VII
Милая Евгения Евгениевна!
Изо дня в день все собираюсь писать Вам, да при полнейшем безделии никак не мог найти письменного расположения.
Место здесь замечательное. Наш отель, очень дорогой, стоит на большой высоте, в парке. Комнаты с большими, совершенно самостоятельными, изолированными балконами, обращены к озеру (Женевскому). Вид необычайной красоты. Воздух упоительный. Погода идеальная, о какой только можно мечтать.
Сейчас
я пишу на балконе, в тени, а там парк и за ним озеро — залиты солнцем. И тишина, как будто нигде ни души! Только птицы в парке, иногда пароходный гудок, и каждые 1/4 часа колокол на церковной башне (а может быть, и не церковной, не знаю).Отель потому и дорогой, что он большой, а комнат в нем немного, хотя и четыре этажа. Людей видишь только за завтраком и обедом. И не слышно их. Приезжают, как и я, для воздуха и покоя. Развлекаться отправляются вниз, на курорт. {469} Funiculaire[1092] каждые 1/4 часа. Миша[1093] туда отправляется и днем и вечером. Я с ним только к 4 часам, пить кофе, слушать музыку, смотреть на танцующих, немного пройтись по набережной; к обеду назад. Ложусь рано.
На том берегу по вечерам сверкает огнями Лозанна, спускающаяся по холму, и видна ленточка освещенной набережной маленького городка Морж, где мы с Катериной Николаевной проводили каждое лето по 2 – 3 недели. Вообще это ее любимейшее место. И в 45 минутах от Женевы, где могила ее матери и сестры (Марии Николаевны, мамаши Александра Александровича Типольт).
Я еще не был в Женеве, на днях собираюсь. Вчера ко мне приезжал оттуда один из наших представителей в Лиге Наций… Миша раньше никогда не был в Швейцарии.
Питаюсь я хорошо, столковался с поваром здесь и заказывал специально и в Берлине и в Париже. Самочувствие у меня? Физически хорошее. Кажется, выправляюсь окончательно.
Вот уж когда по чистой совести мог бы благодарить всецело наше Правительство, которое и поставило меня вновь на ноги и дало валюты для поездки сюда.
Уже не знаю, удастся ли мне оправдать эти заботы обо мне.
Все Ваши письма (пока четыре) и телеграммы получил. Спасибо за все информации. Надеюсь, что Курский передал Вам письмо.
О дне возвращения, конечно, буду телеграфировать. Пробуду здесь maximum две недели, они стоят месяца в Кисловодске.
Сердечно жму Вашу руку.
Передайте привет нашим на ул. Герцена и всем, кто поминает меня добром.
Ваш Вл. Немирович-Данченко
{470} 535. И. К. Гусеву[1094]
4 октября 1938 г. Москва
4 окт. 1938 г.
Многоуважаемый Иван Кузьмич!
Пользуюсь случаем выразить Вам мое искреннейшее уважение к Вашей большой деятельности.
С такими работниками, как Вы, можно не только вести театральное дело, но — что, может быть, еще дороже для искусства — можно пускаться в самые смелые искания с верой в то, что «мы победим»!
Примите и мою благодарность за все сделанные последние работы для дорогого нам МХАТ.
Вл. Немирович-Данченко
536. М. М. Тарханову[1095]
12 октября 1938 г. Москва
12/X 1938
Дорогой Михаил Михайлович!
Пользуюсь случаем высказать Вам мою главную мысль, каждый раз когда я поддаюсь обаянию Вашего таланта.
Много слов, статей, речей, изысканий потрачено театроведами на тему: надо ли актером родиться или им можно сделаться. Вы являетесь ярким примером того блеска и заразительности, каких не добиться актеру без врожденного дарования.
Силу Ваших актерских свойств, Вашей богатой сценической палитры я особенно чувствовал все последнее время в наших встречах по «Горю от ума»[1096].