Избранные произведения
Шрифт:
Да их чужие руки не коснутся!»
Газель и Кайс — два спутника — пошли
Вдвоем к становью племени Лайли.
Не разлучаясь, шли и спозаранку
Они Лайли увидели стоянку.
Ей по сердцу, что здесь трава густа,
А он присел у пыльного куста.
Она бежала по траве зеленой,
А он стонал, с подругой разлученный.
Отряды ночи стали на ночлег,
Они заснули оба на равнине,
Чтобы друг друга потерять отныне.
МАДЖНУН ВСТРЕЧАЕТ ПАСТУХА ЛАЙЛИ, УЗНАЕТ, ЧТО МУЖЧИНЫ ЕЕ ПЛЕМЕНИ УШЛИ В НАБЕГ, И ПРИХОДИТ К ЛАЙЛИ
Как только утром вспыхнула заря,
Удачу неудачникам даря,
То есть — потоки злата из сосуда,
А из ларца — жемчужин светлых чудо, —
Маджнун, давно удачу потеряв,
Блуждал среди равнин и горных трав.
«Лайли!» — кричал в степи, у горных склонов,
Был спутником и слез своих, и стонов.
Вдруг стадо он увидел за холмом,
Ведомое премудрым пастухом.
Он был одет в палас из грубой ткани,
Сей собеседник на тропе исканий.
Сжимал он посох, как Муса святой:
В глазах волков тот посох был змеей.
Маджнун к его ногам упал в смятенье
И лег у ног его подобно тени,
Сказал: «Я потому прозрел сейчас,
Что прах от ног твоих попал мне в глаз.
Откуда ты и кто ты — я не знаю,
Но запах твой с блаженством обоняю.
Мне кажется, ты счастье мне принес,
Ступая посреди овец и коз.
Исходит, как от мускуса, отрада
От твоего пленительного стада.
Но мимо чьих дверей оно прошло,
Что так оно душисто и светло?»
Сказал пастух: «Лайли слуга я старый
И преданный, пасу ее отары.
Здесь каждая коза или овца
Помечена тавром ее отца.
Они — опора дома, ей родного,
И благосостояния основа.
На них есть отсвет красоты Лайли,
Они ее пахучесть обрели:
Повсюду, где, стройна и благонравна,
Она пройдет, покачиваясь плавно,
Всё превратится в мускус в краткий срок
И амброю повеет ветерок».
Когда услышал о Лайли влюбленный,
Стал как слеза в степной пыли влюбленный.
Недвижным стало тело, темным — лик,
Незрячими — глаза, немым — язык,
Маджнун утратил память и сознанье.
Вдруг вырвалось из уст его стенанье,
Придя в себя, заплакал он: «Пастух,
Ты — племени любимой добрый дух,
Ее стада весь день хранишь ты строго,
Как пес, ты ночью — у ее порога.
Ты мне скажи: что знаешь ты о ней?
Не надо лжи. Что знаешь ты о ней?
До самых уст охвачен я тугою, —
Раскрой уста: я сердце успокою!»
Сказал пастух: «Не слышен шум людской,
Теперь вокруг ее шатра — покой.
Как в небе — ясный месяц без порока,
Она в своем жилище одинока.
Все в племени — и старый человек,
И юноша — отправились в набег.
Мужчины, выбрав на рассвете время,
Напасть решили на чужое племя
И, окружив их быстро и хитро,
Похитить у несчастных всё добро».
У Кайса сразу были тем рассказом
Похищены терпенье, воля, разум.
Воскликнул: «Милость мне, пастух, яви,
Мне другом стань, взыскуй моей любви!
Ты дай мне свой палас из черной ткани, —
Я благодарен за него заране.
Подходит мне паласа черный цвет:
Ведь я судьбою в черноту одет.
С любимой разлучен, отныне буду
В одежде черной я блуждать повсюду
Быть может, я, а как ты знаешь, друг,
Ударю в барабан удачи вдруг,
Хотя навряд ли под паласом спрячу
Я барабан и обрету удачу».
Сказал — и облачил себя в палас.
Из сердца песня боли излилась.
Крича: «Лайли!», он шел к ее становью,
В том вопле смешан был огонь с любовью.
Чем ближе подходил к ее жилью,
Тем больше волю он терял свою,
Когда ж ее шатер увидел снова,
Распалась бытия его основа,
И застонал он, и на знойный прах
Упал, как тень, но с криком на устах.
Узнав тот голос боли безутешной,