Избранные произведения
Шрифт:
Гуляла там с подругами Лайли.
Средь зелени, душистой и узорной,
Она казалась куропаткой горной.
Травинки к ней склонялись без тревог
И радостно ее касались ног;
П Джамц
Колючки ей одежду разрывали, —
Нет, на подоле розы рисовали;
Цветы благоуханье обрели
От благовонных локонов Лайли;
И сделалась тюльпана грудь багряна;
Нарцисс — отверстый глаз: Лайли ему
Пустынный прах дарила, как сурьму;
Как язычки, все лепестки у лилий, —
Те лепестки Лайли всегда хвалили;
Фиалки, утверждая, что скорбят,
Надели синий траурный наряд,
Всегда газели были наготове:
А вдруг пронзят их, словно стрелы, брови!
Они с дороги не спускали глаз:
А вдруг Лайли появится сейчас?
Для всех запретны те газели ныне,
Как будто для язычников — богини.
Свои силки раскину я ужель,
Чтоб на лугу поймать ее газель?
Я душу ей готов отдать, — так мне ли
Уничтожать запретные газели?
Когда я в сердце чувствую недуг —
Я прихожу — в пыли — на этот луг,
Хожу вокруг, как пилигрим вкруг храма,
А слезы льются, как вода Замзама.
Не ждут газели от меня вреда,
Траву не обижаю никогда.
Пусть буду, как тюльпан, в крови и прахе,
Травинки я держать не буду в страхе,
Пусть горе меч вонзает в грудь мою,
Я кровь ее газелей не пролью!»
«Лайли!» — твердил он имя, как молитву,
И вновь пошел на странную ловитву
Поймав газель, «Лайли!» он говорил,
Ей поцелуй, как милой, он дарил
И отпускал — пусть побежит по лугу, —
Как жертву искупленья за подругу
Так, от поры рассветной до ночной,
Охотой занимался он чудной.
ХАЛИФ, УЗНАВ О НЕОБЫКНОВЕННОЙ ЛЮБВИ МАДЖНУНА К ЛАЙЛИ, ПРИКАЗЫВАЕТ ДОСТАВИТЬ ЕГО ВО ДВОРЕЦ
Взрастивший ветвь садовник вдохновенный,
Художник, сказа расписавший стены,
Украсил роспись надписью такой:
Когда лишенный разума изгой,
Развалинами бытия раздавлен,
Безумною любовью был прославлен,
Повсюду заблистали в краткий срок
Жемчужины его блестящих строк,
Везде, на каждом сборище, звенели
Двустишья драгоценных ожерелий.
Дошел и до халифа мерный звон, —
Маджнуна пожелал увидеть он.
Сказали мужу, правившему Надждом,
Что знал о тамошнем арабе каждом,
Чтоб, всем уверткам положив конец,
Направил он к халифу во дворец
Того, кто от любви познал известность,
Кто изучил искусства и словесность.
Тогда правитель Наджда без прикрас
Вождям племен поведал сей приказ.
А те: «К рассудку полон отвращенья,
С разумными не терпит Кайс общенья.
Нет крыши у него над головой,
Одною лишь питается травой.
Когда он движется к холмам нагорья,
А в сердце у безумца — горы горя,
То барс его сопровождает бег,
В расселине скалы — его ночлег.
Когда он бродит по степям без цели,
То соучастники его — газели,
Он странными желаньями объят,
Онагров собеседник и собрат.
Отвергнутый людьми, безумный, дикий,
Чем он привлек внимание владыки?»
Сказал правитель. «Царь изрек приказ —
Кто спорить с ним осмелится из нас?»
Искали Кайса в далях бесконечных,
Везде о нем расспрашивали встречных,
И был он обнаружен в горной мгле.
Сидел он, как на троне, на скале,
А волосы на голове казались
Шатром царя и облаков касались,
На солнце тело дочерна спалив,
Он в черноту оделся, как халиф.[31]
Довольный, он сидел среди животных
Нехищных и средь хищников бессчетных.
Ему сказали: «Чресла препояшь,
Оденься, так халиф желает наш».
Ответил Кайс: «Отверг я одеянье,
Скитания в степи мое деянье.
Хребты приют предоставляют мне,
И чресла не нуждаются в ремне.
Своей судьбы одет я чернотою,
От горя прикрываюсь наготою,
Страданьем сломлена моя спина,
А сломленной одежда не нужна».
Ему сказали: «Смелы эти речи,