Избранные произведения

Он выжег на сердцах тавро печали,

Птенца иль ветра он избрал послом,

О сердце написал, сожженном злом.

Он смесью крови собственной и праха

У ног Лайли слова писал без. страха,

Чтоб их гонец возлюбленной принес.

Сробеет? Пусть тогда сожрет их пес!

Кайс рассказал, как встретился с любимой,

Поведал о разлуке нестерпимой,

То разрывал одежды на себе,

То о злосчастной плакал он судьбе.

Сердца людей и болью, и тоскою

Пронзал он каждою своей строкою.

Заплакали вельможи и халиф,

Касыдою себя испепелив.

Когда, своим скорбям стихами вторя,

Закончил он повествованье горя,

То все сердца, способные гореть,

В его огне стремились умереть,

Когда же разразился он слезами,

Все оказались с мокрыми глазами.

Как тень прямая, он свалился с ног:

Сгибаться он из-за оков не мог.

Страдальца жребий увидав суровый,

Велел властитель разомкнуть оковы,

Казну велел он разомкнуть скорей

И злато Кайсу дал — сто кошелей,

Затем сказал: «Без цели не кочуя,

Со мною рядом поживи, прошу я.

Немедля в Наджд, к правителю, с гонцом

Посланье милостивое пошлем,

Чтоб к тяготам усердие прибавил,

Чтоб он сюда отца Лайли доставил.

Двоих мы на одну нанижем нить,

Чтоб две жемчужины соединить!»

Не очарован царственным величьем,

Маджнун внимал халифу с безразличием,

Даров не принял от царя земли,

Ушел он в степи с думой о Лайли.

Как лань, порвав силки, ушел он в степи, —

Как будто времени он сбросил цепи!

Там, где хотел он, был его ночлег.

Он радовался, что беды избег:

«Мне от халифа — скука и морока.

Лишь в святость милой верю я глубоко!»

НАСТУПАЕТ ЛЕТО; МАДЖНУН УЗНАЕТ О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ ЛАЙЛИ В МЕККУ И ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ К ЕЕ КАРАВАНУ

Кто скачет, путешествие начав,

По строчкам и страницам этих глав,

Нам говорит, страданию причастный:

Вкруг племени Лайли блуждал несчастный,

Как лань в горах или в лесах олень:

Ведь оба — одиноки целый день.

Поскольку были для него запретны

Ее стоянка и шатер приветный,

Блуждал страдалец по путям чужим,

Любовью и смятеньем одержим.

Однажды шумно, жарко и угрюмо

Повеяло дыхание самума.

Как угольками полная лохань,

Степная пламенела глухомань.

Как волосы в огне, так в кольца змеи

Свернулись при внезапном суховее.

Когда онагр вбегал в степную ширь,

То на копыте сразу же волдырь

Выскакивал — едва, на миг единый,

Касался зверь пылающей равнины.

Весь мир как бы хотел живое сжечь,

Он раскалился, он пылал, как печь.

В печи долина и гора дробились,

Как пересохшая нура, дробились.

Все рыбы жарились в речной воде,

Как будто в масле на сковороде.

Холодные ключи среди ущелий

Нагрелись так, что бурно закипели.

На плоском камне, как на блюде, — глянь, —

Жаркое: куропатка или лань?

Тьма этой бури, падая отвесно,

Как будто тенью делалась древесной,

В тени своих рогов лежал олень,

Уж не надеясь на другую тень,

Но лань, средь вихря душного, в смятенье,

Укрытия искала в ложной тени..

Кайс, что блуждал в степи, людей страшась,

Как уголь раскалился в тяжкий час.

В его душе огонь многоязыкий

Метался, сжечь готовый мир великий,

И места Кайс найти себе не мог

Ему огонь, казалось, ноги жег.

С ожогом на сердце, как у тюльпана,

На холм крутой взобрался Кайс нежданно.

Сквозь облако песчаное жары

Увидел он какие-то шатры.

Казалось, что небесных звезд поболе

Рассыпано шатров на чистом поле!

Вскочил Маджнун, быстрее всех ветров

Направился он в сторону шатров.

Увидел: движутся куда-то люди.

К нему подъехал всадник на верблюде.

Сказал Маджнун: «Да будет сочтено,

Что счастье нашей встречей рождено!

Куда стремится караван богатый?

Скажи, где будут паланкины сняты

С верблюдов? Да еще мне объясни: