Избранные произведения

Господин, прошу, не слушай то, что говорит Джами, —

Многих, многих сном смертельным усыпил его рассказ!

50

Осень... Осыпались всюду листы винограда..

Так же и в жизни людской есть пора листопада.

Стал златоцветным зеленый ковер, и готов он

Вскоре принять серебро из небесного клада.

Сад приумолк. Если слышим глаголы, предлоги,

То назовем их предлогами бегства из сада.

Жить перестала трава до весны; спят деревья, —

До воскресенья из мертвых им выспаться надо.

Ныне повсюду колючки свои разбросали

Розы, в которых недавно была нам отрада.

Лишь кипарису несчастье цветов незнакомо:

Он, кипарис, не боится ни ветра, ни града.

Пусть же и он свои листья рассыплет, — я знаю,

Скоро из острых колючек весна будет рада

Новую завязь извлечь, — так, Джами, ты из сердца

Острые мысли извлек, ибо в этом награда!

51

Ты солнца и луны красивей и милей,

В любви тебе равны бедняк и богатей.

Кто от любви к тебе нас, грешных, защитит

Когда твоим слугой стал государь царей?

Не делай так, чтоб я повинен был в грехе:

Готов и без вины погибнуть, как злодей!

Вчера, томна, стройна, прошла ты мимо нас,

Но так и не взглянув на страждущих людей.

Надев свой поясок, меня повергнешь в прах, —

Так тюбетейку сдвинь, чтоб умер я скорей!

Пришла — и улице глухой дала ты свет,

И без мечети нам, без ханаки — светлей!

Когда же на глаза Джами наступишь ты?

Они всего лишь пыль, пыль под ногой твоей!

52

Пришла весна, а ты в пути, ты не со мной по-прежнему,

Смеется сад, мои ж глаза полны росой по-прежнему

Пусть веткам роз уж не грозит студеный зимний ветер,

Но их цветам мой горький вздох грозит бедой по-прежнему.

Пусть на кустах свежа листва — что мне за радость в этом?

Тебя, о деревце мое, я жду с тоской по-прежнему.

Откуда этот аромат? Ведь нет желанной розы.

Когда же будешь ты в саду гулять весной по-прежнему?

Что кипарис и роза мне? О стане-кипарисе

И о ланитах-розах я томлюсь душой по-прежнему.

Пусть не любуются глаза пионом и нарциссом, —

Свет и отраду глаз моих я жду домой по-прежнему.

Среди смеющихся цветов Джами — тюльпан багряный:

Он тонет в собственной крови, он пленник твой по-прежнему.

53

Померк рассудок. Сердце, плачь, ты — колокольчика рыданье,

Ведь караван моих надежд уходит в дальнее скитанье.

Любимая! Моя душа, как птица без воды и зерен,

Без щек и родинок твоих обречена на умиранье.

Да, роза на земле растет, а на граните — куст колючий;

Любовью чистой я горю, а ты сулишь одно терзанье.

Ты страсть к сопернику таишь, я ж без тебя дышать не в силах,

Ведь это ты — моя душа: где нет души, там нет дыханья.

Когда бы сети паука слабы, как это тело, были,

Могло бы их легко порвать мушиных крыльев трепетанье.

Так ослабел я, что тебя мой стон и вздох достичь не могут,

Но знай, что их причина — ты. Явись же на мое стенанье.

Одну лишь букву, о Джами, ты на дверях ее оставил,

Но, если дом не опустел, она поймет твое признанье.

54

Ты вдела две серьги — два искрометных лала,

Лицо меж этих звезд луною засияло.

Лал у тебя в ушах и на моих ресницах:

От лалов губ твоих слеза багряной стала.

Два лала — две серьги — в твоих ушах сверкают,

От блеска их лучей душа затрепетала.

Два лала — две слезы — в моих глазах застыли,

И эти лалы — кровь, что в сердце запылала.

Но жемчугом зубов ты лалы губ закусишь,

Чуть стану их молить о милости хоть малой.

На лалы этих уст любуясь с восхищеньем,

Забыл бы про Ширин герой, дробящий скалы.

Ах, вместо лалов губ, Джами, тебе придется

Из сердца своего взять лалы крови алой.

55

Иной себялюбивый шейх, что благочестьем знаменит,

Не святость в глубине души, а ложь и ханжество таит.

Пускай он мнит, что лучше всех святые таинства познал,

Их смысл с начала до конца от разума его сокрыт.

Завоевать стремится он сердца доверчивой толпы,

Зато навеки от себя сердца достойных отвратит.