Избранные произведения

И мне немного удели, я эту милость заслужил!

Подобно птице, трепещу, погибель от клинка ищу, —

Ты руку занеси с клинком, чтоб я не мучился, не жил.

Мне суждено теперь одно: позор, беспутство иль вино.

«Уйди!» — советчику кричу, чтоб близ меня он не кружил.

Не говори: «Зачем, Джами, газели жалобны твои?»

Я кровью сердца их писал, в них вздохи скорбные вложил.

72

Ты царица красоты, я — истерзан нищетой.

Значит, мне счастливым быть не даровано судьбой.

Но приблизь меня, чтоб мог пыль сметать с твоих дорог,

Я молю тебя о том, как о милости большой.

Там, где конь тебя промчит, я целую след копыт.

Распростертым я лежал на дороге дивной той.

Равнозначны мне с тех пор и величье и позор, —

Я люблю тебя, а ты столь безжалостна со мной.

На базаре и в саду я с тобою встречи жду,

Как луна пречистый лик совершенной красотой.

Сожжена душа дотла, но она бы расцвела,

Если б ты единый раз поглядела с добротой.

Не грози: «Джами, уйди, или я возьму клинок!»

Я пришел на твой порог, чтоб убитым быть тобой.

73

Когда ты ночью ляжешь спать, мечтаю робко об одном:

Вблизи, светильник засветив, твоим полюбоваться сном.

Ресницы прикрывают взор, они меня подстерегли,

С тех пор мерещится везде бровей приподнятых излом.

Я волю смелым дал мечтам: я припаду к твоим устам,

Покрыта верхняя губа благоухающим пушком.

Хочу вечернею тропой идти неслышно за тобой,

Сопровождая, охранять, быть тенью на пути твоем!

Отдав поклон тебе земной, я к ветерку бы стал спиной,

Чтоб пыль порога твоего с лица не сдуло ветерком.

Одной я отдал сердца жар, одной вручаю душу в дар:

Зачем ты угрожаешь мне несправедливости мечом?

Джами, о том не сожалей, что верен ты любви своей,

Нет веры у тебя иной. Ты изуверился во всем.

74

Я твой раб. Продай меня — беглым сделаюсь рабом.

Ты сто раз раба продашь — приползу сто раз в твой дом.

Соглядатаем своим в раздраженье не зови,

Быть почетнее в сто раз стерегущим двери псом.

У меня не хватит сил усмирить сердечный пыл,

Хоть не меньше сотни раз сердце я просил о том.

Душу темный пламень жжет, затмевая небосвод,

Словно зеркало, его протираю рукавом.

Но всегда, когда стрелой угрожаешь, ангел злой,

Вечной жизни для тебя я прошу пред алтарем.

Заявляю с похвальбой, что я пес покорный твой, —

Уличенный в хвастовстве, умолкаю со стыдом.

Песни все мои возьми: их слагает не Джами!

Создавала их любовь в упоении святом.

75

Не хочу я пустословьем осквернять родной язык,

Потакать лжецам и трусам в сочинениях не привык.

В бесполезных поученьях затупить свое перо —

Всё равно что бросить в мусор горсть жемчужин дорогих.

В суете и праздномыслие я растратил много лет

И раскаиваться буду до скончанья дней моих.

Лишь с годами постигая смысл сокрытый ремесла,

Тайно слезы проливаю, еле сдерживаю крик.

Пусть от Кафа и до Кафа слов раскинулся простор,

Поиск верного созвучья вел не раз меня в тупик.

Рифмы, образы и ритмы так же трудно подчинить,

Как поймать рукою ветер, наклоняющий тростник.

И сказал я на рассвете вдохновенью своему:

«Мне мучительно с тобою каждый час и каждый миг.

Я устал гранить и мерить, находить и вновь терять,

Пребывать хочу в молчанье, отвратив от песен лик».

«О Джами, — в ответ услышал, — ты хранитель дивных тайн,

Ты богатствами владеешь, я раздариваю их!»

76

Кумир по-тюркски говорит, его не понял я пока,

Но я в плену у тюркских глаз и у чужого языка.

Сладкоречивым я прослыл, но устыжен тобою был.

Смутясь, я понял: речь моя от совершенства далека.

Пусть на груди моей горит полуокружный след копыт

Того коня, что вдаль унес так беспощадно седока.

Иные выставляют щит, который сердце защитит, —

Я бросил щит, мишенью став для всемогущего стрелка.

Я словно туча: смех мой — гром, и слезы хлынули дождем.

Но пламень сердца не зальет горючих этих слез река.

Когда б осмелился, я сам припал к божественным стопам.

Любовь безмерная моя неодолима и крепка.

Тебя отвергнет вдруг кумир — и рухнет сразу светлый мир,