Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

В субботу днем, на следующей неделе, я прошел с Даниэлем через распашные двери в медицинское (терапевтическое) отделение и потом вышел оттуда. День был прекрасный, и, когда мы оказались на солнечном свету поздней осени в объятиях хрустящего прохладного воздуха, Даниэль глубоко вздохнул:

– Ну, доктор Лоуренс, я рад, что все закончилось.

Он усмехнулся и взял меня за руку, отчего – нужно ли пояснять? – я страшно растерялся; в Шотландии такое состояние называют гадливостью. Я был далеко не в лучшем настроении. После всей этой суеты с тем, чтобы попасть на прием к профессору, я застрял тут чуть ли не на весь день и лишь дважды в спешке смог позвонить Лотте, пытаясь объяснить, почему я в Цюрихе и не встретился с ней, и за все свои старания я получил от нее лишь выговор. Тем не менее в сложившихся обстоятельствах мне ничего не оставалось, как таскаться с мальчишкой.

– Что, правда нормально? – сказал я.

– Конечно. Мне понравился доктор Ламотт. Очень серьезный, и как он видит прямо насквозь. Но он мне так хорошо улыбнулся на прощание. Он умный, верно?

– Он – из лучших, – коротко сказал я. – Франко-швейцарец. Они самые большие интеллектуалы.

– Но я никак не ожидал, что он пошлет меня ко всем этим молодым леди, что занимались мной.

– Эти девушки – лаборантки, каждая обучена делать специальный анализ.

– Какой, например?

– Ну, в общем, любые: например, они изучают твои кровяные тельца и, конечно же, определяют группу крови.

– Но разве вы не могли бы сделать то же самое, доктор Лоуренс?

– Естественно, мог бы, будь у меня их оборудование. У тебя, если хочешь знать, группа крови АВ.

– Она нормальная?

– Абсолютно. Наименее распространенная группа крови.

– А у вас какая группа?

– У меня группа 0.

– Похоже, они действительно заинтересовались моей кровью, – размышлял он. – Возможно, она недостаточно голубая. – Он поднял глаза, словно ожидая, что я улыбнусь. – Надеюсь, доктор Ламотт высказал вам свое мнение обо мне.

– Конечно, – сказал я, освободив руку от его маленькой потной хватки и похлопав его по спине, чтобы он успокоился. – Мы поговорим об этом.

Мы шли по аллее платанов, сухая опавшая листва шуршала под ногами. Из еды у меня с собой ничего не было, кроме сэндвича с говядиной, поэтому я сказал:

– Нам надо поесть как следует, прежде чем мы поедем обратно.

– Хорошо! – весело сказал он. – Раз все закончилось, я готов чего-нибудь поклевать.

Это заставило меня замолчать.

Мы сели в наш «опель-универсал», который я припарковал у больницы, и я отвез его в «Sprungli», где между ланчем и пятью часами вечера бывает свободно. Наверху, сев у окна, я заказал яйца пашот на тосте, горячее молоко для него, эспрессо для себя.

– И ни одного из этих прекрасных пирожных? – намекнул он. – Помните, мы о чем-то договаривались…

– Куплю тебе… когда съешь яйца.

Какого черта, не все ли равно? Пусть получает удовольствие, пока это еще возможно.

Его бледное напряженное личико посветлело, а я глянул в окно, смутно различив забитую транспортом Банхофштрассе и длинные приземистые синие трамваи, что, покачиваясь, катили по острову мимо газетного киоска на Парад-Плац.

Классическая лейкоцитемия. Злокачественная, миелоцитарного типа: причина пока неизвестна. Ламотт польстил мне, подтвердив мой диагноз и добавив к картине маслом парочку уточняющих мазков. Неуклонно прогрессирует. Аномальные клетки множатся и колонизируют печень, селезенку, почки, легкие; они усиленно размножаются в костном мозге, и все больше и больше их поступает оттуда в другие органы. Симптомы: слабость и истощение организма, вздутие живота, кровоизлияние в желудок и кишечник, отек ног из-за закупорки лимфатических сосудов. Лечение: специфические лекарственные препараты неизвестны; лучевая терапия в малых дозах неэффективна, в больших дозах уничтожает здоровые клетки; в чрезвычайных ситуациях показано переливание крови. Прогноз: неопределенный, но с неизбежно смертельным исходом – срок от шести месяцев до самое большее трех лет.

Разумеется, хуже некуда. Но он был не первым ребенком, получившим такой приговор. Вдруг вспомнилась эпидемия цереброспинального менингита [802] , с которой я столкнулся в Рондде. Сколько грязных одеял я натянул на эти бедные маленькие трупики? Неудивительно, что в результате черствеешь. Необходимо было подготовить почву, и чем скорее, тем лучше. Когда он приступил ко второму яйцу, я наклонился к нему:

– Как закусон?

– Первоклассный.

– Хорошо. Это часть твоего лечения – больше никакого рыбьего жира, но много белка. Кажется, я говорил, что у тебя анемия.

802

Менингит спинного мозга.

– А, да. Вы действительно это заметили. А доктор Ламотт… он с этим согласен?

Я кивнул.

– И разработан план твоего лечения. – Я сделал паузу и весело добавил: – Очень жаль, что в Мэйбелле мы не можем вылечить тебя.

Его рот раскрылся, как у форели на крючке, и кусок яйца упал с вилки.

– Почему?

– У нас нет для этого условий.

Он медленно переварил услышанное.

– А я не могу посещать Kantonspital? Как сегодня?

– Боюсь, что нет, Даниэль. Это слишком далеко от Шлевальда. Тебе требуется стационарное лечение. И самое подходящее место для этого – больница «Виктория» у тебя дома.

Его подбородок уткнулся в тонкую цыплячью шею.

– Вы имеете в виду, что надо вернуться в Ливенфорд?

– Почему бы и нет, мой мальчик? – засмеялся я. – Ты ведь там живешь, не так ли?

– Да, я там жил, – медленно сказал он. – Но я… мама говорила… мы надеялись подольше побыть в Швейцарии.

– Я тоже надеялся, но раз такое дело… И что не так с милым старым Ливенфордом?

Он помолчал, глядя в свою тарелку.

– Там мне было не очень-то хорошо, когда умер папа.

– Ты скучаешь по нему?

– Думаю, да. Но дело не в этом… совсем не в этом.

– А в чем тогда?

Лицо его, начиная от губ, стало бледнеть, и мне вдруг захотелось вскочить, рассчитаться и поскорее сесть в машину. Но что-то удержало меня, и, наклонившись к нему, я ждал ответа. И дождался. Медленно, не глядя на меня, Даниэль сказал:

– Когда мой папа умер, то есть погиб, упав с крыши, было много неприятных разговоров. – Он сделал паузу, и одна мысль ударила меня как электрическим током: неудивительно, что мать не хочет возвращаться в Ливенфорд.

– Да, Дэнни? – сказал я.

– Мальчишки кричали что-то мне вслед. И на дознании, после того как Канон Дингволл сказал мне…

Он замолчал, жалобно подняв голову, чтобы посмотреть на меня, – и я увидел слезы на его щеках. Как низко ты можешь опуститься, Кэрролл? Прекрати все это, ради бога. Ты разузнал более чем достаточно.

– Постой, малыш Дэнни. Ни слова больше. Ни в коем случае не будем тебя расстраивать. Вот, возьми мой носовой платок, а я схожу к стойке за твоими пирожными.