Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Девизом «Северного света» давно уже была фраза, набранная мелким шрифтом и скромно открывавшая первую страницу: «Все новости, которые стоит читать». Упорно восставая против погони за сенсацией, «Северный свет» на протяжении пяти поколений постепенно приобрела прочную репутацию принципиальной, объективной и добросовестной в подборе материала. Газета стала своего рода местной традицией. В этот день, естественно, наибольший интерес представляли сообщения с Ближнего и Среднего Востока. Пейдж и его сотрудники подробно рассмотрели их, обсудили новости национального и местного значения и, наконец, дошли до вечно животрепещущей темы – погоды. Накануне в Линкольншире началось большое наводнение, и было решено послать туда репортера вместе с главным фотографом. Городские происшествия также были распределены между сотрудниками. Боб Льюис уже уехал, получив задание заняться АРА. Через час после того, как каждый высказал свое мнение, обсуждение закончилось и можно было макетировать номер.

Когда все расходились, Малкольм Мейтленд пошел по коридору рядом с Генри. Пейдж питал глубокое уважение к этому исключительно способному, волевому и практичному нортумбрийцу, на которого всегда можно было положиться. Он был сыном шахтера-взрывника, и его детство прошло в типичном шахтерском поселке Бедлингтон. Без всякой поддержки он сумел окончить Даремский университет, где ему были присуждены две стипендии, а на последнем курсе – Уиттингемская премия по политической экономии.

Сначала он служил учителем в Тайнкасле и, будучи горячим сторонником социальных реформ, все свободное время отдавал организованной им вечерней школе для рабочих местных судостроительных заводов. Позднее дважды выставлял свою кандидатуру в парламент от либералов Северного Дарема и оба раза не прошел, не добрав лишь незначительное число голосов. Потом, вынуждаемый материальными затруднениями и утратив некоторые иллюзии молодости, но сохранив в целости чувство юмора, он отказался от политической карьеры и занялся журналистикой. Он был краснолиц, неказист, с детства слегка прихрамывал после несчастного случая в шахте и привлекал не внешностью, а умом и сердцем. Закоренелый холостяк, он снимал квартиру в Вутоне, жил один и, как сам выражался, вел хозяйство вполне успешно. Словно хорошее яблоко северного сорта, он был жестковат, но зато без всякой гнильцы и червоточинки. Здоровая натура простого человека проявлялась и в его страсти к рысистым лошадям, зародившейся еще в те дни, когда ему приходилось иметь дело с лошадьми на шахтах. Он даже платил за содержание на ферме в Моссберне двух одряхлевших рысаков. Пейджу он был ближе всех остальных сотрудников «Северного света».

– Столько актуальных проблем! – с сердцем сказал Генри; они обсуждали тему передовицы, и он был необычно раздражен. – Столько надо сказать, и так мало для этого времени!

– Да, – кивнул Мейтленд, – мы, кажется, увязли, как никогда.

– Если бы только нам удалось избавиться от нашей проклятой апатии. Мы ко всему равнодушны, пока у нас есть бесплатное медицинское обслуживание и футбольный тотализатор. Возьмите Западную Германию – как они вытащили себя за волосы. Когда я в сорок пятом увидел эту страну в развалинах, то готов был поклясться, что с ними покончено… что им больше не встать. А они справились…

– Не забудьте, по сравнению с нами у них было одно преимущество. Они проиграли войну.

– Это не довод, Малкольм. Они добивались своего… пока мы плавали без руля и без ветрил.

– Да, положение не из веселых. Но мы бывали в переделках и похуже.

– Если бы только нашелся у нас человек, который мог бы стать во главе… настоящий государственный деятель… вроде Дизраэли…

Мейтленд остановился перед дверью Пейджа и с сочувственной усмешкой искоса посмотрел на него:

– Вот вам ваша передовица. И заголовок: «Если бы Дизраэли был жив». – Уже повернувшись, чтобы уйти, он взглянул на часы и сухо сказал: – Не забудьте, что в одиннадцать часов к вам собирался зайти служитель Божий.

До одиннадцати оставалось всего несколько минут, и, прежде чем Генри успел спуститься в отдел рекламы на обычное совещание, в кабинет вошел Гилмор, настоятель церкви Святого Марка. Он пожал Генри руку – энергичный, чисто выбритый христианин, излучающий благожелательность.

– Я очень признателен, что вы нашли для меня минутку, Генри. Ведь мы с вами занятые люди.

Он пришел по поводу церковной колокольни, которая в январе покосилась: балки были изъедены жучком-точильщиком. Так как она была красивой и считалась достопримечательностью города, «Северный свет» открыл сбор пожертвований для ее реставрации.

– Я только что получил окончательную смету, – продолжал настоятель, шурша бумагами. – Боюсь, потребуется гораздо больше, чем мы предполагали. Четырнадцать тысяч фунтов.

– Это большие деньги.

– О да, друг мой. Особенно если принять во внимание, что пожертвования в ваш фонд не достигли и пяти тысяч.

Генри немного обиделся. Газета добровольно взялась за это дело, и он сам, хотя был далеко не Крезом, положил начало фонду, внеся сто гиней из своих личных средств. Однако он лишь произнес в ответ:

– Наша страна переживает трудные дни, налоги высоки, а кроме того, весна не время для благотворительности. Подождите до Рождества – тогда сбор, наверное, будет больше.

– Но, мой дорогой Генри, эта нужда не терпит отлагательств.

Настоятель продолжал разглагольствовать в том же духе, и Пейдж все больше и больше раздражался. Неужели он не понимает, что от всех этих никому не нужных проектов, от всех этих личных интересов и вечных требований – «еще, еще!» – необходимо отказаться, пока страна не погибла окончательно? И все-таки Пейдж, стараясь держать себя в руках, выслушал настоятеля, обсудил другие возможности раздобыть деньги и обещал ему место на вкладке. Он очень обрадовался, когда тот наконец встал. Выходя, Гилмор сконфуженно положил перед Пейджем отпечатанный на машинке листок:

– Если позволите, Генри, я оставлю вам пасхальное стихотворение. Надеюсь, вы сочтете его достойным опубликования к празднику.

Когда дверь за настоятелем закрылась, Пейдж по профессиональной привычке взял листок. Едва он успел прочесть первую плачевную строчку: «Лилея, из цветов прекраснейший цветок!» – как зазвонил телефон. Он услышал в трубке голос мисс Моффат:

– Вас опять вызывает Лондон.

– Неужели Сомервилл?! – невольно воскликнул он и тут же почувствовал, что краснеет.

– Нет. Звонят от Мигхилла. Какой-то мистер Джонс.

Немного помолчав, он сказал:

– Соедините нас.

– Мистер Генри Пейдж? Как поживаете, сэр? – Судя по интонации, говорил валиец. – У телефона Тревор Джонс, личный секретарь сэра Итиэля Мигхилла. У меня, к сожалению, до сих пор не было случая с вами познакомиться, но я надеюсь в недалеком будущем иметь это удовольствие. Мистер Пейдж, сэр Итиэль хотел бы, чтобы вы посетили его в Лондоне… или в его загородном доме в Сассексе. И как можно скорее, если это вас не затруднит.

Генри интуитивно почувствовал, что будет сказано дальше.

– К сожалению, я очень занят.

– Сэр Итиэль будет счастлив прислать за вами свой личный самолет.

– Нет, никак не смогу.

– Уверяю вас, мистер Пейдж, это в ваших интересах.

– Почему?

– Но это же очевидно.

– Я спросил вас – почему?

– Насколько известно сэру Итиэлю, вы собираетесь продать «Северный свет». Он был бы крайне обязан, если бы вы ничего не предпринимали, не поговорив с ним.