Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

– Мне все равно, умоляла она или нет. Я сказал, что ей это вредно. Я отдал распоряжение. Если я обнаружу, что оно опять не выполнено, я немедленно доложу о вас доктору Синклеру.

Наученная горьким опытом, Энн не выказала ни малейшего признака протеста.

– Очень хорошо, доктор Кейли.

Он разочарованно посмотрел на нее, ища повод покрепче надавить своим авторитетом. Затем отдал последнее распоряжение:

– Не забудьте дать мезонил пациенту номер пятнадцать с флебитом. Дайте ему пять гранул в девять часов.

Энн, глядя на него, широко открыла глаза. Наконец-то он промахнулся, попав, по своему невежеству, ей в руки.

– Пять гранул? – переспросила она.

– Именно так я и сказал. Пять гранул.

Она помолчала, на сей раз не скрывая насмешки, недвусмысленно отобразившейся на лице. Кейли уже собирался уйти, но ее полный издевки взгляд задержал его. Последовала пауза.

Наконец Энн произнесла:

– Максимальная доза мезонила составляет половину гранулы.

Он покраснел до корней волос и попытался тупо возмутиться:

– Что за чушь? Вы хоть слышали, что такое мезонил?

– Я слышала, – с лучезарной улыбкой сочувствия ответила она. – А пять гранул убьют любого.

– Ну… – пролепетал он.

– Более того, – продолжала Энн, добивая его фактами, – доктор Синклер рекомендовал только четверть гранулы. Если вы мне не верите, посмотрите медкарту под номером пятнадцать. Доктор Синклер лично прописал это.

Тут Кейли потерял дар речи, а Энн бросила последний козырь:

– Неужели вам бы хотелось, чтобы я дала номеру пятнадцать смертельную дозу, поскольку вы так приказали, сэр?

Дьявольская ирония прозвучала в этом ее заключительном «сэр». Его поникшие плечи, когда он проскользнул в дверь, стоили всех этих мелочных придирок, злобы и презрения с его стороны, которые ей приходилось, а возможно, и еще придется терпеть.

Глава 15

Письмо от Люси и происшествие с Кейли изгнали из головы Энн все мысли об операции Мэттью Боули вместе с той ролью, которую она сыграла в ней. Но в пятницу днем на той же неделе сестра Джилсон, позвонив Энн в палату по телефону, сообщила:

– Вам следует подойти в особую палату в отделение «В». Вас желает видеть мистер Боули. – В голосе ее прозвучали сдержанные поздравительные нотки.

Старшая медсестра отделения, которая ранее натерпелась от длинной череды неопытных медсестер, нашла в Энн того, кто существенно облегчил ее бремя. И соответственно, ценила ее.

– Ну что вы так испугались? – улыбнулась сестра Джилсон. – Наверняка это что-то приятное.

Однако Энн испытывала некоторое замешательство. Мэттью Боули был для нее не более чем пациентом на операционном столе. Какой он на самом деле, она не могла догадаться. Со странным трепетом она постучала в дверь палаты.

– Войдите! – раздался голос.

Сама палата весьма впечатляла – роскошь и изобилие, привнесенные в голую госпитальную серость, цветы повсюду, радио у кровати и большая корзина спелых фруктов на столе. И все же Энн нашла самого Мэтта Боули еще более примечательным. Он был нескладным, грузным, лет сорока, с проницательными глазами на грубом, добродушном лице, которое почему-то выглядело так, точно его сильно поколотили. Однако благодаря своему большому богатству Боули все равно производил впечатление силы и достоинства. Он встретил Энн по-приятельски крепким рукопожатием. Изучив ее взглядом из-под кустистых бровей, он медленно улыбнулся и сказал:

– Ну что, сестрица, завтра я выхожу. Но я не мог уйти, не взглянув на вас, – и вы такая красотка.

Энн почувствовала, что краснеет. Но Боули только рассмеялся еще более искренне, продолжив с лукавым видом заговорщика:

– Я не болтаю лишнего, где не надо, сестрица. Но маленькая птичка начирикала мне кое-что на ухо. И я не прочь сообщить, что от Мэтта Боули, вероятно, больше пользы без зашитого в нем ватного тампона. А, сестрица, ваше мнение?

Глаза Энн блеснули.

– Я готова согласиться с вами, мистер Боули.

Он дружески похлопал ее по руке:

– Вот именно, моя дорогая. Я вижу, что у вас есть не только красота, но и здравый ум. И это очень даже прекрасное сочетание в женщине.

Невозможно было обидеться на его тон, настолько сдержанно он проявлял к ней свое грубоватое дружелюбие.

– А еще прекраснее, когда такое сочетание в медсестре! – продолжал он. – Видите ли, моя дорогая, когда попадаешь в больницу или дома болеешь, очень полезно, чтобы рядом была толковая девица, а не какая-нибудь кислая мымра.

Тут маленькие часы у его локтя пробили три тихих удара. Он с сожалением вздохнул и отпустил ее руку, напоследок еще раз похлопав по ней.

– Ну, моя дорогая, я мог бы болтать с вами весь день. Но ко мне прямо сейчас приедет пара юристов. Прохвосты и тот и другой. – Он с сожалением указал на огромную кипу корреспонденции на покрывале. – Но будьте уверены, сестрица, мы еще встретимся. Я не из тех, кто забывает добрые дела. А пока я хочу, чтобы вы взяли это – просто на память о неучтенном тампоне. – Улыбаясь, он достал с прикроватного столика аккуратно завернутый пакет и протянул ей. – Теперь ни слова, ни единого слова. Сможете поблагодарить как-нибудь в другой раз. Просто бегите и будьте паинькой!

Когда Энн вышла из палаты, на сердце у нее было тепло. Приятно, когда тебя ценят. Только доктор Прескотт мог рассказать Боули о тампоне. Она остановилась в коридоре и с любопытством развернула пакет. В нем оказалась красивая женская сумочка. Обрадованная Энн расстегнула застежку и открыла внутреннее отделение. Тут радость ее померкла. В маленьком кошельке для монет лежала десятифунтовая банкнота. Это каким-то образом било по ее самолюбию, заставляло ее чувствовать себя служанкой, получившей чаевые. Она должна, просто обязана вернуть ему деньги.

Энн уже собиралась идти в палату к Боули, когда шаги в коридоре заставили ее обернуться. К ней приближался доктор Прескотт. Ей стало не по себе и из-за сумочки, и из-за банкноты в руке.

Возможно, Прескотт предвидел, что Боули готов подарить ей что-то, или же это была его сверхъестественная интуиция, – во всяком случае, он с одного спокойного взгляда оценил ситуацию.

– Щедрость Боули всегда смущает, – сказал он. – Я испытываю то же самое, когда он расплачивается со мной.

Хотя эта простая фраза все расставила по своим местам, Энн все еще колебалась. Она пробормотала: