Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

За ланчем, состоявшим из свежего дуврского палтуса, хорошо прожаренного, с полной порцией хрустящей жареной картошки, никто и не вспоминал об умеренности.

– Мы преподали ей урок. Это не хуже, чем в «Суонке».

– Лучше, – негромко сказал Финлей. – Мы снова пойдем куда-нибудь сегодня вечером?

– Ну конечно, дружок. Нас пригласили, мы не можем отказать.

Затем, с наступлением вечера, не сказав ни слова Джанет, бравый доктор повел свою компанию в «Суонк», где для них был зарезервирован вчерашний столик. В отсутствие управляющего – он должен был находиться на частном обеде – их учтиво принял метрдотель, по акценту которого можно было догадаться, что он настоящий шотландец.

– Итак, доктор, сэр, с чего начнем сегодня?

– Что касается меня, то я не хотел бы ничего лучше этих ваших фирменных заливных потрохов.

– Черной икры, сэр?

– Вы это так называете?

– Да, название причудливое, сэр. Видите ли, на самом деле это всего лишь гнилые потроха русского осетра [253] .

Камерон так и застыл, ошеломленный, пока Финлей и Бесс заказывали томатный сок.

Вскоре официант вернулся:

– Поскольку вам это нравится, доктор, я принес вам суперпорцию, и имейте в виду, сэр, эта штука стоит целое состояние.

253

Речь идет о паюсной икре, поставляемой в основном из России, деликатесе, почти неизвестном европейцам.

Камерон молча изучал черную массу на симпатичной белой тарелке.

«Стоит целое состояние! – подумал он. – Что ж, мне это нравится, так что не будем терять время».

Он храбро принялся за икру, но слова «гнилые потроха русского осетра» продолжали звучать у него в голове. И как ни странно, возможно, из-за отсутствия сопутствующего бренди, вкус блюда показался другим, действительно как у гнилых кишок. Официант же наблюдал за ним с большим интересом, так же как Финлей и Бесс. Он, Камерон, должен очистить тарелку во что бы то ни стало. Но нет, наконец природа запротестовала, Камерон икнул, потом вдруг выронил вилку и бросился через вращающиеся двери в прохладную темную ночь. Увы, ужасные звуки опорожнения желудка огласили воздух и донеслись до ушей парочки за столом.

– Мы должны пойти к нему, – прошептала Бесс.

– Ничего! Он найдет дорогу домой. Джанет позаботится о нем. Давай поужинаем вместе.

Так они и сделали, сразу перейдя к великолепному розовому ростбифу с картофельным пюре и брюссельской капустой.

– Не правда ли, здесь мило, дорогой доктор Финлей, – пробормотала Бесс.

– Милее не бывает, дорогая, – согласился Финлей, глядя ей в глаза.

Официант, наблюдавший за ними, вел себя по-отечески:

– Еще по куску говядины для вас обоих?

– Очень вкусно, Вилли.

– Да! От меня вы не получите потрохов русского осетра.

Бесс тихо вздохнула:

– Все было бы превосходно, Финлей, если бы не мой лучший друг.

– Я твой лучший друг, Бесс.

– Я хочу сказать, что почти помолвлена с Алексом Дугласом. Я даже вижу, как он сейчас смотрит на нас в окно.

– Я разберусь с ним, когда мы выйдем.

– Нет, нет, нет, Финлей! Я не хочу драки из-за меня на людной улице. Мои родители услышат об этом, и я буду навсегда опозорена.

– Тогда реши сама, кто тебе нужен?

Мертвая тишина. Затем тихим шепотом:

– Боюсь, я слишком далеко зашла с Алексом.

– Ты хочешь сказать, что он…

Еще тише она ответила:

– Да… и не раз.

«Боже! – подумал Финлей. – Гнилые рыбьи потроха, а теперь еще и это, и все в один вечер. И я – чуть ли не на волосок от гибели».

Спустя мгновение он твердо сказал:

– Ну что ж, Бесс, а теперь иди к Алексу. Он проводит тебя домой. Спокойной ночи, дорогая.

Когда она ушла, Финлей заказал себе бренди. Выпив, он пожелал Вилли спокойной ночи и в одиночестве пошел по пустым улицам.

В столовой горел свет. И там с добрым напитком сидели вместе доктор Камерон и раскаявшаяся Джанет. Финлей решил, что их лучше не беспокоить.

На следующее утро, ровно в семь часов, на столе появились каша и молоко, яйца всмятку, свежеиспеченные булочки и крепкий кофе.

Наблюдая за тем, как добрый доктор смиренно поглощает этот великолепный завтрак, Финлей не мог удержаться от того, чтобы оставить за собой последнее слово:

– Лучше, чем эта русская гадость, да, сэр?

5. Моральная дилемма

Теперь в доме доброго доктора Камерона царили радость и свет. Никогда еще достойный доктор не был так снисходителен к своим пациентам, так любезен с доктором Финлеем, так учтив со своей верной экономкой. Теперь, когда Бесс, в которой больше не было нужды, ушла, по-видимому по собственной воле, на кухне воцарился мир. А как засвидетельствует любой хороший шотландец, когда внизу все хорошо – у вас счастливый дом.

Только один из домочадцев, казалось, был сам не свой. Нахмуренный в тревоге лоб искажал благородный лик доктора Финлея; взгляд стал затуманенным и отстраненным. Не раз, когда доктор Камерон обращался к Финлею, тот, вздрогнув, бормотал извиняющимся тоном: «Что вы сказали, сэр?»

Опыт показывал, что потревожить Финлея в таком рефлексивном состоянии означало огрести неприятности. Если бы, например, какой-нибудь знакомый, встретив его на улице, спросил с доброжелательной улыбкой: «О чем задумался, Финлей, старина?» – то мог бы получить сердитый и совершенно неожиданный ответ: «О чем – это мое дело, а ты бы лучше думал о своем». Подобной грубостью Финлей оставлял за собой право самому решать свои проблемы и, когда представится возможность, действовать так, как он считал разумным и правильным.

Дней через десять Финлей вошел в заведение Роберта Бьюкенена «Стрижка и бритье» и спокойно уселся ждать своей очереди. Ждать особо не пришлось, так как Финлей был теперь признанной и уважаемой персоной в Таннохбрэ. Вскоре из своего кабинета выскочил сам Боб Бьюкенен и усадил Финлея в салоне в специальное кресло у окна.

– Как обычно, Финлей? Постричь и подровнять?

– Да, пожалуйста, Боб. Но сначала я хотел бы извиниться за то, как обошлась с твоей прекрасной дочерью наша ревнивая старая экономка. Она просто не могла вынести, что твоя милая девочка так легко исполняет все то, что у нее самой вызывало только стоны и жалобы.

– Да, Бесс – хорошая девушка, хотя в последнее время что-то с ней не так. Имей в виду, Финлей, ей нравилось работать у вас, и она надеялась, что ты научишь ее аптечному делу.

– И так бы оно и было, Боб. Я представляю себе мир твоей дочери и, конечно же, помог бы ей стать фармацевтом. А вообще, именно потому, что я так высоко ее ценю, мне хотелось бы, с твоего позволения, сегодня поговорить о ней. Что ты как отец, Боб, думаешь о детях – мальчиках и девочках, – получающих без согласия родителей полное, окончательное и неограниченное знание друг о друге?