Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Однако вскоре к Арден-Хаусу подъехала красивая блестящая машина «скорой помощи» с водителем в униформе, санитаром и медсестрой в белом, сидевшей возле кушетки, заправленной мягким одеялом. Тотчас же из машины с переносными носилками спустился санитар и в сопровождении Финлея направился в комнату больного, вероятно ведомый его громким храпом.
Три минуты спустя этот больной, которого Финлей и санитар на носилках доставили вниз, уже был в машине «скорой помощи» под присмотром медсестры, а Финлей и санитар в форме сели впереди рядом с водителем. Затем с глухим урчанием санитарный «роллс-ройс» покатил в
О чем думал добрый доктор Камерон, лежа в комфортной обстановке и не ведая, куда его везут, мог сказать только он сам. Наконец он пробормотал, обратившись к медсестре, один-единственный вопрос, на который она ответила:
– В самую лучшую больницу Шотландии, сэр. Где вас осмотрит и вылечит лучший хирург Великобритании.
– Надеюсь, никакой операции, дорогая сестра, я не настолько плох.
– Вы в состоянии выполнять все свои профессиональные обязанности?
– Кто знает, сестра. Это зависит от того, как я с утра себя чувствую. – (Последовала пауза.) – Знаете, дорогая сестра, у меня зимой расшалился аппендикс. Небольшая боль в животе. Причем, заметьте, я могу хорошо поесть, но при этом, знаете, совсем нет ни сил, ни рвения работать.
– Ну а теперь постарайтесь немного поспать. Я разбужу вас, когда мы будем на месте.
Хотя добрый доктор и не спал, но далее хранил молчание, пока они не подъехали к огромному зданию больницы.
– Скажите Финлею, пусть останется со мной! – воскликнул он, когда его понесли в устрашающие глубины гигантской больницы.
Как только он благополучно оказался в боковой палате на операционном этаже, Финлей оставил Камерона и разыскал профессора Никола, который тепло приветствовал своего ученика, а затем внимательно выслушал описание симптомов болезни доктора Камерона.
– И все это происходит именно тогда, когда у вас наступает в работе самый сложный и тяжелый период?
– Да. За весь день у меня не было ни минуты для себя.
– Вы его не осматривали?
– Нет, сэр! Он поверит только специалисту.
– Ну что ж, – твердо сказал профессор Никол, – привезите его.
Через несколько минут больного вкатили в палату, полностью раздетого и накрытого простыней.
– Мои приветствия, братские приветствия, доктор Камерон. Как вы себя сейчас чувствуете?
– Очень хорошо, профессор. На самом деле абсолютно идеально.
– Готовы приступить к своим врачебным обязанностям сию же минуту?
– Это, профессор, при всей моей доброй воле я едва ли могу гарантировать. Видите ли, все дело в моем аппендиксе.
– Ах, как жаль, дорогой доктор. Вам больно?
– Это не совсем боль, профессор, это, сэр, своего рода слабость!
– Я все прекрасно понимаю, дорогой доктор. А теперь не позволите ли мне осмотреть вас?
– Именно для этого я здесь, сэр.
Профессор Никол быстро откинул край простыни и осмотрел область живота слева. Затем он осторожно положил руку на больное место. У пациента тут же напряглись мышцы и низ живота стал твердым, как кирпич.
– Именно этого я и опасался, – сказал профессор и слегка улыбнулся. – Ясный как день случай психотической фобии.
– Боже мой, профессор! Вы же не собираетесь вскрывать меня в ближайшее время!
Не удостоив его ответом, профессор Никол
проследил за тем, как увозят пациента, а потом с мрачной улыбкой повернулся к Финлею:– Ясный как день случай психотической фобии, сосредоточенной в аппендиксе. Разве ты сам этого не понял, Финлей?
– Я подозревал это, сэр. Но что, черт возьми, можно с этим поделать?!
– Немедленно оперировать! Удалить пораженную часть, и болевая реакция исчезнет. По крайней мере, у Камерона не будет аппендикса, чтобы сваливать на него лежание в постели и безделье!
В операционной доктор Камерон уже находился под наркозом. Профессор Никол тут же вымыл и обработал спиртом руки, затем взял скальпель. Несколько быстрых и умелых движений – и вот уже сделан разрез, и крошечный, абсолютно здоровый на вид аппендикс был явлен на свет и искусно удален. Затем маленький разрез был зашит.
– Какая замечательная операция, сэр! Так ловко и быстро! – воскликнул Финлей. – Но как жаль, что аппендикс такой маленький и абсолютно здоровый на вид. Камерон никогда не поверит, что именно эта штука и была причиной его болезни.
– У меня точно такая же мысль, дорогой Финлей. Пошли. Думаю, поход в патологоанатомическое отделение нам не помешает. – Никол направился в пристройку в конце коридора и взял с дальнего конца полки банку. – Это мы получили сегодня утром от больной, действительно больной, старухи. Разве это не красота – для нашей цели?
В банке, почти доверху наполненной спиртом, плавал самый длинный, самый воспаленный аппендикс, какой только можно себе представить, с гнойником на конце. Это был худший аппендикс из всех когда-либо виденных Финлеем и в то же время для его цели – лучший.
– Это должно убедить Камерона, ленивого старого пса, – рассмеялся Никол. – Он может показывать это с гордостью, как доказательство того, что он излечился. А теперь пойдем, дружок, выпьем по чашке кофе с булочкой. Я вижу, что в последнее время ты сильно переутомился. Но теперь мы хотя бы избавились от этой ерунды.
Через полчаса, когда пациент снова был в машине «скорой помощи», радостно улыбаясь и любовно сжимая в руках банку с образцовым аппендиксом, Никол повторил свое предписание:
– Со следующего понедельника можете спокойно приступать к работе.
– Благодарю вас, профессор, от всего сердца, сэр. Теперь доказательство того, что я вылечился, прямо передо мной.
И действительно, когда они вернулись, Камерон проворно вылез из машины и вошел в дом:
– Джанет, Джанет, женщина! Мне аппендикс удалили. Сама посмотри.
Джанет вздрогнула, посмотрев, а Камерон прошагал в свой кабинет и поставил заспиртованный экземпляр на каминную полку:
– Это убедит моих пациентов, что я вылечился!
– Не хотите ли провести здесь ночь, любуясь на него? – проворчал Финлей.
– Ни за что на свете. Теперь он здесь, а не внутри меня. Я чувствую, что мне лучше. Но подумай немного, дорогой коллега, и, возможно, теперь я скажу так: друг. Подумай, каково это – иметь в моем прекрасном теле такой отвратительный, ужасный отросток. Ничего удивительного, что мне пришлось лежать и воздерживаться от работы. Если бы я заставил себя встать, то он лопнул бы, и я скончался бы на улице, на грязных камнях перед Андерстонской больницей.