Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– И он очень помогает тебе, Джанет.
– Помощь и утешение, сэр. Видели бы вы, как он прижимается ко мне в постели. Теперь я сплю гораздо лучше, чем раньше. – И с нежной улыбкой она добавила: – А утром, как только я проснусь, он приносит мне чашку чая.
– Он растет отличным парнем, Джанет. Приятно видеть, как он в своей новой шикарной униформе, застегнутый на все пуговицы, впускает пациентов в дом и провожает их в приемную.
– Ох, сэр! Он везде помогает. Видели бы вы, как он убирает нашу спальню. Даже опорожняет мой ночной горшок. – Она замолчала и вдруг затряслась от смеха. – Сэр, это просто умора! Поначалу, когда мой малыш не знал, что делать с горшком, он поднял его, полный до краев, и вылил в открытое окно, как раз когда доктор Камерон проходил мимо!
Финлей радовался счастью старой служанки. Но в его собственном сердце подобной радости не было. Настало время снова открывать его дом для реабилитации детей. Но если прошлым летом все сложилось как нельзя лучше, то теперь он не мог заставить себя заняться этим. Где он найдет старшую медсестру? Нет, он не мог представить себе здесь почтенную даму из детской больницы, ковыляющую, опираясь на палку. Может, она пошлет одну из пожилых медсестер, всю накрахмаленную и в очках? Финлей содрогнулся при этой мысли. Ничто не могло сравниться с тем чудесным минувшим летом, когда каждый день был радостью или пусть даже радостной битвой.
В первый день апреля, когда Финлей закончил утренний прием, Джанет обратила его внимание на группу рабочих, стоявших у автомобиля-фургона возле его дома.
– Они пытались докричаться до вас через сад, сэр.
Финлей направился к полудюжине рабочих, но его опередил их бригадир, который, коснувшись своей шляпы, сказал:
– Нам просто нужен ключ, сэр, чтобы войти в ваш дом.
Финлей узнал этого человека:
– Энди, кто вас прислал?
– Откуда мне знать, Финлей? Должно быть, распорядились из офиса. Управляющий просто вышел во двор и говорит: «В дом Финлея, ребята. То же самое, что в прошлом году».
– Но, Энди, я ни о чем не просил.
– Тогда, должно быть, это из детской больницы, сэр.
Наконец до Финлея дошла скучная истина происходящего. Он сам придумал свое прошлогоднее действо – теперь он должен ему соответствовать. Он последовал за рабочими в дом и наблюдал, как они умело принялись за дело, убирая и складывая его дорогие ковры и прекрасный фарфор, а затем раскатывая циновки на полированном полу. Внезапно он услышал стук палки, и его барабанные перепонки пронзил высокий голос: «Я хочу убедиться, что здесь у нас все в порядке…»
Этого было достаточно. Финлей заперся в одной из уборных, закрылся на задвижку и сел на стульчак, чтобы хорошенько поразмыслить. Да, это была пожилая старшая медсестра из больницы. Он сам позволил себя в это втянуть. Что ж, теперь уже было слишком поздно. Он должен отойти в сторону, и пусть она тут заправляет.
На полу валялся экземпляр детских газетных комиксов, оставленный кем-то из веселой прошлогодней орды. На открытой странице был изображен печальный маленький толстяк, оставшийся со своим багажом на пирсе, в то время как вдаль под облаками дыма уходил пароход. Подпись гласила: «Этот человек опоздал на последний пароход в прекрасное будущее».
«Он – это я, – подумал Финлей. – У меня был шанс на реальное счастье, и я позволил ему уплыть».
Наконец он поднялся со своего жалкого трона и по привычке спустил воду.
Вернувшись домой, он начал вечерний прием, что не составляло труда, поскольку хорошая погода значительно уменьшила число его пациентов. Наверху он наткнулся на маленького Джозефа, с улыбкой поджидавшего его.
– Хорошая открытка для вас, сэр. Я, конечно, ее не читал, но картинка очень забавная.
Пока мальчик с улыбкой наблюдал за ним, Финлей взял открытку и изучил ее взглядом диагноста. На почтовом штемпеле значилось Сан-Ремо, а на довольно аляповатой картинке была изображена бегущая по пляжу хорошенькая молодая женщина в скромном купальном костюме, преследуемая пожилым мужчиной в цилиндре и сюртуке. На обратной стороне открытки было письмо, написанное очень мелким, аккуратным почерком, сразу узнаваемым, отчего у Финлея страшно забилось сердце.
Дорогой маэстро!
Зная о Вашей любви к комическим цветным открыткам, я не удержалась и вторглась в Ваше величественное и стоическое молчание. Я бы написала Вам раньше, но, опасаясь нарушить Вашу зимнюю спячку, все ждала от Вас хотя бы краткого сообщения. Увы! От Вас ни слова, и наш добрый итальянский почтальон, качая головой и бормоча мне мягкое итальянское «нет», выглядит при этом так трогательно огорченным. Затем я обычно отправлялась к ланчу под открытым небом на печальные морские берега – лишь бы убраться подальше от этого адского маленького армейского зануды, сноба, который без конца трындит о своей бригаде и связях со сливками британской аристократии. Даже мой дорогой отец устал от этого человека, и у него появились боли в боку, которые беспокоят и меня. Итак, в результате всего этого мы решили морем вернуться в Англию и прибудем в Лондон 25 апреля в 11:30. Я с грустью понимаю, что Вы слишком заняты, чтобы встретить нас, но все же какое было бы облегчение, можно сказать, какая была бы радость увидеть Ваше милое, благородное лицо в Саутгемптоне, когда мы доплывем.
Ваша Элис
К удивлению и восторгу Джозефа, Финлей запел и исполнил несколько танцевальных па из шотландского флинга.
– О, сэр! – воскликнул мальчик. – Вы довольны и счастливы!
– И то и другое. – Финлей поднял ребенка и продолжил танец. – Но скажи, Джозеф, у меня благородное лицо?
– У вас самое лучшее, самое уродливое лицо на свете!
Счастье Финлея достигло апогея, когда ранним утром 25 апреля он сел в машину и на максимальной скорости помчался в Саутгемптон. Здесь, расхаживая взад и вперед, он в крайнем возбуждении ожидал прибытия парохода. По прибытии судна он встал у трапа, где вскоре должны были появиться пассажиры. Сначала вышли итальянцы, затем пожилая английская пара, несколько женщин без спутников, еще одна пожилая пара, еще итальянцы – вероятно, рабочие – и, наконец, маленький, безукоризненно одетый англичанин.
С сокрушительной, всепоглощающей грустью Финлей понял, что его возлюбленной на борту нет. Он уже собирался уйти восвояси, когда элегантный англичанин обратился к нему с интонациями, характерными для парадного плаца:
– Вы, я полагаю, доктор Финлей. – Он помолчал. – Если так, то у меня есть для вас письмо.
Финлей был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Он машинально взял протянутое письмо.
– Ага! Ага! Немного шока для вас, старина. Ей нравится вызывать шок. Ха! Поскольку мы, по-видимому, находимся в одинаковом положении, то почему бы нам не отметиться, перед тем как разбежаться?
Схватив Финлея за руку, словно знал его много лет, маленький англичанин поволок его в бар.
В уютном темном углу Финлей с облегчением сел, а его услужливый спутник принес две порции виски.
– Послушайте, старина, вы выглядите совершенно выбитым из колеи. Хотите услышать самое худшее? – Когда Финлей молча кивнул, он продолжил: – Знаете, я полагаю, что достойный профессор был болен – почками или печенью, не могу сказать, чем именно, – но он был достаточно слаб, потому и захотел вернуться домой. Но вчера днем, когда мы собирались уезжать, все изменилось.
– Да-да, – сказал Финлей. – Пожалуйста, рассказывайте.
– Один знакомый итальянец услышал о болезни старика. Судя по всему, он учился у профессора Лейна в Оксфорде. Этот итальянец тут же вызвал специалиста, который заявил, что старику нельзя никуда ехать. После чего наш итальянский благодетель пригласил нас всех на свою большую прекрасную виллу в Грасе. Естественно, я уперся. Я, знаете ли, должен вернуться в свой полк. Однако чуть ли не с сакраментальным почтением отец и дочь были препровождены на виллу. Кто-то сказал мне, что это потрясающее, великолепное место называется «Шесть садовников». Я также узнал, что этот дон Альфонсо, итальянец, в некотором роде граф с настоящим историческим замком в глуши. – Он помолчал. – Послушайте, старина, вы выглядите просто ужасно. Позвольте принести вам еще живительной влаги.