Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Он принес, и Финлей, которому было хуже некуда, залпом проглотил виски.

– Может, взглянете на письмо – узнаете, что пишет леди?

Финлей нащупал письмо, вскрыл конверт и вытащил маленький листок.

Дорогой Финлей!

Отец слишком болен для поездки – такое заключение сделал врач. И его дорогой друг, бывший ученик отца в Оксфорде, перевез нас на свою прекрасную виллу, где отец будет иметь все удобства и заботу со стороны опытных медсестер, а врач будет каждый день его навещать. Я, конечно, не оставлю старика. Естественно, мне жаль, что я не смогу быть рядом с Вами в Вашем летнем детском доме.

С сожалением,

Элис Лейн

«Отец получит все внимание от медсестер, – мысленно отметил Финлей, – а я получу все внимание от синьора Альфонсо».

Наступило долгое, напряженное молчание. Затем англичанин – его звали Пимми – встал:

– Послушайте, старина, не садитесь за руль, по крайней мере полчаса. Когда начнете ругаться, можно спокойно ехать.

Он протянул руку и крепко сжал вялые пальцы Финлея.

Сообразно совету Финлей сидел в печальном, каменном молчании в течение указанного времени, затем встал, нашел свою машину и медленно поехал обратно в Таннохбрэ, где его летний дом, кишащий детьми, был во власти старшей медсестры с ее визгливым голосом, негнущимися коленями и вездесущей палкой.

13. Элис сожалеет

Финлей жестоко пострадал от удара, который своим отказом приехать нанесла ему та, с кем он так долго связывал романтические надежды. Но, получив этот удар, он оказался способен снова взять себя в руки, расправить плечи, вскинуть подбородок, а затем приступить к делу. Хотя время от времени он с горечью и сарказмом бормотал слова: «С сожалением, Элис Лейн», он с головой ушел в работу, чтобы осчастливить детей и, что не менее важно, завоевать уважение старой леди с ее визгливым голосом, колючим взглядом и палкой, чей безжалостный стук раздавался в самых неожиданных местах.

Дети, многие из которых бывали здесь прошлым летом, вскоре стали друзьями Финлея. Он часто играл с ними в их игры: в лапту, прятки, во французский крикет, в скачки всех видов – начиная от скачек в мешках и до скачек с яйцом в ложке, а также обучал их благородному искусству лазания по деревьям, подстраховывая на нижних ветвях.

Его усилия не остались незамеченными старой медсестрой, которая постепенно прониклась симпатией к этому восторженному и щедрому молодому человеку, и когда он устроил ей в одиннадцать утра легкий «второй завтрак» из кофе и горячих тостов с маслом, к которым пожилая дама издавна привыкла, она наконец прониклась к нему. А приносящей теперь «вторые завтраки» Джанет она говорила: «Какой у вас прекрасный молодой человек!»

– Вам открылось это только сейчас, сестра. Если бы вы знали, как он теперь, когда старый доктор почти не у дел, занимается почти всей врачебной практикой, вы бы еще лучше о нем думали.

– Он христианин, Джанет?

– Он не церковный христианин, если вы это имеете в виду, который закатывает глаза при виде того, что ему не нравится. Но у него все самые христианские добродетели. Если он увидит, что женщина загибается от тяжких трудов, то не пройдет мимо, а снимет с нее часть ноши.

– Я вижу, что он помог тебе, Джанет, так же как и мне.

– Это вы верно сказали, сестра. И в то же время, насколько я могу судить, сам он страдает.

И, отойдя в сторонку, Джанет многозначительно приложила руку к сердцу.

Так прошло несколько недель, все было хорошо и с детьми, и с врачебными делами. Прекрасная солнечная погода сократила число пациентов, одновременно побудив доктора Камерона к некоторой активности. Он даже стал принимать вызовы из ужасной Андерстонской больницы.

В одно чудесное июльское утро Джанет ворвалась к Финлею с местной газетой «Таннохбрэ геральд»:

– Доктор Финлей, сэр, вот новость, которая может вас заинтересовать.

Она протянула ему газету, где под помеченным крестиком заголовком «Светские события» он прочел следующее:

Таннохбрэ приветствует прибытие графа Альфонсо и его супруги-графини. Они остановились в отеле «Каледония». Графиня – это, конечно, прелестная Элис Лейн, которая покорила сердца жителей великолепной заботой о детях в летнем доме, открытом нашим доктором Финлеем. Хотя были слухи, что отношения этой пары выходили за рамки чисто профессиональных, но благородный граф и голубое итальянское небо лишили нашего любимого местного героя заслуженной награды.

Прочитав абзац, Финлей молча вернул газету Джанет с таким выражением лица, что все вопросы отпали. После долгой паузы он сказал просто и твердо:

– Здесь мы их не увидим!

Почти неделю замечание Финлея оставалось верным. Но в следующий понедельник к парадному подъезду подъехало такси, из него вышла скромно одетая женщина и позвонила.

Джанет, откликнувшаяся на вызов, впустила женщину, которая попросила, чтобы ее как пациентку принял доктор Финлей.

– Ваше имя, мадам? – спросила Джанет.

– Разве ты не узнаешь меня, милая, добрая Джанет? Неужели я так сильно изменилась?

Джанет посмотрела еще раз и воскликнула:

– Вы наша мисс Лейн! Но господи, как вы изменились!

– Да, милая Джанет, я очень изменилась. И к худшему.

Этого Джанет не могла отрицать. Она молча проводила ее в смотровую комнату.

И именно здесь, несколько минут спустя, Финлей застал ее стоящей спиной к окну – она плакала. Опережая его вопрос, она повернулась и сказала:

– Это не сентиментальный визит, доктор, а чисто деловой, поскольку я очень нуждаюсь в вашей помощи.

Финлей, твердо настроившись не реагировать на слезы и поцелуи, был глубоко тронут.

– У вас какие-то физические проблемы, мадам?

– Это такой чудовищный случай, что я не решилась бы ни рассказать о нем, ни показать, что со мной, никому другому, кроме вас, доктор. Потому что я знаю, – добавила она, переходя на «ты», – что ты не только искусен, но и добр.

Финлей сел рядом и взял ее за руку:

– Расскажи мне все. Можешь на меня положиться.

Наступила тишина. Затем она заговорила:

– Ты знаешь о моем внезапном замужестве… Да, у меня закружилась голова от титула, роскоши, от моего положения в обществе, и я дала согласие человеку, о котором абсолютно ничего не знала, лишь поверхностно, ибо была ослеплена его видом и итальянским обаянием. Теперь, – в ее голосе звучали горечь и разочарование, – теперь я знаю, чего мне стоит брак с этим человеком, разрушившим мою жизнь.

Последовало молчание. Финлей не мог вымолвить ни слова. Она тихо продолжила:

– После свадьбы со всеми церемониями, в которых итальянцы большие умельцы, прошло немного времени, прежде чем я обнаружила, что мой муж… что он ненормальный человек… А что касается секса, он жестокий, отвратительный маньяк. Моя первая брачная ночь была кошмаром, но я перенесла ее, думая, что скоро все закончится, что он изменится. Но нет, снова и снова, каждую ночь…