Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Последовала пауза, после чего Финлей сказал:
– Вы вызываете у меня слезы стыда.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, как мать, дорогой Финлей. Но твои успехи, твое дружелюбие и непринужденная манера общения, твои физические качества, твое искусство стрельбы и рыбной ловли – да, даже твои врачебные успехи – все это сделало тебя слишком самоуверенным, слишком гордым. Если какой-то человек тебя оскорбит, ты без колебаний собьешь его с ног. Финлей, неужели ты не видишь, что твой публичный образ стал твоим богом и ты готов защищать его ценой своей жизни?
– Дорогая преподобная матушка,
– А разве не было бы благородней передать в последний момент мяч самому слабому игроку команды, мальчику, не уверенному в себе, и позволить ему забить?
– Если бы я передал ему мяч, то он почти наверняка выронил бы его от неожиданности.
Она невольно рассмеялась, и Финлей тоже.
За этим почти светским весельем последовало молчание.
– Финлей, – наконец сказала преподобная матушка, беря его за руку, – только пообещай мне вот что: если твоя пациентка решит остаться у нас, когда поправится, ты приедешь к нам на праздник принятия ее послушницей в наш орден.
– Это я вам определенно обещаю. У меня много грехов, но есть и одно хорошее качество: я никогда, никогда не нарушаю своего слова.
Вернувшись домой и поставив машину в гараж, Финлей сразу же пошел к телефону. Ему предстояло выполнить еще одну обязанность – наказать злодея, виновного в чудовищном преступлении. Он позвонил в отель «Каледония».
– Я хочу немедленно поговорить с итальянским графом Альфонсо.
– Но, доктор Финлей, его здесь больше нет!
– Что?
– Вчера он внезапно и в большой спешке покинул отель. Насколько нам известно, он заказал билет на вечерний поезд.
Финлей положил трубку. Такой человек по природе своей мог быть только трусом.
Так и продолжалась жизнь Финлея, ненарушаемая внешними событиями. Он по-прежнему со своим обычным тщанием занимался врачебной практикой, но в свободное время его мысли возвращались к пациентке в Бон-Секурсе. Казалось, с ней все в порядке, и было очевидно, что отдых и полная безопасность исцелили и тело ее, и душу. Хотя Финлей часто думал об Элис, он решил, что лучше не навещать ее. Более того, время от времени он получал известия от матери настоятельницы, которые подтверждали правильность его решения.
После короткой, с юной листвой, весны наступило лето, и яркое солнце высветило буйство красок в саду Финлея, где дети, занимавшие все его свободное время, от души смеялись и играли в свое удовольствие. Этого было достаточно, чтобы отвлечь Финлея от более серьезных дел.
Однако они надвигались – серьезные дела, и избежать их было невозможно.
Утром 7 июля его вызвали к телефону.
– Финлей, дорогой мальчик, у меня для тебя чудесная новость.
– Да, преподобная матушка? – Он сразу узнал этот голос.
– Прежде всего, дорогой Финлей, тебе будет приятно узнать, что твоя пациентка полностью выздоровела. Вчера она отыграла весь матч в хоккей на траве между младшими и старшими послушницами. И более того, она забила победный гол, который решил исход матча в пользу юниоров.
– Дорогая преподобная матушка, я вне себя от радости! Такие чудесные
новости! Скоро она снова вернется к нормальной жизни.Тут последовала пауза.
– Не совсем! В ближайшие дни ты получишь великолепный пригласительный билет с золотым обрезом.
– Только не говорите мне, что вы устраиваете танцы, преподобная матушка.
– Не совсем, – смеясь, ответила она. – Я так счастлива. Я рада сообщить тебе, что твоя Элис решила стать послушницей в нашем ордене. Церемония ее принятия состоится в одиннадцать утра в субботу четырнадцатого июля и будет поистине радостным событием.
Финлей глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя, затем, подавив свои чувства, с пылом благородного сердца произнес:
– Я радуюсь вместе с вами, дорогая преподобная матушка. Можете быть уверены, что я непременно буду там.
Эта новость была слишком тяжела для Финлея, чтобы пережить ее сидя. Положив трубку, он встал, вышел в сад и, глубоко нахмурившись, принялся ходить взад и вперед по гравийной дорожке, злобно пиная совершенно невинные камешки. Вдруг к нему весело подбежала маленькая Джинни, его любимица.
– Ну чего еще тебе надо от меня, маленькая вредина?
Лицо Джинни мгновенно вытянулось, и она чуть не заплакала:
– Ой, что я сделала не так? У тебя такой сердитый вид…
– Ничего, моя маленькая прелесть. – Расслабившись, Финлей взял ее на руки и обнял. – Если бы все девушки на свете, большие и маленькие, были такими же милыми, как ты, хлопот было бы гораздо меньше. А ну-ка, хочешь немножко полетать?
После полетов над головой Финлея, сопровождаемых обоюдными криками восторга, молодой доктор отнес ее в свой кабинет.
– Давай-ка покажи, где можно найти что-то интересное для моей маленькой Джинни?
Она указала на нижний правый ящик стола, в котором была обнаружена восхитительная фруктовая конфета в веселой цветной обертке с изображением прекрасной клубники.
– О, это моя любимая!
– Не ешь ее до ланча.
– Нет, не буду.
Сунув конфету в карман передника, Джинни поцеловала Финлея и побежала в сад к детям.
Проводив ее взглядом, Финлей снова повернулся к своему столу. Его лоб был нахмурен, а губы улыбались. С этим странным выражением лица он пробормотал:
– Бедная мать настоятельница просто обманывает себя. Эта девушка полностью выздоровела, играет, как заводная, в хоккей на траве и забивает голы… Из нее такая же послушница, как из меня папа римский. Не мое дело говорить об этом матушке, но скоро она сама все узнает, на свою голову.
14. Беглянка
Несколько дней в доме и саду Финлея было абсолютно спокойно, и, поскольку заболевших в сезон каникул заметно поубавилось, молодой доктор проводил с детьми большую часть времени. Принимая немногочисленных пациентов, доктор Камерон благосклонно наблюдал за играми Финлея со смеющимися детьми, преисполненный сознания, что все это детское веселье – результат его собственных решений и забот. Джанет, убирая и моя посуду после завтрака, тоже выходила на несколько минут, чтобы, почтительно стоя за спиной доктора, сделать ему несколько комплиментов, поощряющих его врачебное усердие.