Избранные сочинения в шести томах. Том 2-й
Шрифт:
Он умолк на полуслове, заметив, что охотник много¬ значительно поднес палец к губам. Затем Кожаный Чулок осторожно двинулся по краю дороги, не отрывая взгляда от верхушки сосны. Выбрав удобное место, он остановил¬ ся, взвел курок, далеко отставил правую ногут вытянул во всю длину левую руку и начал медленно поднимать ру¬ жье, целясь в ствол дерева. Сидевшие в санях, естествен¬ но, обратили взгляд в ту же сторону и вскоре заметили добычу, соблазнившую Натти. На сухом сучке, горизон¬ тально торчавшем в семидесяти футах над землей, там, где начиналась крона, сидела птица, которую местные жи¬ тели именовали то фазаном, то куропаткой. Она была чуть меньше обыкновенной домашней курицы. Лай собак и го¬ лоса людей испугали ее, и она прижалась к стволу, отчаян¬ но вытянув шею и задрав голову. Как только дуло оказа¬ лось точно направленным на цель, Натти спустил курок, и куропатка камнем упала со своего высокого насеста, так что совсем зарылась в снег. — Лежать, зверюга! — прикрикнул Кожаный Чулок, грозя шомполом Гектору, который бросился было к под¬ ножию дерева.— Лежать, кому говорят! Собака повиновалась, и Натти начал быстро и аккурат¬ но перезаряжать ружье. Затем он поднял убитую птицу и показал ее остальным: головка была начисто срезана пулей. — Вот й лакомое блюдо старику на рождественский обед, — сказал охотник. — Теперь я обойдусь без оленины, парень, а ты лучше поищи-ка индейца Джона — его трав¬ ки получше всякого заморского снадобья. Как по-вашему, судья, — добавил он, снова показав на свою добычу,— можно ли дробовиком снять птицу с дерева, не взъерошив на ней ни перышка? Кожаный Чулок опять засмеялся своим странным без¬ звучным смехом, выражавшим веселое торжество и на¬ смешку, покачал головой, повернулся и углубился в лес походкой, которая больше всего напоминала неторопливую рысцу. При каждом шаге его ноги чуть сгибалиеь в коле¬ нях, а все тело наклонялось вперед. Когда сани достигли поворота и юноша оглянулся^ ища взглядом своего това¬ рища, старик уже почти скрылся за деревьями; собаки трусили за ним, изредка нюхая олений след так равнодуш¬ но, словно они инстинктивно понимали, что он им уже ни к чему.
Глава 11 Кто мудр, тот для себя отыщет пристань Везде, где взор небес над ним сияет... Считай, что не король тебя отринул, А ты его. Шекспир, «Ричард II»1 Примерно за сто двадцать лет до начала нашего пове¬ ствования прапрадед Мармадьюка Темпла прйехал в Пен¬ сильванию 2 вместе со славным основателем этой колонии, другом и единоверцем которого он был. Этот Мармадьюк — в роду Темплов внушительное имя «Мармадьюк» носили чуть ли не все мужчины — привез с собой в край, где иска¬ ли приюта гонимые и обездоленные, все свое большое бо¬ гатство, нажитое в Старом Свете. Он стал хозяином мно¬ гих тысяч безлюдных акров и благодетелем несметного ко¬ личества нахлебников и приживалов. Все почитали его за благочестие, он занимал в колонии немало важных постов и умер накануне разорения, о котором так и не узнал. Та¬ кова была судьба многих из тех, кто привозил сюда боль¬ шое состояние. Общественный вес переселенца обычно зависел от чис¬ ла его белых слуг и прихлебателей, а также от занимаемых им должностей. Если судить по этим признакам, предок нашего судьи был важной персоной. Однако теперь, обращаясь к истории первых лет суще¬ ствования этих колоний, мы не можем не заметить одну любопытную закономерность: почти все, кто приехал сю¬ да богатым, постепенно беднели, а зависевшие от них бед¬ няки, наоборот, богатели. Изнеженный богач, не приспо¬ собленный к суровым условиям жизни, которая ждала его в совсем еще молодой стране, благодаря своим личным ка¬ чествам и образованию еще мог, хотя и с трудом, поддер¬ живать положение, приличествовавшее его рангу, но, ко¬ гда он умирал, его избалованным и относительно невежест¬ 1 Перевод эпиграфов из Шекспира дается по полному собранию сочинений в восьми томах, изд-во «Искусство», М., 1957—1960. 2 Пенсильвания — один из американских штатов, назван¬ ный так по имени Уильяма Пенна (1644—1718), который был вы¬ нужден уехать из Англии, так как принадлежал к религиозной секте квакеров. 476
венным отпрыскам приходилось уступать первенство энергичным, закаленным нуждой людям из низов. И в на¬ ши дни это явление не так уж редко, но в тихих и мирных квакерских колониях Пенсильвании и Нью-Джерси имен¬ но оно определяло дальнейшую судьбу высших и низших слоев общества. Потомки Мармадьюка не избежали удела тех, кто боль¬ ше полагался на родовое богатство, чем на собственные силы, и в третьем поколении они были уже почти нищи¬ ми — насколько в нашей благодатной стране могут быть нищими люди честные, умные и умеренные в своих при¬ вычках. Но теперь та же семейная гордость, которая, оправдывая самодовольное безделье, довела их до столь плачевного положения, пробудила в них; энергию и жела¬ ние вернуть утраченное, сравняться с предками в общест¬ венном положении, а если удастся, то и в богатстве. Первым начал вновь подниматься по ступеням общест¬ венной лестницы отец судьи — нашего нового знакомого; его успеху, немало способствовала удачная женитьба — благодаря приданому жены он смог дать сыну прекрасное образование, которого мальчик не получил бы в довольно скверных учебных заведениях Пенсильвании, где в свое время учились и он сам и его отец. В дорогой школе, куда молодой Мармадьюк был теперь послан, он подружился с одним из своих сверстников. Эта дружба оказалась очень полезной для нашего судьи и по¬ ложила начало его дальнейшему преуспеянию. Эдвард Эффингем принадлежал к семье не только очень богатой, но и имевшей большие связи при англий¬ ском королевском дворе. Его родные, например, что в ко¬ лониях было редкостью, считали торговлю унизительным для себя занятием и покидали* уединение частной жизни, только чтобы заседать в законодательных собраниях ко¬ лонии или с оружием в руках выходить на ее защиту. Отец Эдварда с ранней юности посвятил себя военной карьере. Шестьдесят лет назад, во времена владычества Англии, продвинуться по службе американскому офицеру было намного труднее, чем сейчас, и ждать производства прихо¬ дилось гораздо дольше. Проходили многие годы, прежде чем такой офицер получал под свое командование роту, и тогда он считал само собой разумеющимся, что мирные труженики колонии должны относиться к нему с величай¬ шим почтением. Те наши читатели, кому приходилось бы¬ 476
вать за Ниагарой1, несомненно, замечали, каким уваже¬ нием пользуются даже в далекой Канаде самые, казалось бы, незначительные представители королевской армии и какого они о себе высокого мнения. Но так давно ту же картину можно было наблюдать и у нас в Штатах, хотя теперь, к счастью, все это уже в прошлом. И никто уже не носит мундира, кроме добровольцев, откликнувшихся на призыв свободного народа2. Вот почему, когда отец Эдвар¬ да после сорока лет службы в армии вышел в отставку в чине майора, он стал одним из виднейших граждан своей родной Нью-Йоркской колонии. Правда, этому немало спо¬ собствовало и его весьма значительное состояние. Он поль¬ зовался репутацией храброго и находчивого офицера, и ему, по обычаю колоний, дередко доверялось командова¬ ние самостоятельными отрядами, на что он по своему чи¬ ну, казалось бы, не имел права; а когда возраст заставил его подать в отставку, он отказался от пенсии пли какого- либо иного вознаграждения за свою долгую службу. Военное министерство предлагало ему различные гражданские посты, не только почетные, но и доходные, однако он со свойственной ему благородной независимо¬ стью не принял ни одного из них. Вслед за этим проявле¬ нием патриотического бескорыстия старый воий и в своей частной жизни совершил столь же великодушный посту¬ пок, может быть, не слишком осторожный, но зато вполне соответствовавший его прямой, бесхитростной натуре. Эдвард был его единственным ребенком, и, когда он женился на девушке, которую выбрал для него отец, тот передал ему все свое имущество: деньги, городской дом, поместье, доходные фермы и огромные участки девствен¬ ных лесов. Себе майор не оставил ничего, твердо зная, что сын с радостью будет покоить его старость. Когда майор Эффингем отклонил щедрые предложения военного мини¬ стерства, многие решили, что рассудок его к старости осла¬ бел: и в самых отдаленных уголках английских владений всегда находятся люди, которые больше всего на свете це¬ нят милости двора и правительства. Когда же он затем добровольно отказался от всего своего состояния, никто уже не сомневался, что почтенный майор впал 1 По реке Ниагаре проходит граница между США и Канадой. 2 В описываемую эпоху в США не существовало регулярной армии. '477
в детство. Вероятно, поэтому он вскоре утратил свое поло¬ жение в обществе, и, если его поступки диктовались стре¬ млением к уединенной жизни, он мог теперь беспрепят¬ ственно ею наслаждаться. Но как бы ни судил об этом свет, для самого майора и для Эдварда подобная передача имущества представля¬ лась самым естественным поступком: для старика отца бо¬ гатство стало теперь только обузой, и он возлагал заботу о нем на сына, потому что тот больше подходил для этого и по характеру и по воспитанию. Младший Эффингем не был смущен ценностью дара, так как считал, что отец избавляется таким образом от докучных хлопот, полно¬ стью сохраняя за собой если не юридическое, то мораль¬ ное право распоряжаться этими деньгами. Короче говоря, их взаимное доверие было так велико, что, по мнению обоих, они всего лишь переложили кошелек из одного кармана в другой. Вступив во владение фамильным состоянием, молодой человек первым долгом отыскал друга своих школьных лет и предложил ему всю помощь, какая только была в его силах. Его предложение пришлось весьма кстати, ибо отец Мармадыока незадолго перед этим умер, и после раздела скромного наследства молодой пенсильванец остался почти без средств к существованию. Мармадьюк трезво оценивал свои деловые качества и видел не только достоинства Эд¬ варда, но и его немногочисленные недостатки. Его друг был по натуре очень доверчив и не отличался предприим¬ чивостью^ хотя порой неожиданно совершал необдуман¬ ные и опрометчивые поступки, в то время как он сам был очень уравновешен, проницателен и энергичен. Таким об¬ разом, их деловая связь могла .послужить к обоюдной вы¬ годе. Мармадьюк с радостью принял помощь Эдварда, и они без труда договорились об условиях. На деньги мис¬ тера Эффингема в столице Пенсильвании был основан тор¬ говый дом, единственным юридическим владельцем кото¬ рого стал Темпл, хотя его друг негласно получал полови¬ ну прибылей. Эдвард настаивал на том, чтобы все это сохранялось в тайне по двум причинам: во-первых (в этом он не признался своему другу), для гордого потомка храб¬ рых солдат занятие коммерцией, даже через посредника, представлялось унизительным; а во-вторых, о чем он от¬ кровенно сказал Мармадьюку, если бы их уговор стал из¬ 478
вестей его отцу, тот никогда бы ему этого не простил. У старика были с пенсильванскими квакерами свои счеты. Дело в том, что майор Эффингем одно время служил на западной границе Пенсильвании, которой грозило тогда нападение французов и индейцев, заключивших между со¬ бой военный союз. И вот, миролюбие пенсильванских ква¬ керов чуть не привело к тому, что и он и его солдаты едва не лишились жизни, не говоря уж о славе. Это с точки зре¬ ния старого солдата было настоящим предательством: ведь он сражался, чтобы защитить колонистов. К тому же он считал, что коварные и злобные враги не оценят их хри¬ стианской кротости, а главное, не сомневался, что, отка¬ зывая ему в помощи, они не добьются мира, а только погу¬ бят его отряд. После отчаянной схватки ему с горсткой солдат удалось уйти от безжалостных преследователей, но он до конца своих дней не мог простить тех, кто оставил его одного в тяжелый час, хотя только ради них он под¬ вергался опасности. Напрасно ему доказывали, что не по воле колонистов он был послан на их границу: это было сделано для их блага, утверждал майор, и «их религиоз¬ ный долг повелевал им оказать ему помощь». Старый воин всегда недолюбливал квакеров за их хри¬ стианское смирение. Умеренность и здоровый труд наде¬ лили колонистов огромной физической силой, но ветеран смотрел на их богатырские фигуры с презрением: какой от всего этого толк, казалось, говорили его глазаг если го¬ лова у них забита всяким вздором? Он любил также по¬ вторять, что тщательное соблюдение внешних форм рели¬ гии указывает на скудость
веры. К этому можно было бы добавить еще многое, но мы вовсе не собираемся тут раз¬ бирать, каким должен быть истинный христианин, а про^ сто сообщаем читателю взгляды майора Эффипгема. Вот почему Эдвард, хорошо зная, как относится его отец к колонистам-пенсильванцам, не решался сообщить ему о том, что заключил с одним из них деловое соглаше¬ ние и что теперь их благосостояние зависит от честности какого-то квакера. Мы уже упоминали, что эмигрировавший в Америку прапрадед Мармадыока был близким другом Уильяма Пенна. Однако отец нашего героя женился на женщине, не принадлежавшей к секте квакеров, и поэтому его сын не получил обычного для них религиозного воспитания. Тем не менее детство Мармадьюка прошло в обществе, 479где все, даже самые будничные, дела были пронизаны ре¬ лигиозным духом, и это не могло не наложить отпечатка на его манеры и речь. Правда, позже, вступив в брак с женщиной, которой квакерство было совершенно чуждо, он во многом избавился от этих привычек; но все же не¬ которые из них сохранились у него до самой смерти, а в минуты душевного волнения он обычно начинал говорить библейским языком своей юности. Но не будем забегать вперед. Как бы то ни было, в дни, когда Мармадьюк стал ком¬ паньоном молодого Эффингема, внешностью и манерами он очень походил на квакера, и Эдвард опасался, что ему не удастся рассеять предубеждение своего отца. Поэтому их деловая связь сохранялась в глубокой тайне от всех, кого она прямо не касалась. В течение нескольких лет Мармадьюк благодаря свое¬ му трезвому уму и практической сметке очень успешно вел дела фирмы, и они получали большие прибыли. Он, как мы уже упомянули, женился на той, кому впослед¬ ствии суждено было стать матерью Элизабет, и друзья ви¬ делись все чаще. Мистер Эффингем, весьма довольный своим компаньоном, уже подумывал о том, чтобы предать их тайну гласности, но как раз в это время начались вол-1 нения, предшествовавшие войне за независимость1. Мистер Эффингем, в котором отец воспитал глубокую преданность королю, с самого начала распри между коло¬ нистами и Англией выступил горячим защитником прав своего государя, а Мармадьюк Темпл, человек с ясным умом, не зараженный аристократическими предрассудка¬ ми, встал на сторону народа. Конечно, оба следовали взглядам, привитым им с детства: сын верного коройе доб* лестного солдата считал волю монарха нерушимым зако^ ном, а потомок квакера, претерпевшего гонения вместе с Пенном, не мог забыть незаслуженные обиды своих пред-* ков. Это расхождение во взглядах давно служило при¬ чиной дружеских споров между компаньонами, но теперь оно переставало быть их частным делом, так как Марма¬ дьюк со свойственной ему дальновидностью уже замечал первые признаки надвигающейся бури. Искры недовольст¬ ва скоро разгорелись в пожар, и колонии, которые теперь 1 Война американских колоний Англии против британского владычества (1775—4783). 480
стали называть^ себя Штатами, оказались ареной много¬ летней кровопролитной борьбы. Незадолго до битвы при Лексингтоне1 мистер Эффин¬ гем, к тому времени уже оовдовевший, передал Мармадью- ку на хранение все свои ценности и, простившись с отцом, покинул страну. Но в самом начале войны он снова по¬ явился в Нью-Йорке, уже в мундире офицера королевской армии, и, получив под командование полк, выступил с ним к театру военных действий. Мармадьюк же открыто встал на сторону мятежников, как их тогда называли. Разу¬ меется, всякие сношения между друзьями прекратились — полковник Эффингем не искал их, а Мармадьюк проявлял благоразумную сдержанность. Вскоре последнему при¬ шлось покинуть столицу Пенсильвании Филадельфию, но он успел спасти от королевской армии все свое имущест¬ во, а также ценности, принадлежавшие его другу. До кон¬ ца войны он продолжал служить своей стране, занимал различные гражданские посты и исполнял поручавшиеся ему обязанности с большой добросовестностью и пользой. Однако Мармадьюк не упускал из виду и собственной вы¬ годы — так, во время распродажи поместий, конфискован¬ ных у сторонников короля, он приехал в Нью-Йорк и ску¬ пил большое количество земель по сравнительно низкой цене. Когда Мармадьюк стал хозяином имущества, насильно отнятого у его прежних владельцев, квакеры первое вре¬ мя смотрели на него довольно косо. Однако сопутствовав¬ ший ему успех, а может быть, и широкое распространение этого греха среди их единоверцев, скоро обелили его в гла¬ зах щепетильных сектантов; правда, кое-кто из тех, кому повезло меньше, иной раз намекал, что честным путем так быстро нажиться невозможно, но незапятнанное прошлое мистера Темпла да и его богатство вскоре заставили за¬ быть о подобных подозрениях. После окончания войны и утверждения независимости Штатов мистер Темпл оставил торговлю, ставшую в те дни весьма неверным и рискованным делом, и занялся освоением обширных земельных участков, которые он приобрел. Деньги и большая практическая сметка помог¬ ли ему преуспеть в этом начинании, хотя суровый климат и дикая природа тех мест, казалось, не обещали ничего 1 Первое сражение в войне за независимость (1775). 31 Фенимор Купер. Том II 481
хорошего. Состояние его возросло в десять раз, и он счи¬ тался теперь одним из самых богатых и влиятельных лю¬ дей в штате. А наследница у него была одна — его дочь, с которой мы уже познакомили читателя, пока он везет ее из пансиона в свой дом, давно уже ожидающий хозяйку. Когда население тех краев, где находилось его поместье, увеличилось настолько, что там можно было создать округ, мистер Темпл был избран его судьей. Это может вызвать улыбку у какого-нибудь ученого английского законника, но, во-первых, иного выхода не было, так как новые посе¬ ления не изобилуют юристами с университетскими дипло¬ мами, а во-вторых, умный и умудренный жизненным опытом человек может успешно справиться с любыми трудными обязанностями. И Мармадьюк, отличавшийся, как мы уже говорили, острым и ясным умом, не только выносил справедливые решения, но и всегда мог достаточно логично их обосновать. Как бы то ни было, в те годы все судьи нашей страны назначались именно так, и судья Темпл оказался нисколько не хуже остальных своих коллег и, по общему мнению, — которое он, впрочем, разделял и сам, — считался даже одним из лучших. На этом мы закончим краткий рассказ о жизни и ха¬ рактере некоторых из наших героев и в дальнейшем пре¬ доставим им действовать и говорить самим. Глава III Все зримое тобой природа создала: И скалы, что стремятся к небесам Подобно башням замков вековых, И мощные деревья, чьи стволы Раскачивает ветер ледяной, И блещущие искрами снега, Чья белизна и мрамор посрамит. Но грубый человек труды ее Нередко за единый портитв миг. Дуо Прошло несколько минут, прежде чем Мармадьюк Темпл немного оправился от пережитого волнения и смог рассмотреть своего нового спутника. Перед ним был моло¬ дой человек лет двадцати двух — двадцати трех, выше среднего роста. Ему пришлось ограничиться этими наблю¬ 482
дениями, так как фигуру юноши совершенно скрывала грубая куртка, туго перепоясанная шерстяным куша¬ ком, точно таким же, как у Кожаного Чулка. Судья пе¬ ревел взгляд на его лицо. Когда юноша садился в сани, черты его были омрачены странной тревогой, которую Элизабет сразу заметила, но, как ни старалась, не могла понять. Эта тревога была особенно сильна, когда юноша умолял старого охотника не проговориться, но и потом, когда он, сдавшись на их просьбы, занял место в санях, нетрудно было понять, что это доставляет ему мало удо¬ вольствия. Однако постепенно хмурые морщины на его лбу разгладились, и теперь он сидел молча, по-видимому, погруженный в глубокую задумчивость. Судья несколько минут внимательно смотрел на него, а затем улыбнулся, словно прося прощения за свою забывчивость, и сказал: — Кажется, мой юный друг, от ужаса я совсем ли¬ шился памяти: ваше лицо мне знакомо, но, даже если бы мне предложили двадцать оленьих хвостов для украше¬ ния моей шапки, я не смог бы назвать вашего имени. — Я приехал сюда всего три недели назад, — ответил юноша холодно, — а ваше отсутствие, если не ошибаюсь, длилось полтора месяца. ~ Завтра исполнится пять недель со дня моего отъезда. И все же я вас где-то видел. Впрочем, я так испугался, что, того и гляди, увижу вас сегодня ночью в окровавленном саване у своего изголовья. Что скажешь, Бесс? Compos mentis1 я сейчас или нет? Сумел бы я сей¬ час обратиться с речью к присяжным или, что в эту мину-« ту гораздо важнее, сумею ли я сегодня вечером как дол¬ жно встретить сочельник в большом зале Темплтона? *— Вероятно, сумеешь и то и другое, папочка, — донес¬ ся из-под пышных оборок капора веселый голосок. — Это ведь легче, чем убить оленя из дробовика. Йаступило короткое молчание, потом тот же голосок продолжал уже серьезно: — На этот раз у нас больше, чем обычно, поводов для благодарственной молитвы. Лошади, казалось, чувствовали, что долгий путь бли¬ зится к концу; налегая на постромки, они еще быстрее повлекли сани по ровному плато и скоро достигли места, где дорога круто уходила под обрыв и, извиваясь по скло¬ 1 В здравом рассудке (лат.). 81* 483
ну, спускалась в долину. Увидев четыре столба дыма, под¬ нимавшиеся из труб его дома, судья очнулся от своих мыслей. Указывая на внезапно открывшиеся перед ними дом, поселок и долину, он весело воскликнул, обращаясь к дочери: — Смотри, Бесс, вот мирный приют, где ты можешь прожить всю свою жизнь. И вы тоже, мой друг, если по¬ желаете остаться с нами. При этих словах молодые люди невольно посмотрели друг на друга, но взгляд Элизабет был холоден, хотя ее щеки вспыхнули румянцем, а странная улыбка, снова мелькнувшая на губах незнакомца, казалось, говорила, что вряд ли он согласится стать членом этой семьи. Однако вид долины мог растрогать сердце и куда более суровое, чем сердце Мармадьюка Темпла. Склон горы, по которому спускались сани, был настоль¬ ко крут, что приходилось соблюдать величайшую осторож¬ ность, да и дорога в те дни была всего лишь узкой тропой, пролегавшей в опасной близости к обрыву. Поэтому кучер сдерживал нетерпеливых коней, и у Элизабет было доста¬ точно времени, чтобы рассмотреть пейзаж, столь быстро менявшийся под воздействием человека, что теперь он лишь общими чертами напоминал ту восхитительную кар¬ тину, которой она так часто любовалась в детстве. Прямо под ними простиралась сверкающая снежной белизной равнина, окруженная со всех сторон горами. Склоны их были круты и обрывисты, и почти все они густо поросли лесом. Только два-три пологих отрога нарушали одно¬ образие гряды, окаймлявшей огромную снежную равнину, на которой не было ни единого дома, дерева или забора, так что она казалась белым облаком, опустившимся на землю. Лишь несколько темных пятен перемещалось по ее ровной поверхности, и Элизабет без труда догадалась, что это сани, направляющиеся к поселку или, наоборот, выез¬ жающие из него. Горы в западном конце равнины, хотя и высокие, были не такими обрывистыми и образовали множество долин и овражков, а также пологих уступов, вполне пригодных для земледелия. Большинство гор по эту сторону равнины по¬ росло хвойными деревьями, но менее резкие очертания противоположного склона давали отдых глазу: там на бо¬ лее плодородной почве произрастали буковые и кленовые леса. Видневшиеся среди них белые поляны, над которыми 484