Избранные сочинения в шести томах. Том 2-й
Шрифт:
сивым и образованным девушкам. Надеюсь, эта ошибка не такой уж большой грех, а если и да, что ж — я достаточно за него наказан! Нет, Мэйбл, я знаю, что вы хотите ска¬ зать, — не говорите, не нужно; я чувствую это, как будто слышал своими ушами. Этот час нелегко мне дался, Мэйбл, да, нелегко, мой мальчик! — Час! — эхом откликнулась Мэйбл, не веря своим ушам; предательский румянец разлился по ее щекам до самых висков. — Неужто целый час прошел, Следопыт? —с Какой там час! — одновременно с ней запротестовал Джаспер. — Нет, нет, дружище, и десяти минут нет, как ты нас оставил. — Что ж, возможно. Мне они показались вечностью. Теперь я вижу, что счастливые считают время минутами, тогда как для несчастных оно тянется месяцами. Но оста¬ вим этот разговор: все это было и прошло, лишние слова ничего не прибавят к вашему счастью, а мне они только расскажут, как много я потерял, хоть, может, и вполне за¬ служенно. Нет, нет, Мэйбл, не надо меня прерывать, то, что вы мне скажете, хотя бы и с самыми лучшими намерения¬ ми, ничего не изменит. Так вот, Джаспер, она теперь твоя, и, как это ни больно, я знаю, с тобой ей будет лучше, чем со мной, у тебя на это больше прав и оснований, хоть и я не пожалел бы сил, чтоб ей угодить, насколько я себя знаю. Эх, зря я тогда поверил сержанту! Мне надо было верить Мэйбл, послушаться того, что она говорила мне тогда у истоков озера. Умом-то я понимал, что она права, но ведь так приятно думать то, что нам нравится думать, и так лег¬ ко переубедить того, кто сам этого хочет. Ну, да что там толковать! Мэйбл, правда, согласилась, но лишь потому, что не хотела огорчать отца, да и боялась попасть в руки к индейцам... — Следопыт! — Я понимаю вас, Мэйбл, и нисколько не сержусь, по¬ верьте! Минутами мне кажется, что хорошо бы поселиться где-нибудь с вами по соседству, видеть ваше счастье. Но, пожалуй, лучше мне оставить пятьдесят пятый полк и вер¬ нуться в шестидесятый — он мне все равно что родной. Зря я тогда с ним расстался, но и здесь во мне нуждались, а кроме того, со многими в пятьдесят пятом
^ А меня, Следопыт? — горячо перебила его Мэйбл. — Неужто вы жалеете, что узнали меня? Я этого себе вовек не прощу! — Вас, Мэйбл? — воскликнул проводник и преданно и любовно, в невинной простоте взяв руку девушки, загля¬ нул ей в глаза. — Как могу я сожалеть, что солнечный луч осветил сумрак безрадостного дня, что свет воссиял над тьмой, хотя бы и на короткую минуту? Я не льщу себя на¬ деждой, что буду и впредь шагать по земле с таким же легким сердцем, как раньше, или что сон мой в ближайшее время будет по-прежнему сладок, но я всегда буду помнить, как мне когда-то улыбнулось незаслуженное счастье. А в том, что оно незаслуженно, не ваша вина, Мэйбл, я одного себя виню, что по глупому тщеславию вообразил, будто могу приглянуться такому созданию, тем более что вы все объяснили мне, как оно есть, когда мы говорили с вами на том мысу, и я должен был вам поверить. Это только есте¬ ственно, чтобы молодые девушки лучше понимали, что им нужно, чем их родители. Эх, дети, дети! Вопрос решен, единственное, что мне остается,— это проститься с вами, чтобы вы могли скорее уехать; представляю, как сердится мастер Кэп, он еще, чего доброго, сойдет на берег досмот¬ реть, что мы тут делаем. — Проститься?
– 1 вскричала Мэйбл. — Проститься? — эхом отозвался Джаспер. — Уж не думаешь ли ты с нами расстаться, дружище? — Так будет лучше, Мэйбл, гораздо лучше, Джаспер, это самое разумное. Я мог бы жить и умереть с вами, когда бы послушался своего чувства. Но, если слушаться разума, нам нужно сейчас же расстаться. Вы отправитесь в Осуиго и постараетесь там обвенчаться; мастер Кэп уже подготов¬ лен к этому и будет рад-радехонек вернуться в море, а я возвращусь в лесную глушь и к своему творцу. Что ж, Мэйбл, — продолжал Следопыт, вставая и с истовой цере¬ монностью подходя к нашей героине, поцелуйте меня! Джаспер не будет на меня в обиде за этот единственный поцелуй. А потом мы расстанемся. — О Следопыт! — воскликнула Мэйбл, бросаясь в объятия проводника и покрывая его лицо тысячей поцелу¬ ев со свободой и жаром, каких она не проявила в объятиях Джаспера. — Да благословит вас бог, милый, милый Следо¬ пыт! Вы к нам еще приедете! Мы снова увидимся! А когда вы состаритесь, наш дом будет для вас родным домом 450
ведь вы переберетесь к нам и позволите мне быть вам до¬ черью? — Вот-вот, — с трудом выговорил проводник, чувствуя в горле какой-то комок. — Вот так мне и следует на вас смотреть. Вы больше годитесь мне в дочери, чем в жены. Прощай, Джаспер! А теперь идемте к лодкам. Вам давно пора быть на борту. И Следопыт с каким-то торжественным спокойствием повел их к берегу. Подойдя к лодке, он снова взял пальцы Мэйбл'в свои и, отстранив ее на расстояние вытянутой ру¬ ки, долго, с тоской смотрел ей в лицо, пока на глаза его не набежали непрошеные слезы и не потекли ручейками по загрубелому лицу. — Благословите меня, Следопыт, — сказала Мэйбл, смиренно склонясь к его ногам. — Хотя бы благословите меня, прежде чем мы расстанемся. И неискушенный сын природы, с душою простой, но благородной, исполнил ее просьбу; когда он помогал ей сесть в лодку, у него был вид человека, который решитель¬ ным усилием рвет тугую, кр'епкую нить. Прежде чем уда¬ литься, он взял Джаспера за руку, отвел его в сторону и обратился к нему со следующими словами: — У тебя доброе сердце и благородная натура, Джас¬ пер, но оба мы грубые дикари по сравнению с этой нежной тростинкой. Щади же ее и никогда не выказывай суровости мужчины к этому хрупкому созданию. Со временем ты научишься ее понимать, и господь, который равно правит лесом и озером и который с улыбкой смотрит на доброде¬ тель и отвращает лицо свое от порока, подарит вам заслу¬ женное счастье. Следопыт подал знак другу отчалить от берега, а сам стоял, опершись на свой карабин, пока лодка не подошла борт о борт к «Резвому». Мэйбл рыдала, словно сердце у нее разрывалось на части, и глаза ее неотрывно смотрели на прогалину, где одиноко высилась фигура Следопыта, и так до тех пор, пока «Резвый», зайдя за мыс, не потерял его из виду. И до самой последней минуты не спускала она глаз с неподвижной мускулистой фигуры этого необыкно¬ венного человека, которая возвышалась, как статуя, постав¬ ленная на этом уединенном месте в память разыгравшихся здесь бурных событий. 29*
Глава XXX А было б ветерком одним С тобою мне дышать дано, То что б ни прилетело с ним — Жизнь или смерть, — мне все равно, Мур, «Лалла Рук». Уж па что Следопыт был привычен к одиночеству, но, когда «Резвый» окончательно исчез из виду, им овладело вдруг чувство полной заброшенности. Никогда еще не ощу¬ щал он так свою оторванность от мира: за последнее время его потянуло л радостям и заботам обычного человеческого существования, ему уже виделась семья, тихий домашний уют. И вот все исчезло, рухнуло, как бы в одно мгновение, и он остался один на свете, без милой спутницы и без на¬ дежд. Даже Чингачгук покинул его, пусть и на время; отсутствие преданного друга было особенно тяжело нашему герою в эту минуту, быть может, самую критическую в его жизни. Следопыт стоял, опершись на свой карабин, в позе, опи¬ санной нами в предыдущей главе, еще долго после того, как «Резвый» скрылся за горизонтом. Казалось, он оцепе¬ нел; только человек, привыкший требовать от своих муску¬ лов непомерной работы, мог выдержать эту трудную позу в ее мраморной неподвижности, да еще в течение такого долгого времени. Наконец он стряхнул с себя оцепенение вздохом, казалось исходившим из глубины его существа. По особому свойству этого самобытного человека, он вполне владел собой во всем, что касалось практической жизни, чем бы ни были поглощены его мысли. Так и сей¬ час: хотя в душе его жила только мысль о Мэйбл, ее красо¬ те, предпочтении, отданном ею Джасперу, ее слезах, ее отъ¬ езде, ноги послушно и неуклонно несли его к тому месту, где Июньская Роса все еще скорбела над могилою мужа. Их беседа велась на языке тускароров. которым Следопыт владел свободно; но, поскольку наречие это известно лишь людям многоученым, мы переведем их слова на простой английский язык, сохранив, по возможности, слог каждого собеседника и его интонацию. Волосы Июньской Росы свесились ей на лицо. Сидя на камне, вынутом из могильной земли, она склонилась над свежей насыпью, скрывавшей тело Разящей Стрелы, глу¬ хая ко всему, что происходило вокруг. Ей казалось, что все, 452
кроме нее, покинули остров, а шаги Следопыта, обутого в мокасины, были так бесшумны, что она не заметила его приближения. Несколько минут стоял Следопыт перед скорбящей жен¬ щиной, не произнося ни слова. Горе безутешной вдовы, воспоминание о ее невозвратной потере, это зрелище пол¬ ного одиночества заставили его взять себя в руки: рассудок говорил ему, что страдания молодой индианки, насиль¬ ственно разлученной с мужем, неизмеримо горше, чем его собственная скорбь. — Июньская Роса, — сказал он торжественно, с глубо¬ кой серьезностью, говорившей о силе его сочувствия, — ты не одинока в своем горе. Обернись же и взгляни на друга. — У Росы больше нет друзей! — отвечала индианка. — Разящая Стрела ушел в блаженные селения, и некому за¬ ботиться о Росе. Тускароры прогонят ее от своих вигвамов, а ирокезы презренны в ее глазах, она глядеть на них не может. Нет! Пусть Роса лучше умрет с голоду на могиле мужа! — Это не годится, никуда не годится! Это противно че¬ ловеческому закону и разуму. Ты веришь в Маниту, Роса? — Он отвернул лицо свое от Росы, он на нее сердится. Оставил ее умирать одну! — Послушай того, кто хорошо знает природу красно¬ кожих, хоть сам родился бледнолицым, с наклонностями бледнолицего. Когда Маниту бледнолицых хочет пробудить добро в сердце бледнолицего, он посылает ему горе, ибо только в скорбях наших видим мы себя зрячими глазами и только тогда прозреваем правду. Великий дух, желая те¬ бе добра, отнял у тебя мужа, чтобы вождь не сбивал Росу с толку своим коварным языком и не сделал ее мингом по нраву, как заставил водить с ними дружбу. — Разящая Стрела был великий вождь! — ответила женщина с гордостью. — У него были свои достоинства, это верно, но были и недостатки. Ты не одинока, Роса, и скоро ты это узнаешь. Дай волю своему горю, дай ему полную волю, как требует твоя натура, а когда придет время, у меня найдется что тебе сказать. Произнеся это, Следопыт направился к своей пироге и отчалил от острова. В течение дня Роса слышала раза два выстрелы его карабина, а на заходе солнца он вновь по¬ явился и принес ей жареных птиц, от которых шел такой 453
заманчивый, щекочущий нёбо запах, что он раздразнил бы даже аппетит пресыщенного гурмана. Так продолжалось с месяц. Роса упорно отказывалась покинуть могилу мужа, но не отвергала даров своего покровителя. Временами они встречались и беседовали, и Следопыт слушал ее с участи¬ ем, но эти свидания были короткими и довольно редкими. Роса спала в одной из хижин, и она без боязни склоняла голову на ложе, зная, что есть у нее друг и защитник, хотя Следопыт неизменно отправлялся ночевать на ближайший остров, где он построил себе хижину. Осень, однако, уже давала себя знать, и к концу месяца положение Росы стало трудным. Листья облетели, ночи становились неуютными, холодными. Пришла пора уезжать. Вернулся Чингачгук. Они долго беседовали со Следо¬ пытом. Роса наблюдала за ними со стороны и видела, что ее добрый друг чем-то удручен. Подкравшись к нему, она старалась его утешить с нежностью и чуткостью женщины. — Спасибо, Роса, — сказал он ей, — спасибо. Ты очень добра, но это ни к чему. Время уезжать. Завтра мы поки¬ даем эти места. Ты отправишься вместе с нами, ведь ты уже способна внять голосу рассудка. Роса покорилась со свойственным индейской женщине
смирением и вернулась на могилу Разящей Стрелы, чтобы провести последние часы с усопшим мужем. Всю эту осен¬ нюю ночь молодая вдова не прилегла ни на минуту. Она сидела над холмиком, скрывавшим останки ее мужа, и, по обычаю своего народа, молилась о его благополучии на не¬ скончаемой тропе, куда он ступил так недавно, и об их воссоединении в стране праведных. В душе этой жен¬ щины, такой жалкой и униженной на взгляд того, кто мно¬ го мнит о себе, но мало что смысли?, жил образ бога, и ее переполняли чувства и стремления, которые удивили бы всякого, кто не столько чувствует, сколько притворяется. Утром все трое покинули остров: Следопыт, как всегда, истовый и серьезный, молчаливый и преданный Великий Змей и смиренная, кроткая Роса, погруженная в неизбыв¬ ную печаль. Отправились на двух пирогах — та, что при¬ надлежала Росе, осталась на острове. Чингачгук плыл впе¬ реди, а за ним следовал его друг в своей пироге. Два дня гребли они, держа направление на запад, ночуя на остро¬ вах. По счастью, погода стояла теплая, и когда они вы^пли на широкое раздолье озера, то нашли его зеркально-глад¬ 454ким, точно тихий пруд. Стояло бабье лето, но в мглистом воздухе, казалось, дремало благостное спокойствие июня. На утро третьего дня они вошли в устье Осуиго, где крепость и дремлющий флаг напрасно звали их остановить¬ ся. Не глядя ни вправо, ни влево, Чингачгук рассекал вес¬ лом сумрачные воды реки, и Следопыт с молчаливым усер¬ дием поспевал за ним. На валу толпились люди, но Лунди, узнав старых друзей, не позволил страже их окликнуть. Был уже полдень, когда Чингачгук вошел в небольшую бухту, где стоял на якоре «Резвый». На поляне, расчищен¬ ной еще в стародавние времена, был поставлен рубленый дом из свежих, неотесанных бревен. Пустынное, одинокое место, но во всем здесь проглядывал своеобразный доста¬ ток и уют — в той мере, в какой он возможен на границе. Джаспер ждал их на берегу. Он дервый протянул Следо¬ пыту руку, когда тот ступил на землю. Их встреча была проста и сердечна. Не было задано ни одного вопроса, — по-видимому, Чингачгук все самое необходимое уже рас¬ сказал. Следопыт никогда не сжимал руку друга крепче, чем в это свидание. И даже добродушно рассмеялся, когда Джаспер заметил ему, какой у него свежий, здоровый вид. — Где же она, Джаспер, где она?—спросил наконец Следопыт шепотом; он не сразу отважился задать этот вопрос. — Она ждет в доме, дорогой друг. Роса, как видишь, нас опередила. — Роса ступает легче, чем я, но нет у меня на сердце тяжести. Значит, в гарнизоне нашелся священник, и все у вас устроилось? — Мы обвенчались спустя неделю, как расстались с тобой, а на другой день уехал мастер Кэп, — ты забыл спросить про своего друга Соленую Воду? — Нет, нет, ничего я не забыл. Змей все рассказал мне. И мне так хочется услышать о Мэйбл и ее счастье! Ну, как она, плакала или смеялась после венца? — И то и другое, мой друг, но... — Да, таковы они все — и плачут и смеются. У нас, лесовиков, душа радуется, на них глядя. Что б1л Мэйбл ни делала, все кажется мне правильным. Как ты думаешь, Джаспер, думала она про меня в эти счастливые минуты? — Еще как думала, Следопыт! Нет дня, когда бы она не думала и не говорила о тебе. Можно сказать, нет такого часа! Никто так не любит тебя, как мы с Мэйбл! 455
— Я знаю, что никто так не любит меня, как любишь ты, Джаспер. Чингачгук, пожалуй, единственный, о ком я могу еще это сказать. Что ж, не стоит больше откладывать; это нужно сделать, и чем скорее, тем лучше. Веди меня, Джаспер, я постараюсь еще раз взглянуть в ее милое лицо. Джаспер повел Следопыта, и вскоре наш герой вновь увидел Мэйбл. Она встретила своего недавнего вздыхателя с горящими от волнения щеками, трепеща, как осиновый лист, с трудом держась на ногах. И все же нашла в себе силы говорить с ним по-дружески просто и искренне. В те¬ чение этого часа (Следопыт не задержался у них ни ми¬ нутой больше, хоть и не отказался откушать в доме своих друзей) внимательный наблюдатель прочел бы на лице у Мэйбл весь правдивый перечень ее чувств как к Следопы¬ ту, так и к мужу. В ее отношении к Джасперу еще скво¬ зила легкая сдержанность юной новобрачной; но, когда она говорила с ним, в голосе ее звучала затаенная неж¬ ность, глаза излучали сияние, яркий румянец, вспыхивав¬ ший на щеках, говорил о чувствах, в которые привычка и время еще не внесли гармонического успокоения. Со Сле¬ допытом она была серьезна, искренна и как-то внутренне напряжена, но голос ее ни разу не дрогнул, ни разу не опустился взгляд, и если лицо и оживлялось румянцем, то лишь от глубокого участия. Но вот пришла пора Следопыту трогаться в путь. Чин¬ гачгук отошел от лодок и, стоя в тени деревьев, на тропин¬ ке, ведущей в лесную чащу, спокойно дожидался друга. Как только Следопыт его увидел, он торжественно встал и начал прощаться. — Иной раз мне приходит в голову, что судьба была ко мне неласкова, — сказал он, — но участь этой женщины, Мэйбл, меня устыдила и многое помогла понять... — Роса останется здесь и будет жить со мной,— поры¬ висто перебила его Мэйбл. — Так я и понял. Если кто может отвлечь ее от горя и пробудить в ней желание жить, то это, разумеется, вы, Мэйбл, хоть я сомневаюсь, удастся ли это даже вам. Бед¬ няжка лишилась своего племени, а не только мужа — труд¬ но примириться с такими потерями... Чудак я, чудак! Ка¬ залось бы, какое мне дело до несчастий одних и до супру¬ жеского счастья других, точно мало у меня своих огорче¬ ний!.. Нет, не надо лишних слов, Мэйбл, не надо лишних 456
слов, Джаспер, позвольте мне уйти с миром, уйти, как по¬ добает мужчине. Я видел ваше счастье, и это много дало мне, тем легче мне будет сносить мое горе. Нет, никогда я больше не поцелую вас, Мэйбл. Вот моя рука, Джаспер, пожми ее, мой мальчик, пожми хорошенько. Не бойся, она не уступит твоей в силе, это рука мужчины. А теперь, Мэйбл, пожмите и вы мою руку... нет, нет, не надо (Ибо Мэйбл бросилась целовать эту руку и омыла ее слеза¬ ми), — не надо этого делать! — Следопыт, — спросила Мэйбл, — мы с вами еще увидимся? — Я уже думал об этом; да, я уже думал об этом. Если настанет время, Мэйбл, когда я смогу смотреть на вас как на сестру или как на ребейка — да, вернее, как на ребенка, ведь вы годитесь мне в дочери, — поверьте, я вернусь к вам. Увидеть ваше счастье будет для меня радостью. А если не смогу — прощайте, прощайте... Сержант был неправ, да, да, он был глубоко неправ! То были последние слова, с какими Следопыт обратился к Джасперу Уэстерну и Мэйбл Дунхем. Он отвернулся — что-то, казалось, застряло у него в горле — и через минуту был уже подле своего спутника. Как только Чингачгук его увидел, он сразу же вскинул котомку на плечи и, не обме¬ нявшись с ним ни словом, скрылся за деревьями. Мэйбл, ее муж и Роса долго глядели вслед уходящему другу в на¬ дежде на прощальный жест или взгляд. Но он так и не оглянулся. Раза два им показалось, что он тряхнул головой, как человек, которого раздирают мучительные мысли, и даже слегка махнул рукой, будто зная, что друзья на не¬ го смотрят, но твердые шаги, которые никакое горе не мог¬ ло расслабить, несли его все дальше, пока он не затерялся в лесной чаще. Ни Джаспер, ни жена его не видели больше Следопыта. С год еще оставались они на берегах Онтарио, а потом, по настоятельной просьбе Кэпа, переехали к нему в Нью-Йорк, где Джаспер стал со временем преуспевающим и уважаемым коммерсантом. Трижды на протяжении мно¬ гих лет Мэйбл получала подарки в виде дорогих мехов от неизвестного, не пожелавшего назвать свое имя, и только сердце подсказывало ей, кто их посылал. Прошли годы, и Мэйбл, бывшая уже матерью нескольких отроков, пред¬ приняла путешествие в глубь страны вместе с сыновьями, из которых старший мог вполне быть ее защитником. Как- 457
то увидела она в отдалении человека в необычной одежде, смотревшего на нее так пристально, что она стала расспра¬ шивать, кто он такой. Ей сказали, что он самый прослав¬ ленный охотник этого края — дело происходило уже после Революции, — человек редкой душевной чистоты и боль¬ шой оригинал: в этой части страны он был известен под именем «Кожаный Чулок». Больше миссис Уэстерн ничего не удалось узнать, но пристальный взгляд незнакомца и его странное поведение так ее растревожили, что она провела бессонную ночь, и на ее лицо, еще хранившее следы бьщой красоты, легла грустная тень, долго его не покидавшая. Что же до Июньской Росы, то, лишившись мужа и род¬ ного племени, она, как и предсказывал Следопыт, не снес¬ ла двойной утраты. Она умерла в доме у Мэйбл, на берегу Онтарио; Джаспер перевез ее тело на остров, где и предал погребению рядом с могилой Разящей Стрелы. Лунди в конце концов соединился со своей старой лю¬ бовью и ушел в отставку истрепанным, разбитым ветера¬ ном, утомленным бесчисленными сражениями; однако имя Лунди в наше время прославил младший брат, унаследо¬ вавший фамильное поместье и наследственный титул, вско¬ ре померкший в сиянии более высокого титула, коим на¬ граждены были его подвиги на океане1. 1 Речь идет об английском адмирале Адаме Дункане (1731— 1804), прославившемся победой над голландским флотом при Кам^ пердауне (1797) и получившем за это титул графа Кампердауна, который он присоединил к своеку родовому титулу барона Лунди. КОНЕЦ
ПИОНЕРЫ, или У истоков Саскуиханны
Перевод с английского И. Гуровой и Н. Дехтеревой Редактор Э. Кабалевская Рисунки Г. Брока
Глава 1 Взгляни, грядет угрюмая зима В сопровождении могучей свиты Метелей, туч и льда. Томсон, «Времена года» 1 самом сердце штата Нью-Йорк лежит обширный край, где высокие холмы чере¬ дуются с широкими оврагами или, как чаще пишут в географических книгах, где горы чередуются с долинами. Там, среди этих холмов, берет свое начало река Делавар; а в долинах журчат сотни кристальных ключей, из прозрачных озер бегут быстрые ручьи — это истоки Саскуиханны, одной из самых гордых рек во всех Соединенных Штатах. И склоны и вершины гор покрыты плодородной почвой, хотя нередко там можно увидеть и зубчатые скалы, при¬ дающие этому краю чрезвычайно романтический и живо¬ писный вид. Долины нешироки, и по каждой струится речка, орошающая тучные, хорошо возделанные нивы. По берегам рек и озер расположены красивые зажиточные деревушки — они возникают там, где удобно заниматься каким-либо ремеслом, а в долинах, на склонах холмов и даже на их вершинах разбросано множество ферм, хозяе¬ ва которых, судя по всему, преуспевают и благоденствуют. Повсюду виднеются дороги: они тянутся по открытым до¬ линам и петляют по запутанному лабирииту обрывов и седловин. Взгляд путника, впервые попавшего в эти места, через каждые несколько миль замечает «академию» или какое-либо другое учебное заведение; а всевозможные цер¬ Перевод эпиграфов И. Гуровой. 461