Избранные труды. Норвежское общество
Шрифт:
Отмеченные характерные черты одаля имели своей основой тот способ ведения хозяйства, который был присущ норвежцам в раннее Средневековье. Они жили обособленными дворами, деревенское поселение не было распространено в силу специфических природных условий. Поэтому не происходило растворения большой семьи в сельской общине. Но указанные черты одаль сохранял на протяжении всего Средневековья. Изначальное соединение бонда с землею, можно сказать, нерасчлененность субъекта и объекта владения было столь сильно, что даже католическая церковь не сумела внедрить римское право в сферу землевладения в Норвегии и добиться свободы земельных дарений в свою пользу. Отчужденная земля (kaupa joro) оставалась в Норвегии чем-то неорганичным и противоречащим коренным правам населения. Одаль окончательно превратился в товар, в неограниченную частную собственность только в XVI11 и XIX вв.
Обращаясь теперь к рассмотрению англосаксонского фолькленда,
«Правды» Кента и Уэссекса, относящиеся к VII в., а также записи обычного права более позднего времени определенно говорят о сохранности родовых отношений, выражавшихся в уплате-получении вергель-да сородичами, о соприсяжничестве и некоторых иных формах поддержки, оказываемой члену родственной группы. Однако состав рода (или патронимии, у некоторых народов заменившей род при его распаде) остается неизвестным: указания памятников на этот счет весьма расплывчаты. Ничего не говорят они и о том, что сородичи вели совместное хозяйство. Во всех случаях, когда говорится о домохозяйстве, главой его является индивидуальный хозяин, и вряд ли можно сомневаться в том, что в действительности малая семья, входившая в земледельческую общину, вела уже обособленное производство.
Но как должен быть решен вопрос о большой семье? Существовала ли она у англосаксов в ранний период их истории? Прибегнем вновь к параллели с норвежскими социальными порядками той же эпохи.
С составом семейной общины у древних норвежцев мы знакомимся преимущественно по шкале уплаты вергельдов в областных судебниках, в которой из широкой массы сородичей выделяется более узкая и сплоченная группа так называемых visendr или baugamenn, участвующих в уплате и получении baugr, первого и основного платежа в счет вергельда. Baugr представлял собою золотое кольцо, в данном случае употреблявшееся вместо денег. В число baugamenn входили отец, сын, брат, дядя со стороны отца, сын этого дяди и его сын, внук, сын брата, иными словами — ближайшие родственники убийцы (или убитого) по мужской линии в трех поколениях, которые вместе с женщинами соответствующих степеней родства и составляли патриархальную семейную общину. Рассмотрим подобную же шкалу, определяющую порядок уплаты вергельда и состав его плательщиков у англосаксов. Она содержится в одной из юридических компиляций, датируемых приблизительно X в.12 Следует, однако, иметь в виду, что система уплаты вергельда была очень консервативна, поэтому можно предположить, что рассматриваемый нами документ отражает отношения, имевшие силу и в более раннее время. Предписания сходного содержания находим и в «Законах Эдмунда» (939—946 гг.) и в компиляции, названной после нормандского завоевания «Законами Генриха I»13.
В упомянутом памятнике X в., условно именуемом «О вергельдах», указывается, что убийца обязан представить поручителей, которые могли бы подтвердить его готовность уплатить вервельд. Две трети поручителей должны принадлежать к родственникам со стороны отца (faederenmaegoe) и одна треть — к родственникам со стороны матери (medrenmaegoe). После этого кровная месть запрещалась, устанавливался «королевский мир», в течение 21 дня следовало сделать первый взнос в счет уплаты вервельда — так называемый healsfang. Термин не ясен, комментаторы расходятся в его истолковании, но буквальный его перевод — «объятие», «кольцо на шее». Этот платеж, насколько можно судить по записям обычного права, взимался не только в виде первого взноса при уплате вервельда, но также и как штраф за тяжкие преступления; он упоминается уже в «Правдах» VII в.14
Далее в трактате «О вергельдах» читаем: «Healsfang полагается платить детям, братьям и дядьям со стороны отца; этот платеж не следует давать никому из родственников, кроме тех, кто в пределах колена»15. Таким образом, «колено» (cneow) — совокупность ближайших сородичей, имеющих наибольшие права на получение первого взноса в счет вервельда, противопоставляется «роду» (maego), члены которого в последующие сроки получали другие части вервельда. Подчеркиваемая здесь особая важность платежа healsfang, вносимого даже ранее штрафов в пользу короля, свидетельствует об особом положении родственников, входивших в «колено». Эту ближайшую группу, как мы видели, составляли дети убитого, его братья и дядья по отцу, т.е. опять-таки три поколения родственников по мужской линии. По-видимому, в период, когда складывался порядок уплаты вергельда, между перечисленными родственниками поддерживалась особенно близкая связь, более тесная и прочная, чем с другими членами рода.
По аналогии с явлениями, обнаруженными нами в Норвегии, можно высказать предположение,
что и в данном случае мы имеем дело с кругом родственников, составлявших патриархальную большую семью. Поскольку родичи входили в единую производственную и семейную организацию, счет родства начинался за пределами «колена». Аналогия с норвежской семейной общиной не исчерпывается сходством состава родственной группы, — она может быть продолжена; получаемая и соответственно уплачиваемая доля вервельда как у англосаксов, так и у норвежцев носит одинаковое наименование: «кольцо». Лишь эта группа особо выделяется как в древненорвежском, так и в древнеанглийском праве.Однако, в то время как у норвежцев семейная община проявила большую живучесть и продолжала долгое время вести совместное хозяйство, сохраняя общую собственность на землю, у англосаксов, насколько позволяют судить на этот счет скудные источники, положение было иным. Уже в VII в. семейной общины не существовало или, во всяком случае, она распадалась под напором новых отношений и долее не могла накладывать отпечаток своего влияния на право. Вследствие этого даже в наиболее ранних записях обычного права порядок наследования имущества свидетельствует о значительном развитии индивидуального начала.
Относительно правил наследования в Кенте титулы 79, 80 и 81 «Законов Этельберта» (начало VII в.) содержат следующие сведения. Женщина, родившая ребенка, имела право на половину имущества (scaet). При разводе, в случае если отец оставлял детей при себе, жена получала «долю ребенка». Эти слова можно понять так, что дети наследовали равными долями. Таким образом, наследниками выступали жена и дети хозяина. Наибольшие трудности представляет понимание титула 81: «Если она [жена] не родит детей, то пусть отцовская родня (faederingmagas) получит имущество (fioh) и утренний дар (morgengyfe)». Под «отцовской родней» могла подразумеваться родня покойного мужа со стороны его отца или отцовская родня женщины. Речь идет, по-видимому, об имуществе умершего домохозяина, лишенного прямых наследников, вследствие чего и бездетная жена не получала права на имущество мужа, достававшееся в этом случае его отцовской родне. Если же предположить, что имеется в виду родня жены, то тогда имущество последней, приобретенное в браке, доставалось сородичам со стороны ее отца16.
Из этих постановлений следует, что если индивидуальная семья и вела самостоятельное хозяйство, то в имущественном отношении она отнюдь еще не выделилась окончательно из более широкой организации сородичей, предъявлявших свои права при отсутствии прямых наследников — детей. Можно предположить, что индивидуальная семья находилась пока на стадии выделения из большой семьи: хозяйство она вела уже обособленно, но право собственности на имущество, которым она пользовалась, еще сохранялось за сородичами. Возможность такого переходного состояния полностью подтверждается древненорвежским правом, согласно которому мог произойти раздел земельного владения большой семьи и вместе с тем право одаля по-прежнему сохранялось за всеми ее членами.
Наше предположение, как кажется, находит себе дальнейшее подтверждение при знакомстве с постановлениями англосаксонских «Правд», говорящими о назначении опекуна над имуществом несовершеннолетних сирот. В кентских «Законах Хлотаря и Эдрика» сказано: «Если глава семьи (сеогі) умрет, оставив жену и ребенка, то пусть ребенок останется у матери, а из отцовской родни (his faederingmagum) должен добровольно вызваться опекун, обязанный сохранять имущество (feoh) до тех пор, пока ему не исполнится 10 зим»17. Точно так же и в уэссекских «Законах Инэ» предписывается, что в случае смерти кэрла — хозяина дома его жена берет на себя воспитание их ребенка, а родственникам вменяется в обязанность давать ей средства на его содержание, корову на лето, быка на зиму и охранять владение (frumstol), пока ребенок не подрастет18. Вероятно, до совершеннолетия ребенка имущество находилось в руках сородичей его отца, которые, как мы уже знаем, наследовали ему при отсутствии у него детей.
Приведенные выше постановления «Законов Этельберта» не дают полной картины того, каков был порядок перехода имущества после смерти владельца (в отличие от норвежских судебников, чрезвычайно подробных на этот счет); правила наследования, действовавшие в Уэссексе, вообще не зафиксированы. Поэтому нам приходится ограничиться теми немногими наблюдениями, которые еще позволяют сделать имеющиеся тексты. Можно отметить, в частности, что в них, повидимому, под наследником подразумевается ребенок мужского пола. В самом деле, хотя везде говорится «ребенок» (Ьеогп) в среднем роде, однако в титуле 6 «Законов Хлотаря и Эдрика» читаем: «пока он (he) не достигнет десяти лет». Поскольку срок опеки над ребенком истекал, согласно этим постановлениям, с достижением им совершеннолетия, имелся в виду, очевидно, мальчик — в противном случае предусматривался бы (в качестве акта, завершающего опеку) выход дочери замуж19. Позднее, в латинском переводе «Законов Инэ», термин «дитя» в титуле 38 был передан словом «puer».