Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
Скотт Кимберли впервые увидел ее ноябрьским вечером в клубе. Хозяйка дома, в котором он гостил, сообщила ему, что Йенси — «изысканная красотка», и он не мог не согласиться с этим. С тонкой чувствительностью, удивительной для юноши двадцати пяти лет, он уклонился от того, чтобы быть представленным девушке немедленно, решив спокойно понаблюдать за ней часок, наполненный фантазиями, и посмаковать удовольствие или утрату иллюзий, слушая ее речи под конец захмелевшего вечера.
— Она до сих не оправилась от разочарования, не встретившись с принцем Уэльским, когда тот путешествовал по стране, — заметила миссис Оррин Роджерс, поймав его взгляд. — По крайней
32
Сын короля Георга V, один из самых желанных холостяков в 1920-е гг.
— Кем? — вдруг спросил Скотт.
— Да принцем Уэльским.
— Кто обклеил стены?
— Да она же — Йенси Боумен, девушка, которую вы назвали привлекательной.
— Выше определенного уровня привлекательности все девушки привлекательны одинаково.
— Полагаю, вы правы.
Тональность голоса миссис Роджерс чуть изменилась. Она никогда в жизни не понимала обобщений, пока те не становились привычными ее слуху из-за постоянных повторений.
— Поболтаем о ней, — предложил Скотт.
С притворно-укоризненным смешком миссис Роджерс согласилась позлословить.
Танцы были в разгаре. Оркестр низвергал слабый водопад музыки в уютную комнату под зелеными фонарями, и две удачливые пары, в этот вечер представленные местным молодняком, мирно вплывали в вечность, подчиняясь ее ритму. Только несколько бесхозных кавалеров уныло топтались в дверном проеме, и внимательный взгляд мог бы отметить, что зрелище это далеко не так весело и беззаботно, как хотелось бы. Эти парни и девушки знали друг друга с детства, и, хотя некоторые женитьбы уже затевались в бальном зале и в тот вечер, это были помолвки в своей среде, браки от безысходности или даже просто от скуки.
Связям этим не хватало живости романов между семнадцатилетними, вспыхивавших в короткие искристые праздники. А здесь, думал Скотт, пока его взор уже привычно высматривал Йенси, происходит спаривание выпавших в осадок, невзрачных, скучных, не прижившихся в обществе. Это соединение вызывалось одинаковым побуждением, возможно ради более пленительной судьбы, но при этом не столь прекрасной и менее юной. Скотт и сам казался себе глубоким стариком.
Но одно лицо в толпе не поддавалось его обобщениям. Когда его взгляд отыскал среди танцующих Йенси Боумен, Скотт почувствовал себя гораздо моложе. Она была воплощением всего, что не возродилось на этих танцах, — элегантной юности, заносчивой, ленивой свежести и красоты, печальной и бренной, как сон. Ее кавалер, парень с характерной красной физиономией, испещренной белыми полосками, словно его отхлестали по щекам на морозе, не вызывал у Йенси особого интереса, ее меланхоличный взгляд рассеянно скользил по комнате, выхватывая то лицо, то наряд.
— Темно-синие глаза, — сказал Скотт, обращаясь к миссис Роджерс, — не знаю, выражают ли они что-нибудь еще, кроме того, что они прекрасны, но этот нос, верхняя губа и подбородок определенно аристократичны… если такое понятие еще существует, — добавил он примирительно.
— О, она весьма аристократична, — согласилась миссис Роджерс. — Ее дед был сенатором или губернатором, или что-то в этом роде, в одном из южных штатов. Отец тоже выглядит как аристократ. О да, оба весьма аристократичны, они явно
аристократы.— Но она кажется ленивой.
Скотт наблюдал, как желтое платье вынырнуло и снова погрузилось в поток танцоров.
— Двигается словно нехотя. Даже странно, что танцует так хорошо. Она обручена? А кто это все время ее перехватывает, вон тот парень, что залихватски заткнул галстук за воротник и щеголяет потрясающими косыми карманами?
Скотта до того раздражала настойчивость молодого человека, что его сарказм прорвал кольцо беспристрастности.
— Ах этот, — миссис Роджерс наклонилась, кончик языка чуть высунулся, — этот юноша О’Рурк. Он от своего не отступится, я уверена.
— А я уверен, — вдруг сказал Скотт, — что вам придется представить меня, если она случайно окажется рядом, когда доиграет музыка.
Они встали и принялись высматривать Йенси — миссис Роджерс, маленькая, толстеющая, нервная, и кузен ее мужа Скотт Кимберли — брюнет, чуть ниже среднего роста.
Скотт был сирота, унаследовавший полмиллиона, и причин для присутствия его в этом городишке было не больше, чем если бы он отстал от поезда.
Они искали Йенси еще несколько минут — и напрасно. Желтого платья чарующе медлительной Йенси больше нигде не было видно.
Часы показывали половину одиннадцатого.
II
— Добрый вечер, — поздоровался отец, и язык его к этому часу уже слегка заплетался. — Кажется, это становится… входит в привычку.
Они стояли у боковой лестницы, и через его плечо Йенси видела сквозь стеклянную дверь, как с полудюжины мужчин сгрудились у стола в хорошо знакомом ей расположении духа.
— Не хочешь ли пойти и поглядеть чуть-чуть? — предложила она с улыбкой, изображая непринужденность, которой и в помине не было.
— Спасибо, только не сегодня.
Отцовская степенность была слишком подчеркнутой, чтобы кого-то убедить.
— Ну на минуточку, — настаивала она, — здесь все собрались, и я хотела бы знать, что ты думаешь об одном человеке. — Не самое лучшее, но единственное, что пришло ей в голову.
— Я совершенно убежден, что там нет ничего, что могло бы меня заинтересовать, — сказал Том Боумен решительно. — Я з-заметил, что по какой-то безумной причине меня всегда удаляют с поля и полчаса выдерживают на скамейке штрафников, будто я за себя не отвечаю.
— Я всего лишь попросила побыть со мной несколько минут.
— Очень заботливо, без сомнения, но я крайне вовлечен в сегодняшнюю дис-куссию.
— Ну, пойдем, папа!
Йенси вкрадчиво просунула ладонь под локоть отца, но он легко высвободился, приподняв руку:
— Извини, не получится.
— Вот что, — предложила она, скрывая, что раздражена затянувшимся спором, — ты зайдешь, глянешь один разок, и, если станет скучно, ты… ты сразу вернешься.
Он покачал головой:
— Нет, благодарю.
Затем без лишних слов он вернулся в бар. Йенси снова пошла в бальный зал.
Проходя мимо шеренги ничьих кавалеров, она мельком взглянула на них и, быстро выбрав одного, прошептала:
— Потанцуешь со мной, Карти? Мой партнер сбежал.
— С радостью, — искренне ответил Карти.
— Ты очень любезен.
— Я? Это ты любезна, я полагаю.
Она посмотрела сквозь него. Разговор с отцом ее взбесил. На следующее утро за завтраком она будет источать пробирающий до костей холод, но сегодня ей оставалось только ждать, надеясь, что в худшем случае он хотя бы не выйдет из бара до окончания танцев.