Издержки хорошего воспитания

Миссис Роджерс, соседка Боуменов, неожиданно появилась рядом в сопровождении незнакомого молодого человека.

— Йенси, позволь представить тебе мистера Кимберли, — светски улыбаясь, сказала миссис Роджерс. — Мистер Кимберли проводит у нас выходные, и я хочу познакомить его именно с тобой.

— Какой блеск, — промурлыкала Йенси с ленивым безразличием.

Мистер Кимберли пригласил мисс Боумен на танец, и мисс Боумен бесстрастно приняла приглашение. Заученным движением они соединили руки и отдались ритму барабана.

И в тот же миг Скотту привиделось, что и зал, и танцующие пары вокруг них превратились в малозначительный фон. Банальные люстры, ритм музыки — парафраз на темы парафраза; лица множества девушек, хорошеньких, невзрачных и уродливых, слились в безликую массу, как если бы они существовали только на сетчатке сонных глаз Йенси или на ее порхающих ножках.

— Я наблюдал за вами, — начал Скотт без обиняков, — мне показалось, что вы скучаете.

— Скучаю?

Ее темно-синие глаза обнажили приграничную полосу хрупких радужек, раскрывшись с нежной имитацией интереса.

— Убиться можно! — добавила она.

Скотт засмеялся. Она использовала сомнительные слова без улыбки, без малейшего намека на шутливую интонацию. Он и раньше частенько слышал модные словечки: «шик», «блеск», «красота», но никогда вот так — без малейшего намека на смысл. В устах этой меланхоличной красавицы словечки звучали невыразимо чарующе.

Танец кончился. Йенси и Скотт направились к дивану у стены, но завладеть им не успели: раздался визгливый смех и дюжая девица, волоча в кильватере смущенного юношу, пронеслась мимо них и плюхнулась на диван.

— Какое нахальство, — заметила Йенси.

— Я полагаю, это ее привилегия.

— Девушка с такими лодыжками не заслуживает привилегий.

Они неловко примостились на жестких стульях.

— Откуда вы? — вежливо и безразлично спросила она Скотта.

— Из Нью-Йорка.

Проникнувшись услышанным, Йенси соблаговолила уделить собеседнику лучшую часть десятисекундного взгляда.

— Что это за джентльмен в невидимом галстуке, — резко спросил Скотт, чтобы привлечь к себе внимание, — который так закрутил вас? Я глаз от него не мог оторвать. Его личность так же забавна, как его галантерея?

— Не знаю, — ответила она, растягивая слова, — мы помолвлены всего неделю.

— О боже! — воскликнул Скотт, вспотев до самых ресниц. — Прошу меня простить, я не…

— Я пошутила, — перебила она его, задохнувшись смехом, — хотела посмотреть, что вы на это скажете.

Они посмеялись, и Йенси продолжала:

— Ни с кем я не помолвлена. Увы, я до ужаса непопулярна. — Неизменная тягучая интонация, тот же томный голос забавно противоречили смыслу сказанного. — Никто не возьмет меня замуж.

— Как трогательно!

— В самом деле, — прошелестела она, — чтобы выжить, я все время должна слышать комплименты, но никто больше не считает меня привлекательной, и вот я их больше не слышу.

Скотт редко так удивлялся.

— Отчего же, вы ведь прелестное дитя! — возопил он. — Бьюсь об заклад, что с утра до вечера вы слышите одни комплименты!

— Конечно слышу, — отвечала она с нескрываемым удовольствием, — но только если сама напрошусь на них.

«Всегда одно и то же», — думала она, поглядывая вокруг с непривычным для нее пессимизмом. Парни — кто трезв, кто навеселе, все те же старушки, сидящие вдоль стены, а рядом — одна или две девушки, уже оттанцевавшие свое здесь прошлым летом.

Йенси достигла возраста, когда подобные танцы в загородном клубе уже кажутся едва ли не полным идиотизмом. Картина обворожительного карнавала, где сверкающие драгоценностями безупречные девушки, накрашенные в пределах приличий, дабы предъявить себя восхитительным незнакомцам, — эта картина поблекла и съежилась до размеров небольшого зала, где намерения нескрываемы и почти непристойны, а поражения так явственны.

Всего-то за несколько лет! Даже танцы вряд ли изменились хоть на одну оборку в платье или один новый кульбит, фигурально выражаясь.

Йенси была готова к замужеству.

Пока дюжина фраз вертелась на языке Скотта Кимберли, появилась миссис Роджерс и перебила их с виноватым видом:

— Йенси, позвонил мой шофер и сообщил, что машина сломалась. Не найдется ли место в вашей? Если это может причинить малейшее неудобство, даже не стесняйтесь отказать…

— Я уверена, что папа будет очень рад. Там достаточно места, потому что я приехала на другой машине.

Интересно, думала она, будет ли отец к полуночи иметь презентабельный вид? Машину он мог вести в любом состоянии, и, кроме того, те, кто просит подвезти, обычно не привередничают.

— Это будет прелестно, благодарю вас, — сказала миссис Роджерс.

Затем, поскольку она уже миновала игривую пору «за тридцать», когда женщины еще думают, что вполне persona grata [33] в кругу молодежи, и вступила в пору «сорок с хвостиком», когда собственные дети тактично убеждают их в обратном, миссис Роджерс сочла своим долгом удалиться. Тотчас же заиграла музыка, и юноша-горемыка с белыми полосками на лице возник перед Йенси. А перед самым-самым концом следующего танца Скотт Кимберли перехватил ее снова.

33

Желательное лицо (лат.).

— Я вернулся, — начал он, — чтобы сообщить вам, что вы прекрасны.

— Вовсе нет, — ответила она, — и вы всем это говорите.

Музыка со всем жаром рванула к финалу, и они удобно устроились на диване.

— Это впервые за три года, — сказал Скотт.

Откуда возникла эта цифра, он не знал, но почему-то она оказалась убедительной для обоих. Ее любопытство зашевелилось. Она его уже изучала. Она подвергла его ленивому допросу, начав с родственных отношений с Роджерсами и закончив подробным описанием его нью-йоркской квартиры.

— Я хочу жить в Нью-Йорке, — говорила она ему, — на Парк-авеню, в одном из тех изумительных белых домов, где квартиры в двенадцать просторных комнат, а оплата — целое состояние.

— Да, и я хочу того же, когда женюсь. Парк-авеню — я считаю ее одной из красивейших улиц в мире, и скорее всего, потому, что там нет этих паршивых парков, из-за которых город кажется фальшивым предместьем.

— Верно, — согласилась Йенси. — Так или иначе, мы с отцом бываем в Нью-Йорке по три раза в году. И всегда останавливаемся в «Рице».